Шпион федерального значения - Ильин Андрей (читать книги без txt) 📗
К чему можно прибавить триста вагонов, которые находятся в армейском резерве и техническое состояние которых неизвестно…
Но в любом случае ни о каких тысячах вагонов речь идти не может! Неоткуда им взяться! Только если волевым решением отменять в стране железнодорожное пассажирское сообщение, отмобилизовывая на нужды депортации весь подвижной состав!
А ведь транспорт — это еще не все! Просто привезти из пункта А в пункты Б целый народ мало, его еще нужно как-то разместить! А это двадцать тысяч сборных домов, или четыре тысячи щитовых казарм, или пятьдесят тысяч палаток, где гражданскому населению придется жить по армейским нормам, отдыхая на двухъярусных койках, которых потребуется без малого четыреста тысяч!
И нужно эти коттеджные городки, казармы и палаточные лагеря обнести заборами из колючей проволоки, развесить прожектора, которые запитать от передвижных электростанций, и поставить вышки, куда посадить солдат. А для солдат изыскать еще три тысячи палаток и двадцать тысяч коек!..
И сколько на все на это понадобится финансовых средств: на строительство новых железнодорожных веток, укрепление мостов, ремонт вагонов, горючку для автобусов, грузовиков и танков, выплату денежного довольствия войскам, на палатки, казармы и патроны, на питание и медикаменты, оборудование отхожих мест, подвоз воды, захоронение погибших и умерших, пропагандистскую, которая будет прикрывать депортацию, кампанию?..
И откуда такие деньги взять?!
Нет в стране таких денег!..
Да, крепкий мужик был Иосиф Виссарионыч, если не брать во внимание его скверный характер. Могуча была страна, которая, несмотря на военное время, смогла изыскать людей, машины, составы, паровозы, горючку… — если, конечно, оставлять за скобками вопросы морали и нравственности, если говорить только о технической стороне вопроса…
Не та стала страна…
Не те руководители…
Не то время…
И в качестве итога проведенной работы, на самом последнем листе пятисотстраничного сценария — краткие выводы.
«…В настоящий момент депортация населения Чечни представляется сомнительной по причине недостаточности требуемых для осуществления комплекса связанных с этим мероприятий, финансовых и технических ресурсов…»
А про сожженные деревни, покалеченных солдат, человеческие страдания, слезы и смерти там ничего нет… Потому что политика должна руководствоваться не слезами и страданиями, а политической целесообразностью. Которая требует возможно более быстрого и максимально дешевого варианта разрешения кавказской проблемы. Потому что отсутствие решения чревато новыми смертями, страданиями, слезами и невосполнимыми материальными и нравственными потерями с обеих сторон.
Такой вот, изо всех сил затянутый с обеих сторон веревки, узел… Кавказский узел…
Глава 14
После гибели мужа жизнь Фатимы Мерзоевой изменилась в корне. Магомеда убили в Москве и даже тела его не выдали. Родственников у него не было, потому что он был русским солдатом, взятым в плен и принявшим ислам, и, значит, на их помощь рассчитывать не приходилось. А своих родственников у Фатимы почти не осталось. Отец с матерью умерли, а братья пропали на войне.
Ее потому и сосватали за бывшего русского, что никто другой на нее не позарился бы. Теперь она осталась совсем одна. Ребенка, которого Фатима носила в себе, она тоже не сберегла, ребенка она скинула после того, как русские обстреляли их деревню и ее завалило обломками дома. Больше она родить не могла и к тому же осталась хромой, так как рухнувшая балка перебила ей ногу. Кому такая нужна?
Первое время ее кормили соседи, которым она помогала по хозяйству, а потом приютил дальний родственник, живший в соседней деревне. Но жизнь у него была не сахар. Чеченская женщина, которую некому защитить, бесправна и всеми презираема. Она работает на самой черной, от которой не может отказаться, работе, ютится где придется, ест что попало, ее можно обидеть, ударить или даже взять силой. За нее никто не вступится, ей никто не поможет.
— Прибери в доме, — требовал родственник. И она молчаливо и покорно шла прибираться в доме, стараясь не попадаться на глаза его женам.
— Постирай!
И тут же в ее сторону летела грязная, в комьях глины одежда, которую она, обдирая пальцы, полоскала в ледяной воде горного ручья.
— Иди сюда!
Она шла. Родственник валил ее на кровать, задирал подол и, «употребив», вышвыривал вон! После чего жены смотрели на нее волчицами и всячески пакостили.
Но уйти ей было некуда, а протестовать — невозможно. Не может чеченская женщина перечить чеченскому мужчине! Может только другой мужчина — ее муж, ее отец, ее братья. Которых нет!
Однажды в дом пришли гости. Все они были в полевой форме с оружием, все пахли землей, порохом и потом. Они долго ели, пили и разговаривали. Конечно, пить истинным правоверным мусульманам нельзя, но как не пить, если они еще десять лет назад были атеистами и были пьющими? Как не выпить после того, как живыми, считай, с того света выбрались, потеряв треть отряда? Вот и пили. Ничего — Аллах милосерден, он простит!
Гости пили, присматриваясь к прислуживавшей им Фатиме. К женам хозяина дома, уважая его и обычаи своего народа, не присматривались. За них, если что, придется ответ держать. А Фатима, хоть и была хромонога и мрачна, — была ничего себе.
Гости, все как один, были молодыми, крепкими мужиками, которые четыре недели просидели в лесах, света белого не видя. И уж тем более женщин! Вот и смотрели. Жадно, глаз не отрывая. Понять их можно было: все, что они недоедят, недопьют и недолюбят сегодня, завтра, возможно, допить, доесть и долюбить уже не удастся. Завтра их в живых может не быть, завтра им где-нибудь, с развороченными животами, с вывалившимися наружу внутренностями, мертвыми валяться! Значит, сегодня, пока жив, надо брать от жизни все, что возможно…
Мужики, они хоть русские, хоть чеченцы, хоть папуасы, они один черт мужики — которые своего не упустят!
Когда Фатима проходила мимо своего сидящего во главе стола родственника, он поймал ее за руку и притянул к себе.
— Поди в ту комнату, — приказал он.
Она пошла, села на краешек старой, с железными завитушками и медными шарами кровати и стала ждать.
Чего? Того, что будет.
В комнату вошел возбужденный едой, алкоголем и запахом женщины гость. Несколько мгновений он стоял на пороге, привыкая к темноте и жадно оглядываясь по сторонам. Потом рассмотрел окно, кровать и темную фигуру покорно сидящей на ней женщины. К которой сделал шаг…
Он с ней не заигрывал и не разговаривал — с такими не разговаривают. Он подошел к кровати, расстегнул штаны и, сильно толкнув женщину в грудь, уронил ее на спину, тут же навалившись сверху. Он елозил по ней, тяжело дыша и мало заботясь о том, будет ли ей приятно. Женщины рождаются не для того, чтобы им было приятно, для того, чтобы было приятно мужчине! И чтобы рожать им детей — мальчиков!
Гость захрипел, задергался, но с женщины не слез, продолжив свое дело. Он больше месяца женщины не видел!
Через полчаса, утолив свою животную страсть, гость встал с кровати.
— Иди вымойся, — приказал он, застегивая штаны.
Она пошла к реке, где вымылась. И вернулась назад. Потому что понимала, что ничего еще не кончилось. Она сидела на краешке кровати, закутавшись в темное покрывало, и даже не плакала. Чеченские женщины не плачут.
На пороге появился еще один гость. Который был такой же, как первый, который ничего не говорил, предпочитая действовать.
Ее снова пихнули в грудь и снова навалились всей массой тела, вжимая в жалобно скрипнувшие пружины…
Не шевелясь, боясь вскрикнуть и даже дышать, она терпеливо ждала, когда все кончится. Больше она ничего не могла сделать.
Если бы она сопротивлялась — кричала, протестовала, ее бы избили. Кусалась — избили бы до полусмерти, переломав ребра. Если бы нанесла насильнику увечье — убили и выбросили мертвое тело в реку. И никто бы их за это не осудил.
