Дело Томмазо Кампанелла - Соколов Глеб Станиславович (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
Пожилой бледнеет, глаза его поволакивает слезой отчаяния и унижения, но, страшно стиснув зубы и найдя новые силы в этом ожесточении, он начинает молить снова…
– Иди, умоляю тебя, пойди, работай сменную…
Но странно, Томмазо Кампанелла понимает, что, с другой стороны, это предложение для молодого – нечто вроде мышеловки: согласись он – и конец, точно навсегда захлопнутся за ним ворота этого жуткого двора и никогда не окажется открытым выход на улицу… Точно то садистское удовольствие, которое молодой получает, слушая нечеловечески униженные уговоры полицейского, едва молодой согласится, в ту же секунду и будет им оплачено тем, что он угодит в страшную мышеловку… С ужасом Томмазо Кампанелла понимает, что уговоры – коварная ложь, уговоры для пожилого – такая ложь, в которую он сам с самого начала не верит, да и по самому замыслу, ему же принадлежащему, не может верить…
Еще и еще уговаривает полицейский Охапку:
– Иди, начинай работу, прошу тебя!..
Вот уже доходит до того, что Охапка ударяет полицейского пару раз и злобно, победно смеется, видя, как тот на какие-то мгновения совсем распластался по полу, видно, потеряв, и вправду, от удара сознание…
Но все же картина идет к концу… Молодой вроде бы начинает колебаться, немного злобное его упрямство отступает… В полном молчании, прямо не соглашаясь, молодой дает себя уговорить…
Пожилой, добившись своего, когда молодой уходит, остается, однако в каком-то тягостном оцепенении, потому что сцена этих страшных уговоров, судя по всему, очень скоро должна повториться вновь… Уже, кажется, нет никаких сил в нем ползать и уговаривать. Но воля, чудовищная воля, которая есть в его душе, не позволяет дела бросить…
Страшная, нечеловеческая тоска охватывает пожилого, когда подходит он к старому, щербатому зеркалу и видит, как иссушается, меняется его лицо, как гибнет он от этих уговоров, которые все жилы из него вытягивают. Но еще более страшно – никак пытку эту нельзя прекратить, потому что непременно надо цели достичь – заставить молодого на фабрике работать, терпеть напряжение… Но сто тысяч и один раз! Сто тысяч и один раз – и конца не видно!.. Пожилой чувствует, как близится его безумие, близится…
И тут еще одна мысль, яркая и переворачивающая смыслы, которую он осознает точно бы одновременно с пожилым, пронзает сон Томмазо Кампанелла: сто тысяч и один раз – не успеет столько раз полицейский молодого уговорить, потому что, конечно же, помрет Охапка раньше в этом гибельном райончике, где вчерашние крестьяне мрут как мухи… Стало быть, станет полицейский нового молодого уговаривать, но и тот тоже помрет… И следующий помрет, и еще… Бесконечное, стало быть, это дело… Вечная у полицейского мука…
Вновь Томмазо Кампанелла в пустынном дворе, идет куда-то… Оказывается, другой, дальней своей стороной двор выходит на реку, на яузскую пристань… А Яуза-то во сне широка… Широка, далек другой берег… Рябь, свинцовая вода, звезд не видно. На воде покачивается в страшной ночной тишине несколько военных парусников. Парусов пока на них нет, но вот уже какие-то многочисленные косматые люди, в драных крестьянских тулупах, очень похожих на тот, что на нищем, надеты, начинают копошиться, натягивать на реи белые полотнища. Должно быть, пошла Охапкина работа…
«Отчего река не замерзла, отчего?.. – думает Томмазо Кампанелла. – По ней кораблям куда плыть?!»
И сам себе отвечает: «На Север… На Север…»
Точно и нет других сторон света в мире…
Томмазо Кампанелла просыпается. Слетает с него эта короткая дрема… Мчится такси. Мчится Томмазо Кампанелла. Мчится Паспорт-Тюремный… Ни реки за окном нет, ни парусов, ни снега… Много десятков лет назад кончились на Немецкой, теперь Бауманской улице, полицейские… Уф-ф!.. Сны-ы!.. Томмазо Кампанелла пытается вернуться, сосредоточиться на первой части сна, рождественской, умиротворенной, когда он еще не подошел к тому проклятому забору и тем проклятым воротам… Что за его, Томмазо Кампанелла, дело в этом сне было?.. Какая его-то роль в том дворе, в той комнате и на той пристани была?.. Нет у него ответа.
Глава XL
В центре блеска
– Где мы? И куда мы попали? – спросил Томмазо Кампанелла своего спутника. – Черт возьми, я почти ничего не помню!.. В голове точно какой-то калейдоскоп!
Проговорив это, Томмазо Кампанелла принялся озираться по сторонам…
Они сидели в каком-то кабачке, атмосфера в котором была самая что ни на есть наиприятнейшая: и не то чтобы уж очень старинная, а точно бы в обжитой квартире, где по соседству с антикварным буфетом, который вовсе и не куплен в антикварном магазине, а достался по наследству от деда, стоит современный музыкальный центр, где все хоть и к некой прежней эпохе относящееся, да ухоженное, где стиль играл главную роль и особо никто и не собирался вносить никаких перемен, чтобы вот все ту же традиционную атмосферу не нарушать, лишь надо было подновлять да реставрировать…
– Эх, Томмазо Кампанелла, Томмазо Кампанелла!.. Слабая твоя голова!.. Так ты нас погубишь, если каждый раз будешь забывать, куда тебя в очередной раз несло, прежде чем занесло куда-то… Так мы точно когда-нибудь потеряемся на перекрестках мироздания! Ты же у нас – человек!.. Я только твой паспорт. К тому же – тюремный. У меня вообще была масса трудностей на границе. Вот теперь сиди, определяй, в каком городе мы с тобой оказались!.. Черта-с два поймешь!.. Тем более что ни ты, ни я не знаем иностранных языков. Впрочем, нет, я немного знаю, но только в той степени, чтобы заполнить на скорую руку всегда имеющуюся в запасе пару бланков заграничных паспортов, так, чтобы придать им видимость убедительности.
И тут он действительно достал из кармана и перетасовал, как карточную колоду, несколько бланков новеньких паспортов.
Томмазо Кампанелла обратил внимание, что многие вокруг пьют пиво… Вообще, официант и официантка – здесь обслуживала только эта пара – чаще всего относили на столики бокалы с пивом, совсем редко – какие-то стопочки, что-то вроде коньяка или водки, но совсем по чуть-чуть, по какой-то очень маленькой дозе.
Между тем обслуживающий персонал кабачка этим вечером старался вовсю. К столику, за которым сидели Томмазо Кампанелла и Паспорт-Тюремный, уже несколько раз без всякого напоминания подходил официант и предлагал принести чего-нибудь еще: пива, салата… Впрочем, они лишь догадывались, что он предлагает им еще пива и салата, поскольку языка ни тот, ни другой не знали.
– Не желаете ли того, не желаете ли сего? Не желаете ли третьего? Не желаете ли четвертого? Не желаете ли пятого?.. Вот видишь, я же тебе говорил, что это настоящий мир блеска и хорошего настроения! – сказал Паспорту-Тюремному Томмазо Кампанелла. – Здесь все стараются создать нам прекрасное настроение. Здесь целая карусель хорошего настроения в блестящем прекрасном городе!
За окнами заведения, очень сильно разрисованными снаружи жареными рыбинами на блюде и кружками с пенящимся пивом, был какой-то город и, судя по всему, какая-то площадь, и даже чудились какие-то яркие огни и какой-то необыкновенный, волшебный ночной блеск, но их столик стоял очень неудобно, и им никак было всего этого не рассмотреть со своего места.
– Эх, я бы встал посмотреть! – произнес Томмазо Кампанелла. – Но усталость, усталость страшная! Только сейчас я понял, насколько, насколько я устал!..
Он опустил отяжелевшую голову на руки, но тут же встрепенулся, потому что заметил, как посмотрели на него люди, сидевшие за соседними столиками.
– Нет… – проговорил он. – Нельзя так! Лучше выйти на улицу, подышать воздухом… Полегчает!
Томмазо Кампанелла встал и, не обращая внимания на своего спутника, двинулся по проходу между столиками в сторону двери, К этому вечернему часу в кабачке было уже изрядно весело: тут и там раздавались громкие возгласы, все чаще сновали по зальцу официант с официанткой, быстрее опустошались стаканы с пивом, им на смену подавались новые… У самого выхода Томмазо Кампанелла в очередной раз преодолел свою нечеловеческую усталость и, прежде чем толкнуть дверь и оказаться на большой ярко освещенной площади, громко, стараясь перекрыть шум зала, крикнул своему новому приятелю (даже крик давался сейчас хориновскому герою нелегко):
