Не верь, не бойся, не проси или «Машина смерти» - Устинов Сергей Львович (читать книги онлайн бесплатно регистрация .TXT) 📗
Выйдя из лифта на площадку, судить о достатке соседей можно по дверям. Самой красивой дверью на лестничной клетке была, безусловно, драновская. Благородная бордовость импортного винила, туго перетянутого золотыми струнами, и тусклая латунь таблички: «Г-н Дмитрий Николаевич Дранов». Я позвонил, где-то далеко в квартире, как в весеннем лесу, раздались соловьиные трели, после чего прошла, наверное, целая минута, а г-н Дранов открывать не торопился. Правда, мне показалось, что стекло «глазка» потемнело на какое-то мгновение, а за дверью послышался будто бы даже невнятный шорох, но голову на отсечение я бы не дал. Куда его черт унес в такую рань, ведь он же вроде как болен, с досадой подумал я, еще раз с силой давя на звонок. И тут услышал по ту сторону двери тяжелые шаркающие шаги. Вслед за этим она медленно отворилась, и передо мной предстал Митенька — все сто пятнадцать килограммов. Вид у него был ужасающий. Вероятно, боль заставляла его согнуться глаголем, но этому, в свою очередь, мешал огромный, выпирающий из-под резинки тренировочных штанов живот. Лицо Дранова, объемное и рельефное, все испещренное впадинами, холмами и расщелинами, как лунный глобус, виденный мною однажды в планетарии, выражало крайнюю степень страдания.
— Чего не позвонил? — вместо приветствия поинтересовался он хмуро.
— Был тут по делам рядышком, решил навестить больного, — готовно соврал я.
Митя нехотя посторонился, его исполинские волосатые груди и живот слегка качнулись в такт движению, и я прошел в квартиру. Посреди гостиной лежали два распахнутых чемодана, кругом на стульях, на диване, на полу валялись приготовленные к упаковке вещи.
— Отваливаешь? — поинтересовался я.
— В санаторий, — все так же хмуро подтвердил он.
— На воды, значит, — кивнул я. — Вовремя заболеть — большое искусство. Когда у человека неприятности...
— Какие такие у меня неприятности? — совсем хмуро спросил Дранов, а я ответил ему бодро, не в такт:
— Ну, у тебя-то теперь никаких. Неприятности у меня. У Таракана. У Темы Дашкевича очень крутые неприятности. Раз уж я заехал, можно заодно задать тебе пару вопросов?
— Валяй, — проворчал Митя. — Заодно. Только я, пожалуй, прилягу, если не возражаешь.
Возражений с моей стороны не последовало, и Дранов с тяжким кряхтеньем опустился на диван, сопя, устроился на подушках и натянул до подбородка плед. Некрасов в период «Последних песен», только поупитанней. Я огляделся. Кроме разинутых чемоданов, других явных примет скорого отъезда не наблюдалось. Светился экран компьютера, мигала разноцветными огоньками стойка радиоаппаратуры, горой лежали на полках кассеты и компакт-диски. Возле дивана стояли две пудовые гири и штанга кило на шестьдесят. В редакции Митя любит рассказывать, какие титанические усилия прилагает, чтобы согнать лишний вес, и все безрезультатно. При этом он туманно намекает на неправильный обмен веществ, вечно сидит на каких-то зверских диетах, неделями голодает, тоннами поглощает гербалайф и прочие снадобья для похудания, но однажды мы с Артемом застали его в буфете за пожиранием пирожных с кремом, и Дашкевич саркастически заметил: «Бедный Митенька! Хочет взять себя в руки, но не может обхватить...»
— Ты когда последний раз видел Шиманского?
— Дня через два после выхода статьи. Он заехал за экземплярами.
— Какое у него было настроение?
— Нормальное, — Митя пожал плечами, от чего в толщах его жировых отложений произошли тектонические сдвиги, заметные даже под пледом, и предложил: — Да не верти ты, спрашивай прямо, чего нужно.
Я вздохнул. Чего, действительно, вертеть. Прямо так прямо.
— Ему угрожали?
— Не-ет вроде... — протянул Дранов. Но по тому, как он это сказал, по легкой тени, скользнувшей в его глазах, по еще черт знает чему, что и называется, наверное, интуицией, я понял, что нахожусь на верном пути, и спросил в лоб:
— А тебе? — И чтобы не дать ему опомниться, стал сыпать вопросы один за другим: — Что обещали? Паяльник? Утюг? Жену изнасиловать? Или что-нибудь новенькое? — Дранов молчал, и я понял, что пора. Спросил, понизив голос: — Ты действительно стер кассету? Или отдал им?
Митя приподнялся на локте, лицо его страшно исказилось, глаза от возмущения вылезли из орбит, рот перекосило так, что свело, кажется, губы. Совершенно взбесившийся лунный глобус. Брызжа в мою сторону слюной, он заорал:
— Пошел отсюда к...
Закончить он не успел, потому что в самый кульминационный момент входная дверь открылась и в квартиру на рысях влетела драновская жена Сима. Швырнув на пороге какие-то сумки, она с ходу завопила:
— Господи, за что мне такое наказание? Через час придет машина, а он валяется на диване! Чемоданы не собраны! В квартире бардак!
Меня она как будто даже не заметила, волной ее напора я был отброшен куда-то в угол комнаты, откуда с интересом наблюдал за происходящим. Сима была худа почти до изможденности, плоскогруда и плоскозада, к тому же вооружена парой очков с толстыми стеклами. Поскольку всей редакции было известно о многолетнем Митином романе с таракановской секретаршей Неллей, оставалось только восхищаться устойчивостью его вкуса.
Сима между тем продолжала надсаживаться, начав к тому же загибать пальцы:
— Я просила убрать в кладовку эти чертовы гири вместе с этой идиотской штангой! Я просила передвинуть шкаф, свернуть ковер и вытрясти его на улице! Я просила отнести горшки с цветами в кухню! Я просила, наконец, снять с антресолей...
Воистину, если Бог хочет наказать человека, он лишает разума его жену. Митенька кидал на нее совершенно неистовые по силе взгляды, но она их не замечала. Я выдвинулся на середину комнаты, и только тут, увидев меня, она замолкла.
— Люмбаго, говоришь? — спросил я, постаравшись вложить в свой вопрос максимум сарказма. — Может, помочь тебе с гирями? Или сам справишься?
Дранов не ответил, с нескрываемой ненавистью глядя на меня из-под пледа. Я выждал еще секунд десять, ничего нового не дождался и вышел вон.
10
Айхана
Город млел, как сыр на сковородке. Он плавился, потел, исторгал миазмы, растекался огромной амебой. Жара в десятимиллионном городе — это кошмарная смесь парилки с газовой камерой. Каждый камень источает жар, каждый автомобиль — сизую вонь. Кондиционеры в «жигулях» не предусмотрены. Если открыть окно машины, становится нечем дышать, если закрыть, нечем смотреть: пот заливает глаза. В прохладном холле управления ГАИ я почувствовал заметное облегчение, но лишь в смысле физическом. В моральном плане мне предстояла очередная тягостная беседа с презирающим меня теперь Аржанцевым.
Случилось, однако, непредвиденное. Аржанцев встретил меня радушной улыбкой, в которой сквозило даже некое смущение. Больше того — он встал из-за стола и вышел мне навстречу, чтобы пожать руку! Я был потрясен. Вскоре все объяснилось.
Нашелся свидетель, вернее, свидетельница, которая точно запомнила номер белой «шестерки». И этот номер был — 87-49! Таким образом, я оказался реабилитирован. Но поисков это не продвинуло. Аржанцев объяснил, что теперь есть два варианта: либо машина была иногородняя, либо номера на ней — фальшивые.
— И часто такое бывает? — спросил я.
— Фальшивые номера?
— Нет, что свидетели номер помнят, а машину найти нельзя?
— Бывает... — меланхолически ответил Аржанцев, уже уходя от меня в какие-то текущие бумаги.
Но я не собирался так просто его отпускать. Меня внезапно пронзила одна мысль, которая, я знал по опыту, теперь не отпустит, станет навязчивой идеей до тех пор, пока я сам себе не докажу, что все это бред, плод моего разыгравшегося воображения. Либо не выясню прямо противоположного. И я судорожно забормотал что-то насчет своего желания написать про работу наших славных сыскников, которая не только опасна, но и трудна, что надо бы показать читателям изнанку розыска, не одни, так сказать, удачи, но и пот, так сказать, и кровавые мозоли, что...
