Кидалы - Томпсон Джим (книга жизни txt) 📗
– Он в больнице. Что-то с желудком. Я стараюсь каждый вечер бывать у него.
– Да, конечно, – нахмурился Бобо. – Ему ничего не нужно? Может, я могу помочь?
Лилли поблагодарила его, покачав головой.
– У него все хорошо. Думаю, через пару дней его выпишут.
– Тогда давай – ноги в руки, – сказал Бобо. – Парень болен, он хочет видеть мать.
Она взяла из шкафа плащ и запахнулась в него. Они попрощались, и Лилли ушла.
Жгучие капельки мочи все еще стекали по ногам, кожа чесалась, а в ботинках было сыро. Трусики, врезаясь, натирали кожу, а брюки, кажется, промокли насквозь. Боль в правой руке усиливалась, медленно распространяясь вверх по плечу и к кисти.
Она надеялась, что не испачкала гостиную Бобо. Она легко отделалась, судя по тому, сколько ему стоила ее ошибка, а такая незначительная вещь могла все испортить.
Она села в машину и поехала прочь.
Когда она вошла к себе в номер, то сразу же сбросила обувь и, на ходу срывая одежду, беспорядочно усеявшую пол, поспешила в ванную. Закрыла дверь и, опустившись на колени, застыла, склонившись над унитазом, словно над алтарем. Ее тело сотрясали рыдания.
Потом с ней случилась истерика, и ее начало рвать.
Какая удача…
Так легко отделаться…
Надо же, как повезло!..
10
Около полудня Мойра Лангтри вышла из сводчатых дверей больницы и направилась к автостоянке на противоположной стороне улицы. В этот день она встала непривычно рано, чтобы с особенной тщательностью подготовиться к сегодняшнему визиту, и в результате получилось именно то, к чему она и стремилась. Темноволосое, благоухающее существо с призывными глазами. Идя по коридору больницы, она ловила на себе завистливые взгляды медсестер. Доктора и интерны пускали слюнки, глядя на ее пышную грудь, слегка подпрыгивающую в такт походке, и на чувственное покачивание округлых маленьких ягодиц.
Женщины, как правило, на дух не переваривали Мойру. Она не огорчалась, воспринимая такое отношение к себе как комплимент, и платила им той же монетой. Мужчин же к ней неизменно тянуло, и именно этого она ожидала и даже поощряла их, но эмоционально была холодна. Они редко ей нравились. Рой Диллон был тем самым редким исключением. В определенном смысле она оставалась верна ему в течение всех трех лет их взаимоотношений.
С Роем было весело. С Роем она ощущала вкус жизни. Такого мужчины стоило держаться; такое случалось с ней всего-то пять-шесть раз за всю жизнь. Всего шесть мужчин из сотен, обладавших ее телом.
Если удастся его использовать – прекрасно. Она надеялась и верила, что способна на это. Если нет, он был ей не менее желанен и делить его с кем бы то ни было она не собиралась. Разумеется, это не значит, что Мойра совершенно не может без него обойтись; женщины, которые попадали в такую зависимость от мужчин, существуют только в кино. Но потерять Роя – значит поставить на кон собственную безопасность, а этого она просто не может себе позволить.
Если уж дошло до того, что ей не под силу удержать мужчину, то ее дела плохи, хоть из окна прыгай.
Поэтому сегодня Мойра встала рано, чтобы превратить себя в сногсшибательную красавицу. Если приехать сегодня в больницу в неурочный час, возможно, удастся застать Роя одного и подогреть его аппетит, продемонстрировав, что он теряет. Это было абсолютно необходимо. Особенно учитывая, что его мать строит козни и пытается подложить под него милашку медсестру.
Но и сегодня его мерзкая мамаша притащилась туда. Все усилия – коту под хвост. Словно миссис Диллон интуитивно чувствовала, что Мойра явится в больницу, и потому прикатила туда одновременно с ней.
Вне себя от ярости, Мойра дошла до парковки. Прыщавый служитель поторопился открыть ей дверцу, и она села в машину, вознаградив его за рвение видом своих ножек.
Тяжело дыша, она выехала с парковки. Хорошо бы встретить миссис Диллон где-нибудь в темном переулке. Чем больше Мойра думала о недавней встрече с матерью Роя, тем злее становилась.
Хочешь быть с людьми в добрых отношениях и сама же от этого страдаешь. Лезешь вон из кожи, чтобы не хамить, а оказываешься в дураках.
– Пожалуйста, не нужно говорить, что я не могу быть матерью Роя, миссис Лангтри. Я уже устала это слышать.
– Извините! Я совсем другое имела в виду! Вам около пятидесяти, миссис Диллон?
– Да, где-то так. Мы с вами ровесницы.
– Я, пожалуй, пойду.
– Вас подвезти? Правда, это всего лишь «крайслер», но все лучше, чем автобус.
– Нет, спасибо. Я на велосипеде.
– Лилли, миссис Лангтри ездит на «кадиллаке».
– Не может быть! Вам не кажется, миссис Лангтри, что «кадиллаки» стали на редкость популярны? Это отличная машина, но создается впечатление, что все сутенеры и их девочки сейчас пересели на «кадиллак».
Руки Мойры вцепились в руль.
Она бы с удовольствием прикончила миссис Диллон. Задушила бы собственными руками.
Подъехав к дому, она оставила «кадиллак» портье и направилась по вестибюлю в гриль-бар.
Была середина дня. Многие столики уже заняли, и официанты в белых изящных пиджаках сновали туда-сюда из кухни и обратно, держа в руках подносы со вкусно пахнущей едой. Один из них принес Мойре огромное меню. Она внимательно изучила его, задержав взгляд на сэндвиче с филе-миньон, фаршированным грибами (за 6,75).
Мойра была голодна. Обычно ее завтрак состоял из грейпфрута без сахара и черного кофе. Но выпить ей хотелось больше, чем есть: два-три бокала чего-нибудь покрепче, чтобы взбодриться. А она могла позволить себе в день именно столько калорий и ни капельки больше.
Закрыв меню, она вернула его официанту.
– Только выпить, Аллен, – улыбнулась она. – Есть пока не хочется.
– Конечно, миссис Лангтри. Может быть, мартини? «Гибсон»?
– Пожалуй, нет. Что-нибудь покрепче. Скажем, «Сайдкар» – но только с бурбоном вместо бренди. И пожалуйста, не «Трипл Сек», Аллен.
– Ну что вы! – Официант сделал запись в блокноте. – Для «Сайдкара» мы всегда берем «Куантро». Обмакнуть край бокала в сахар или нет?
– Нет. Полторы унции бурбона на унцию «Куантро» и кусочек лайма вместо лимона.
– Одну минуту, миссис Лангтри.
– Да, Аллен…
– Миссис Лангтри?
– Принесите мне все это в бокале для шампанского. И пожалуйста, охладите как следует.
– Разумеется.
Мойра смотрела, как он торопливо идет мимо столиков, и с трудом скрывала усмешку. Ну и ну! Неудивительно, что мир катится ко всем чертям, если взрослый мужчина, поддакивая, вертится в смешном костюмчике вокруг женщины, которая заказывает себе выпивку так, словно это дело всей ее жизни. Как же все так получилось? Где начало той кривой дорожки, заведшей человечество на запасный путь, где люди одной рукой смешивают себе выпивку, а другой бросают бомбы?
Она размышляла об этом, не облекая свои мысли в слова. Когда распадается связь времен, наибольшее значение придается наименее значимым вещам. Мойра это остро чувствовала.
В результате такого бардака все начинают создавать друг другу трудности без всякой причины. И хуже всего то, что с этим ничего нельзя поделать. Человек больше не может быть самим собой. Если женщина в таком месте закажет двойную порцию виски с «прицепом», ее наверняка попросят вон. Или если она захочет гамбургер с сырым луком.
Никто уже не может шагать по жизни под звуки собственной музыки. Сейчас ее даже невозможно услышать… И она тоже не слышит ее. Музыка, которая была внутри каждого человека и которая создавала порядок в окружающем мире, была утрачена. Утрачена вместе с грубоватым, но добрым, веселым и вдумчивым человеком, который научил Мойру прислушиваться к ней.
Коул Лэнгли (Линдси, Лонсдейл). Коул Фермер Лэнгли.
Принесли ее «Сайдкар», и она быстро сделала глоток. Потом, внезапно ощутив отчаяние, выпила сразу полбокала. Ей стало лучше. Теперь можно было думать о Коуле и не плакать.
Они с Фермером прожили вместе десять лет, десять самых лучших лет ее жизни. Это было похоже на бесконечное странствие, которое вряд ли бы пришлось по душе большинству людей, но это был свободный выбор, а не необходимость. Только так с Коулом и можно было жить.
