Историк - Костова Элизабет (читать онлайн полную книгу txt) 📗
— Вы вполне уверены, что гробница была пуста? — Тургут уже задавал этот вопрос, но, видимо, не смог удержаться от повторения.
— Совершенно уверены. — Я оглянулся на Элен. — В чем мы не уверены, так это в том, что услышанный нами звук был произведен убегающим Дракулой. Снаружи к тому времени, вероятно, совсем стемнело, и он мог свободно передвигаться.
— И менять облик, если легенды не лгут, — вздохнул Тургут. — Проклятие его глазам! Вы едва не поймали его, друзья мои. Стража Полумесяца за пять веков существования ни разу не была так близка к успеху. Я невероятно рад, что вы уцелели, но ужасно огорчен, что вам не удалось его уничтожить.
— Как вы думаете, куда он мог направиться? — Элен подалась вперед, глаза ее потемнели.
Тургут погладил подбородок.
— Понятия не имею, дорогая моя. Он способен перемещаться быстро и на большие расстояния, но я представления не имею, какое место он мог избрать. Уверен, такое же древнее, тайное убежище, не потревоженное веками. Несомненно, изгнание из Светы Георгия — тяжелый удар для него, но Дракула не может не понимать, что теперь его не оставят без охраны. Я отдал бы правую руку, лишь бы узнать, остался он в Болгарии или покинул страну. Думаю, границы и политические разногласия для него не преграда.
Доброе лицо Тургута непривычно омрачилось.
— Вы не думаете, что он последует за нами? — Элен спросила это очень просто, но что-то в наклоне ее плеч подсказало мне, с каким трудом далась ей эта простота.
Тургут покачал головой.
— Надеюсь, нет, мадам профессор. Подозреваю, что у него есть причины опасаться вас обоих. Ведь вы настигли его в убежище, которое никому не удавалось открыть.
Элен молчала, и мне не понравилось сомнение в ее глазах. И Селим Аксой, и миссис Бора с особой нежностью поглядывали на нее. Мне подумалось, что они дивятся, как мог я позволить девушке ввязаться в такую опасную авантюру, пусть даже нам и удалось выйти из нее живыми.
Тургут повернулся ко мне.
— Я искренне огорчен судьбой вашего друга Росси. Жаль, что мне не удалось познакомиться с ним.
— А я уверен, что вы понравились бы друг другу, — искренне сказал я, взяв Элен за руку.
Каждый раз при имени Росси глаза у нее влажнели, и теперь она отвела взгляд, чтобы скрыть их блеск.
— И с профессором Стойчевым я бы с удовольствием познакомился. — Тургут вздохнул и отставил чашку на медный столик.
— Это было бы замечательно, — улыбнулся я, представив, как эти двое обмениваются мнениями. — Каждый из вас узнал бы много нового об Оттоманской империи и средневековых Балканах. Может, когда-нибудь вам и удастся встретиться.
Тургут покачал головой.
— Не думаю. Барьер между нами высок и колюч — как и прежде, между царем и пашой. Но если вам случится увидеть его или вы будете ему писать, обязательно передайте ему мое почтение.
Я с радостью пообещал.
Селим Аксой обратился к Тургуту с просьбой задать вопрос, и тот серьезно выслушал его.
— Мы хотели бы знать, — сказал он затем нам, — не удалось ли вам, среди хаоса и опасностей, увидеть книгу, о которой успел сказать вам профессор Росси, — кажется, «Житие святого Георгия», да? Что, болгары забрали ее в Софийский университет?
Элен умела иногда рассмеяться совсем по-девчоночьи, и я едва удержался, чтобы не расцеловать ее при всех. С минуты, когда мы покинули гробницу Росси, она редко улыбалась.
— Книга сейчас у меня в портфеле, — объяснил я ее смех. Тургут так опешил, что только минуту спустя вспомнил о своих обязанностях переводчика.
— И как же она туда попала?
Элен молча улыбалась, так что объяснять пришлось мне:
— Я сам вспомнил о ней, только когда мы оказались в номере софийской гостиницы.
Нет, полной правды я рассказать не мог, и пришлось изобрести приличный вариант ее.
А настоящая правда состояла в том, что, когда нас наконец на десять минут оставили наедине в комнате Элен, я первым делом обнял ее и целовал ее продымленные волосы, прижимал к себе, чувствуя сквозь ткань перепачканной одежды ее тело как часть своего — платоновскую недостающую половинку, подумалось мне, — и, кроме потрясающего счастья быть живым, прижимать ее к себе, чувствовать ее дыхание на своей шее, ощутил какую-то необъяснимую неправильность в ее теле, какой-то твердый выступ на нем. Я отстранился и пристально взглянул на нее. Элен приложила палец к губам, напоминая: комната, скорее всего, прослушивается.
И тут же она направила мои руки к пуговицам своей блузки, ставшей грязной и мятой после наших приключений. Не позволяя себе задуматься, я расстегнул и стянул ее. Я уже говорил, что в те времена женское нижнее белье было гораздо сложнее нынешнего, с множеством потайных проволочек, крючков и странных принадлежностей — настоящая внутренняя броня. Под ней, завернутая в носовой платок и согретая теплом тела Элен, была книга: не огромный том, представившийся мне, когда я слушал Росси, а томик не больше моей ладони. Деревянный, обтянутый кожей переплет был щедро позолочен и усажен изумрудами, рубинами, сапфирами, лазурью, прекрасными жемчужинами — словно миниатюрное звездное небо, усыпанное самоцветами, ради того чтобы почтить лик святого, помещенный в центре. Тонкие византийские черты древнего портрета выглядели так, словно были написаны не далее как на прошлой неделе, а расширенные, грустные глаза, прощающие дракона, будто следили за мной. Над ними тонкими дугами поднимались брови, нос был прямым и длинным, а рот — горестно суров. Портрет поражал объемностью, полнотой, реализмом, каких я не видел прежде в византийских картинах. Он казался скорее римской древностью. Если бы я не был уже влюблен, то сказал бы, что это самое прекрасное из виденных мною лиц: человеческое и в то же время небесное — или небесное, но также и человеческое. По вороту одеяния шли тонко выписанные слова.
— Греческий, — сказала Элен, почти прижавшись губами к моему уху. — Святой Георгий.
Под крышкой переплета маленькие листки пергамента на диво хорошо сохранились. Каждый был исписан тонким средневековым шрифтом, тоже по-гречески. Здесь и там были богатые вставные иллюстрации: святой Георгий вонзает копье в пасть корчащегося дракона на глазах множества вельмож; святой Георгий получает из рук Христа, склонившегося к нему с небесного престола, маленький золотой венчик; святой Георгий на смертном одре, оплакиваемый багрянокрылыми ангелами. На каждой вставке поражало взгляд множество миниатюрных подробностей. Элен кивнула и, снова в самое ухо мне, выдохнула:
— Я не специалист, но думаю, книга сделана по заказу императора Константинополя — какого именно, определят позже. Вот и печать императоров.
И верно, на обороте первого листа был нарисован двуглавый орел: птица, глядящая назад, в царственное прошлое Византии, и вперед, в ее безграничное будущее. Остроты орлиного взгляда не хватило, чтобы предвидеть, как развалится империя под ударами дерзких неверных.
— Значит, датируется не позже первой половины пятнадцатого века, — шепнул я в ответ. — До завоевания.
— Ну, я думаю, намного старше, — шепча, Элен тронула пальцем печать. — Отец… отец сказал, книга очень старая. И, видишь, здесь девиз Константина Порфирородного. Он царствовал… — она перелистала мысленное досье, — в первой половине десятого века. Еще до основания Бачковского монастыря. Орла, должно быть, добавили позже.
Я еле слышно выдохнул слова:
— Ты хочешь сказать, ей больше тысячи лет?
Бережно держа книгу в ладонях, я присел на край кровати рядом с Элен. Никто из нас не издал ни звука: мы переговаривались только глазами.
— Сохранность почти идеальная. И ты надеешься контрабандой вывезти ее из Болгарии? Элен, — взглядом сказал я, — ты сошла с ума. И как насчет того обстоятельства, что эта вещь принадлежит болгарскому народу?
Она поцеловала меня, взяла книжечку у меня из рук и открыла на первой странице.
— Это подарок моего отца, — прошептала она.
На внутренней стороне передней доски переплета был длинный кожаный карман, и в него она осторожно запустила пальцы.
