Убийственно жив - Джеймс Питер (бесплатные книги онлайн без регистрации TXT) 📗
– В постель. С какой-нибудь готовой китайской едой. Годится такой план?
– Замечательно. У тебя?
– А у тебя нельзя?
– Не в том дело. Потом объясню.
Она еще раз поцеловала его.
– Не уходи. – На минуточку вышла, вернулась с зеленым халатом, синими бахилами, маской, белыми латексными перчатками, протягивая ему все это. – Последний писк моды.
– Я думал, мы попозже оденемся.
– Мы попозже разденемся… или ты за неделю забыл? – Она опять его поцеловала. – Что стряслось с твоим другом Гленном? У него жуткий вид.
– Правда. Семейные неприятности.
– Ну, иди развесели его.
– Постараюсь. – Зазвонил мобильный телефон. Он раздраженно ответил: – Рой Грейс слушает.
– Рой, – сказала Линда Бакли из отдела семейных проблем, – я час назад взяла Бишопа под наблюдение в «Отеле дю Вен». А теперь он исчез.
15
Мать Софи, итальянка, всегда внушала дочери, что еда – лучшее средство от любого расстройства. И в данный момент Софи стояла у прилавка в итальянской деликатесной лавке, абсолютно не подозревая, что с улицы за ней наблюдает через молочное стекло мужчина в капюшоне и темных очках, и в полном отчаянии прижимала к уху мобильный телефон.
Она твердо придерживалась выработанных привычек, но привычки меняются вместе с настроением. На протяжении нескольких месяцев она каждый день приносила в контору на полдник упаковку суши, потом прочитала в газете, что от сырой рыбы можно заразиться глистами, и стала покупать в этой лавке батон с сыром моцарелла, томатной пастой и пармской ветчиной. Конечно, не так полезно, как суши, но вкусно. Последний месяц или даже дольше она покупает сандвич почти ежедневно, а сегодня особенно хочется, чтобы все было как всегда.
– Дорогой, – умоляла она, – скажи мне… расскажи, что случилось!
В ответ слышалось неразборчивое бормотание:
– Гольф… Она умерла… Меня не пускают домой… Полиция… Умерла… Ох, Господи Иисусе…
Она вдруг увидела перед собой горячий дымившийся сандвич, протянутый в окошечко лысым итальянцем, взяла его и, по-прежнему слушая, вышла на улицу.
– Меня подозревают… Я хочу сказать… Ох, боже, боже…
– Милый, я чем-нибудь могу помочь? Хочешь, чтобы я приехала?
Последовало долгое молчание.
– Меня расспрашивали… допрашивали… – захлебывался Бишоп. – Подозревают… Думают, будто я ее убил… Без конца спрашивают, где я был прошлой ночью…
– Ничего страшного, – заверила она. – Ты же был у меня.
– Нет. Спасибо, не нужно. Не стоит врать.
– Врать? – озадаченно переспросила она.
– Господи боже… Ничего не соображаю.
– Что значит «не стоит врать», дорогой?
По улице промчался полицейский автомобиль с включенной сиреной, заглушив его голос.
– Извини, не расслышала, – проговорила она, когда машина проехала. – Что ты сказал?
– Я им правду сказал. Поужинал с Филом Тейлором, своим финансовым консультантом, а потом лег спать.
После долгого молчания послышались рыдания.
– Милый, по-моему, ты кое-что позабыл. Что ты делал после ужина с финансовым консультантом?
– Ничего, – с некоторым удивлением ответил он.
– Эй! Понятно, ты в шоке. Приехал ко мне. Сразу после полуночи. Ночевал у меня, около пяти утра умчался, чтобы захватить из квартиры костюм и принадлежности для гольфа.
– Очень мило с твоей стороны, – сказал он, – только я не хочу заставлять тебя лгать.
Она застыла на месте. Мимо прогромыхал грузовик, следом за ним такси.
– Лгать? Что ты хочешь сказать? Это правда.
– Милая, мне не надо придумывать алиби. Лучше говорить правду.
– Прости… – Она вдруг растерялась. – Я тебя не совсем понимаю. Это и есть правда. Ты пришел пьяненький, мы вместе спали, потом ты в спешке убежал. Разумеется, лучше правду сказать.
– Да. Конечно.
– Так что же?
– Так что же? – повторил он.
– Ты пришел ко мне сразу после полуночи, мы занимались любовью, почти как сумасшедшие, а в пять часов ты ушел.
– Только этого не было, – сказал он.
– Чего не было?
– Я к тебе не приходил.
Она на секунду оторвала трубку от уха, взглянула на нее, потом снова прислушалась, на секунду подумав, то ли сама сошла с ума, то ли он.
– Ничего не пойму…
– Ну, мне надо бежать, – сказал он.
16
На открыточке с соблазнительным фото привлекательной восточной девушки было напечатано «Транссексуалы» и номер телефона. Рядом изображение длинноволосой женщины, затянутой в кожу, с хлыстом в руках. От темного пятна на полу, куда Бишоп старался не ступать, несло мочой. Он впервые за многие годы зашел в будку телефона-автомата, и это не пробудило у него ностальгических воспоминаний. Кроме вони, там было жарко, как в сауне.
Трубка аппарата разбита, стекла в трещинах, на цепочке висят клочки бумаги – предположительно, остатки справочника. Снаружи стоял грузовик, мотор гудел, как тысяча мужчин, мычащих в жестяной банке. Он взглянул на часы. Два тридцать одна. Кажется, что это самый долгий день в его жизни.
Что сказать детям, черт побери? Максу и Карли. Интересно ли им знать, что они лишились мачехи? Что она убита? Бывшая жена так настроила их против него и Кэти, что им, скорее всего, безразлично. И как, собственно, преподнести известие? По телефону? Слетать к Максу во Францию и в Канаду к Карли? Они должны будут скоро вернуться – на похороны… О боже. Приедут ли? Надо ли? Пожелают ли? Он вдруг понял, как мало их знает.
Господи, сколько всего надо обдумать.
Что произошло? Боже мой, что случилось?
Милая Кэти, что с тобой стряслось?
Кто это сделал? Кто? Почему?
Почему проклятая полиция ничего не рассказывает? Длинный черный коп, настоящая задница, и инспектор, суперинтендент, или кто он такой, смотрел на него, как на единственного подозреваемого, словно зная, что он убил.
Голова шла кругом. Он вышел на залитую солнцем Принц-Альберт-стрит напротив муниципалитета, полностью сбитый с толку состоявшимся разговором и не зная, что делать дальше. Читал в одной книге, что по звонку с мобильника можно очень много узнать о звонящем: где он находится, кому звонит, а при желании и содержание разговора. Именно поэтому, выскользнув из «Отеля дю Вен» через кухню, он выключил свой телефон и направился к будке.
Что за странную фразу сказала Софи: «Ты пришел пьяненький, мы вместе спали, потом ты в спешке убежал…»
Только этого не было. Выйдя из ресторана, он расстался с Филом Тейлором, швейцар кликнул для него такси, в котором он вернулся в свою квартиру в Ноттинг-Хилле, устало свалился прямо в постель, желая как следует выспаться перед игрой в гольф. Абсолютно точно никуда не ходил.
Память подводит? От потрясения?
Что это?
Огромная невидимая волна горя взметнулась в душе, затопила, погрузила его в темную пучину, словно внезапно произошло полное солнечное затмение, заглушив вокруг все городские шумы.
17
Рою Грейсу казалось, что на свете нет ничего подобного залу для вскрытия в морге. Страшное место. Ему представлялось, что людские тела здесь разлагают на первичные элементы. Как бы тут ни было чисто, в воздухе витает запах смерти, пропитывает кожу, одежду, вновь и вновь напоминая о себе через много часов в любом другом месте.
Кругом все серое, словно смерть стерла краски с окружающего и самих трупов. Непрозрачные серые окна скрывают от любопытных глаз то, что происходит внутри, стены выложены серыми плитками, кафель на полу тоже серый в крапинку, со сточным желобом по периметру. Когда Грейс бывал здесь один и имел время подумать, ему даже казалось, будто сам свет в комнате вечно серый, омраченный сотнями жертв внезапной или необъяснимой смерти, чьи души пережили в этих стенах последнее жестокое унижение.
В центре помещения стояли два стальных стола: один привинченный к полу, другой на колесиках. На нем лежала Кэти Бишоп с уже побелевшим лицом по сравнению с тем, когда он раньше ее видел. В сторонке синий гидравлический подъемник, дальше ряд стальных холодильных камер с дверцами от пола до потолка. На одной стене раковины, желтый свернутый кольцами шланг. Вдоль другой широкая рабочая полка, металлическая доска, жуткий «трофейный» шкафчик с выставленными напоказ кардиостимуляторами и искусственными суставами, извлеченными из тел. Рядом на стене разграфленный лист, куда заносится имя умершего, а в колонках указывается вес мозга, легких, сердца, печени, почек, селезенки. Пока на нем было только написано «Кэтрин Бишоп». Словно она – счастливая победительница соревнования, угрюмо подумал Грейс.
