Черная Луна - Маркеев Олег Георгиевич (читаем книги бесплатно .txt) 📗
— Полюбуйтесь. — Мастер ловко провел щеткой по тому, что осталось на голове, вспугнув невеселые мысли. Белов посмотрел в зеркало и удовлетворенно кивнул. — Я бы еще побрил, но вы же знаете, как только появился этот СПИД, так нам сразу запретили брить клиентов. Я вам так скажу, только меня заставили расписаться под этим приказом в нашей Службе быта, я понял, что нормальный человек уже ни от чего не застрахован. Сейчас они мне доказывают, что если не колоться грязным шприцом и пользоваться презервативом, то можно спать спокойно. Ха! Я тогда уже знал, что все дело в крови. А кровь она у всех — кровь. Значит, опять из-за каких-то извращенцев будут умирать порядочные люди. — Старик почесал большой нос, чуть скосил глаза. — Вы скажете, тоже мне новость. Согласен, но мне от этого не легче! Или вам не было приятно, когда вам грели лицо горячим полотенцем, накладывали теплую пену и брили так, как вы сами никогда не побреетесь? По глазам вижу, что приятно. Чтобы вы знали, мне тоже доставляла радость эта работа. А теперь что я вижу? Все ходят плохо побритые и хорошо порезанные. А эти, которые разносят эту заразу, преспокойно танцуют в телевизоре!
— Жизнь изменилась, но не в лучшую сторону, — вздохнул Белов, пряча улыбку.
— Вы, я вижу, умный человек. Но почему вы называете это жизнью? — Старик пожал острыми плечами. — Лично я живу на чистом любопытстве. Мне хочется досмотреть, чем это все кончится.
— Вы читали Нострадамуса? — спросил Белов, чтобы поддержать разговор.
— Из всего, что написал этот человек, мне понравилось только одно. Старик пощелкал ножницами над макушкой Белова. — «Не надейтесь на правительство, в дни кризиса оно станет первой его жертвой». Как вам это?
— Здорово! — Белов с интересом взглянул на отражение мастера в зеркале. Тот смотрел Белову в глаза.
— После такой фразы детали в его книге меня уже не интересуют. — Старик опустил взгляд, принялся смахивать волоски с шеи Белова. — Между прочим, Нострадамус был аидом. Для кого-то это все запутывает, а по мне, наоборот, все становится на свои места.
Для Белова, не один год отработавшего в контрразведке на «израильской линии», эта информация была новостью. «Впрочем, чему удивляться, когда работаешь против двухтысячелетий истории. Сколько ни изучай, всего не узнаешь», — резонно заключил он.
— А разве это что-то определяет? — задал он вопрос по профессиональной привычке тянуть информацию до конца. Чутье подсказывало, разговор вильнул в эту сторону не зря.
— Как вам сказать… В сорок седьмом году это на десять лет определило мое место жительства. И многое другое, что было после.
Белов посмотрел в зеркало и вновь встретился с пристальным взглядом старого мастера. Показалось, тот внимательно рассматривает лицо Белова.
— Что-то не так? — Белов всмотрелся в свое отражение. Короткая стрижка открыла хорошо вылепленный череп. Заметнее стали черные густые брови и широко посаженные темные глаза. Крупный нос с едва заметной горбинкой: результат увлечения боксом. Хорошо очерченные крупные губы.
— Все в порядке. Можете быть уверены. — Мастер растянул в улыбке блеклые губы.
Белов сначала поразился догадке, а потом увидел, что даже выражение глаз у них одинаковое; мудрая усталость.
— Может, освежить? — Старик смахнул с его плеч застиранную простыню.
«Сейчас еще „Шипром“ побрызгает, с него станет!» — с испугом подумал Белов и встал с кресла.
— Не надо. Прекрасная работа. — Он провел ладонью по голове. Жесткий ворс приятно покалывал кожу. — Вы настоящий мастер!
Старик полыценно хмыкнул, спрятал в карман халата протянутую Беловым купюру.
— Скажите это тем, кто хочет закрыть это заведение, — пробормотал он, отвернувшись к столику. Принялся перекладывать инструменты.
Белов посмотрел на свое отражение в полный рост. Крепкое тело под майкой, мощные руки, лицо посвежело. Мужчина в полном расцвете лет,
«Если забыть о таблетках в кармане, ФСБ на „хвосте“ и фугасах, — поправил себя Белов. — Не хорохорься, долго не протянешь».
Все время, сидя в кресле, он гонял в голове различные варианты, но даже при самом благополучном раскладе получалось, что больше двух суток ему бегать не дадут.
— Вы, кстати, видели этот круг? — Старик указал на пол.
Белов еще в первый визит восемь лет назад обратил внимание на вытоптанный на полу круг. Краска стерлась от многолетнего хождения вокруг кресла.
— Я специально не позволяю его закрашивать. Почему, сам не знаю! — Старик сунул руки в карманы. — Может быть оттого, что если размотать этот круг, как веревку, то ею можно не один раз обернуть земной шар. Я смотрю и думаю, стоит ли так далеко ходить, если можно, не сходя с этого места, встретить не меньше интересных людей?
— Пожалуй, вы правы.
— Знаете. — Старик прищурил один глаз. — Вы захотели быть похожим на этих крутых ребят, которым нужны только денег пачка, дорогая тачка, а в ней красивая телка. Конечно, это ваше дело, клиент всегда прав. Но хочу вам заметить, вряд ли у вас получится. Есть в вас что-то такое, я не знаю, как это назвать, но от этого самым крутым ребятам захочется бегать перед вами на цирлах и ловить каждое ваше слово. И вам не придется для этого ничего делать, просто посмотреть так, как вы иногда смотрите. Можете мне верить, у меня была возможность посмотреть на людей не только здесь. Это было давно, но такие уроки не забываются.
Белов бросил взгляд в зеркало.
«Может, действительно опер от уголовника отличается только одним положительным зарядом, а мыслят и действуют одинаково, — подумал он. — А я теперь опер в розыске. Вне закона».
Старик успел нырнуть в нишу, ведущую в подсобку, вернулся со щеткой на длинной палке. Принялся сметать клочки волос в кучку.
— Чем больше живешь, тем больше нового о себе узнаешь, — пробормотал он, не поднимая головы. — Между прочим, там есть дверь. — Он кивнул на подсобку.
Белов секунду помедлил, потом решился. Надо было играть до конца, коль скоро здесь его приняли за своего. На прощанье остйрожно хлопнув по плечу мастера, через полутемную подсобку он выскочил в проулок.
Зажмурился от яркого света, нацепил на нос очки.
«Смех и грех! — Он оглянулся на давно не крашенную дверь черного хода, покачал головой. — Пять лет на „израильской линии“, четыре года на оргпреступности, а явку еврейской группировки проворонил. Не зря чутье меня сюда привело, не зря. Знал бы раньше, такую операцию можно было бы закрутить!»
Белов вышел на запруженную транспортом улицу. Вонь выхлопных газов полезла в нос. Он недовольно поморщился. От жары и запаха сразу же выстрелила боль в виске.
Помяв болючую точку, он заставил себя собраться и забыть все, не имеющее отношение к делу.
Вскинул руку, остановил машину. Назвал адрес и цену. Водитель, не раздумывая, кивнул, времена тяжкие, за полета рублей поедешь к черту на рога, а тут всего-то работы — развернуться да проехать по Садовому кольцу.
Белов с трудом поднялся по ступеням под шатер из подмигивающих лампочек. Как вещала реклама, клуб «Казанова» жил полноценной эротической жизнью все двадцать четыре часа в сутки. Белов с трудом перевел дух, в отражении черных стекол дверей сначала рассмотрел себя, потом улицу за спиной. Тревоги ничего не вызвало.
Он толкнул дверь и едва не налетел на негра в парадной форме неизвестной армии.
— Патрия о муэрте, камарад, — вырвалось у Белова. Фразу эту запомнил со времен всенародной поддержки революционной Кубы. С тех пор многое изменилось, весь поросший сахарным тростником Остров Свободы продолжил одинокое плаванье, но уже без советских ракет на борту, бородатый капитан-комманданте Фидель метал громы и молнии в адрес бывших друзей, предавших свою и чужую революцию, а память все еще хранила заставлявшую замирать пионерское сердце Игоря Белова острую, как пороховой дым, фразу: «Патрия о муэрте» — «Родина или смерть».
Негр беспомощно захлопал глазами и выдал ослепительную улыбку. Белов, проходя мимо, недовольно цокнул языком, негр был из того племени, что прекрасно живет и без родины.
