Президент - Ольбик Александр Степанович (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
Приблизившись к дверному проему, он дернул за ручку и отступил в сторону.
— Послушай, Мегаладон, ты случайно не в курсе, кто расколошматил нашу тульскую роту? Молчишь, кролик… А кто убивал русских женщин и кто уморил нашего генерала? И тех, кто киснет в яме недалеко отсюда?
Через пару секунд в ответ раздался смятый, словно человек, произносивший эти слова, что-то жевал, голос:
— И тебя убью. Американцев убил и тебя убью… Тебе один раз повезло… когда ты сюда пришел, но отсюда тебе не выбраться…
Путин слушал, прижавшись к стене.
— Ну, кто выйдет, а кто здесь останется, решат наши боги… Меня интересует другое — к чему тебе война, ты же милиционер? Звал бы свой народ жить в мире, растить хлеб, уважать законы России… Не желаешь уважать, не уважай, это твое личное дело, но не будь душегубом, не убивай… Дай отдышаться народу. Тем более, твои вожди тебя бросили, ты теперь для них утиль…
— Я вспомнил твой голос… я знаю, кто ты, — возможно, у Гараева возникли серьезные проблемы с голосовыми связками, ибо слова его, прорываясь через хрип и горловой клекот, затухали на полуслове. — Мой народ будет меня помнить хотя бы потому, что я убил его главного врага — президента Путина. Ибо история свободы — это история сопротивления…
— Ты маньяк… убийца и народ тебя проклянет… Ты оставил о себе слишком зловещую память.
В проеме появилась статная, тонкокостная фигура боевика номер три. Путин успел разглядеть в его опущенной руке автомат, в другой — рубчатый окорочок ручной гранаты, которую он подносил ко рту, видимо, намереваясь зубами выдернуть предохранительное кольцо. И хотя в запасе у президента была еще целая вечность — пять-шесть секунд, он, тем не менее, не стал особенно медлить. Быстро отступая по коридору, он подправил ствол автомата и вписал большую часть магазина в живот Гараева. И тот не успел зацепить колечко резцами зубов, сил на извлечение чеки у него уже не осталось. Он сделал несколько шагов, помутившееся сознание повело его в бок, в проем открытой двери, где он упал на колени, но не устояв, рухнул лицом вниз, вытянулся, выдохнул воздух вместе с кровавой сукровицей и навечно застыл.
Когда президент переступил порог помещения, понял, что попал в туалет. Он подошел и наклонился над Гараевым — хотел убедиться, что уходя из подземелья, в спину ему не прозвучит автоматная очередь. Гараев, он же Невидимка, он же эмир Тарзан и он же Мегаладон, был мертвее мертвого, но это обстоятельство не обрадовало живого человека, который был измотан и находился на последней стадии духовной опустошенности. «Ты, Гараев, спутал историю свободы с пошлой историей вседозволенности и потому проиграл, — президент огляделся. — Несчастна та страна, которая нуждается в героях…»
Однако он не сразу вышел из пещеры, его взгляд зацепился за просвечивающиеся через стеклянную стенку обводы грациозных ваз, стоящих на сервированном столе. Он вошел внутрь и увидел то, что накануне видел Воропаев… Но его заинтересовало другое: наполовину прикрытая ширмой дверь, которую, вероятно, Воропаев не заметил. Но открыв ее, он понял, что перед ним черный затхлый провал. Он вознамерился в него ступить, но так и не ступил: где-то в недрах вспыхнуло сине-желтое ослепительное пламя, сопровождаемое взрывом. Его подхватили огненные качели и унесли в светлую даль.
Он летел над озолоченной солнцем нивой и на душе было спокойно и отрадно. Впереди, за желтыми песками, он видел серебристую излучину реки, отвесный берег и над ним целый каскад радуг. И он, как бы управляя своим телом, полетел под эти разноцветные арки и душа его еще больше возликовала…
…Потом свет погас, началось серо-черное мелькание, мешанина образов и лавина голосов. И крупным планом всплыло спокойное лицо Касьянова, который глядя на него с некоторой усмешкой и вместе с тем укоризненно, наставительно ему выговаривал: «Ну что, Владимир Владимирович, скажете в свое оправдание? Как мне теперь выкручиваться, а? Журналисты обнаглели, требуют встречи с президентом, а президент на водных лыжах катается на Мальдивских островах. Все, это надо прекращать, теперь моя очередь кататься…»
Потом он Волошину объяснял причину задержки и тот недоверчиво, посмеиваясь в ладонь, кивал головой и кому-то с улыбкой говорил: «Вот так всегда, а я отдувайся…» И увидел оранжевый бульдозер, который на глазах вырастал в неправдоподобно огромный танк, гусеницы которого как раз крутятся в сторону его больной ноги… Он кого-то хочет предупредить, но не может крикнуть, потому что во рту вязкая кислая чертовщина и он не может пошевелить языком. И снова — сине-желтое пламя и он снова летит над ярко освещенными просторами и душа упивается несказанной волей и красотой земли…
