Правила охоты - О'Рейли Виктор (книги бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
Чифуни ответила ему улыбкой на улыбку.
— Ты — мужской шовинист, — сказала она неожиданно ласково. — Может быть, просто не так радикально настроенный, как большинство японских мужчин. Попытайся воспользоваться этим своим преимуществом, потому что времена быстро меняются.
Адачи не мог не признать, что Чифуни была абсолютно права во всех трех пунктах. Покорность в женщинах нравилась ему, к тому же он и воспитан был именно так, чтобы ожидать от них этого. Однако, несмотря ни на что, он научился уважать чужую независимость, которую изредка встречал у представительниц противоположного пола. Если быть до конца откровенным, то Адачи был весьма неравнодушен к женщинам.
— Расскажи мне о Ходаме, — попросил он.
— Ты знаешь все о Ходаме, — был ответ.
— Все равно расскажи, — настаивал он. — Когда то, что знаю я, соединится с тем, что знаешь ты, и когда это добавится к тому, что знаем мы, это будет, скорее всего, гораздо больше, чем то, что я знаю в настоящий момент. По-моему, это называется синергией, совместным поиском решения.
— Гештальт-психология, — поправила Чифуни. — Любое целое является не просто механической суммой его составляющих, а приобретает новое качество.
— Расскажи мне о целом Ходаме, — снова попросил он. — Кому, интересно, пришла в голову мысль сварить живьем этого симпатичного старичка? Похоже, правда, что он умер почти мгновенно, от обширного сердечного приступа, но я думаю, ты понимаешь, что я имею в виду.
— Я думаю, что у нашей задачи имеется слишком много подходящих решений, — заметила Чифуни дипломатично. — Ходама прожил долгую, активную и весьма небезгрешную жизнь.
— Нашей задачи, — с удовольствием подчеркнул Адачи. — Это вдохновляет. Я так и думал, что статус наблюдателя подразумевает что-то в этом роде. “Кванчо” обычно не расположена даже отчасти переложить свой груз на чужие плечи…
Он ухмыльнулся.
— Обычная для спецслужб параноидально-депрессивная мания…
— Наша задача… — негромко повторила Чифуни.
— Ax! — сказал Адачи, смакуя новость. Про себя он решил пока воздержаться от того, чтобы развертывать дальнейшие перспективы, по крайней мере вслух. Вместо этого он вытянул вперед ногу и просунул ее между полусомкнутыми коленями Чифуни. Молодая женщина не сопротивлялась, хотя на щеках ее выступил легкий румянец.
— Ходама, — повторил Адачи. — Хотя бы вкратце, для начала.
Чифуни превосходно владела разнообразными боевыми искусствами и смежными с ними науками. Все они дисциплинировали ум, приучая сосредоточиваться на сути, какими бы ни были внешние обстоятельства. Заговорив о Ходаме, Чифуни призвала на помощь всю свою весьма серьезную подготовку.
— Касуо Ходама родился в Токио в начале этого столетия в семье государственного служащего. Большую часть своей юности он провел в Корее, где его отец служил чиновником в японских оккупационных властях. Таким образом, с самого начала Ходама обзавелся большим количеством связей среди военных и правительственных чиновников. Именно эти связи он потом неоднократно использовал в своей дальнейшей жизни.
Оккупация Кореи была отнюдь не самой славной страницей в истории Японии. В 1910 году Япония аннексировала Корейский полуостров, и эта страна на долгих тридцать шесть лет превратилась в колонию деспотичного и жестокого японского милитаристского режима.
Будучи в Корее, Ходама активно сотрудничал с властями, специализируясь на подавлении очагов сопротивления. В основном он действовал скрытно, через подставных лиц, нанимая или организуя банды головорезов, которые избивали или физически ликвидировали корейцев-патриотов, выступающих за независимость своей страны. Колониальная администрация, таким образом, получала возможность сделать вид, будто официальные власти непричастны к репрессиям.
В Японию Ходама вернулся в 1920 году. Весь мир в это время был на грани кризиса; в Японии, в частности, набирало силу противостояние между демократическим правительством и ультраправыми, которых активно поддерживали военные. Поскольку умеренные оказались неспособны сделать ничего, чтобы накормить народ, едва ли можно считать удивительным, что правые одержали скорую и уверенную победу. То же самое происходило повсюду: в Германии, Италии, Португалии и Испании. Пустая чашка для риса не располагает к демократии.
— Это была эпоха тайных обществ и политических убийств, — вставил Адачи. — Тогда было убито несколько министров, придерживавшихся умеренных взглядов. Не имел ли Ходама к этому какого-либо отношения?
— Слухи утверждают, что имел, — ответила Чифуни. — Но мы не знаем наверняка, участвовал ли он в каком-нибудь из убийств непосредственно. Как бы там ни было, в 1934 году, когда умеренно-либеральное правительство все еще было у власти, Ходама отправился в тюрьму за подготовку убийства тогдашнего премьер-министра, адмирала Саито. В тюрьме он пробыл больше трех лет, однако, как только к власти пришли экстремисты, его немедленно выпустили. И конечно, имея за плечами такое обвинение, он пришелся новому режиму весьма ко двору. Его репутация среди националистов и правых была безупречной. Бесчисленное количество новых и старых связей в правительстве и среди военных, а также авторитет в нескольких тайных обществах, в которых он некогда состоял, сделали его лицом еще более влиятельным. Начиная с того времени, Ходама участвовал или был замешан буквально во всем, однако он действовал с предельной осторожностью и всегда оставался за кулисами событий. Куромаку — вот кем он стал!
“Куромаку”, — подумал Адачи. Это слово даже звучало зловеще. В японской действительности подобные персонажи были явлением давним, почти что традиционным. Термин “куромаку” в дословном переводе означал “черная занавеска”, восходя к классическому театру Кабуки, в котором скрытый за непрозрачной ширмой актер управлял сценическим действием марионеток, дергая за ниточки. У этого слова было немало синонимов в других языках: “крестный отец”, “кучер”, “повелитель марионеток”, и все же куромаку был большим, чем то, что означали все эти слова. Под куромаку подразумевалось лицо, обладающее совершенно фантастическим могуществом, а в последнее время это слово стало еще и синонимом связей мафии и политики на самом высоком уровне. И все же в первую очередь это слово означало безграничную власть.
— Замешан буквально во всем?… — переспросил Адачи. Глаза его были закрыты, а большой палец ноги гладил и мял влажное и нежное лоно Чифуни. Ощущение было необычным и приятным, и в голове Адачи слегка зашумело от обострившегося желания. Голос Чифуни действовал на него завораживающе.
— Во всем, — повторила Чифуни. Голос ее мягко вибрировал. Только боевое искусство айкидо, учившее жесткому самоконтролю, помогало женщине по-прежнему держать себя в руках.
— Он крутился как белка в колесе, представлял чьи-то интересы, путешествовал, торговался, выслеживал, создавал и уничтожал политических деятелей. У него были обширные коммерческие интересы. Вторую мировую войну он закончил в чине адмирала, хотя, по свидетельству очевидцев, почти ничего не знал о флоте, кроме, естественно, одного — как сделать на нем деньги. Зато именно он поддерживал и использовал в своих целях милитаристские устремления Тодзю и его людей.
— Ага… — сказал Адачи. Они как раз вступили в ту область, в которой архивные дела и досье “Кванчо” были гораздо полнее, чем его собственные. Полиция отнюдь не была иммунна к политическому нажиму, а военный период во многих отношениях был одним из самых любопытных. Власти предержащие чувствовали себя не очень уютно, пока в недрах полицейских архивов оставались подробные рапорты и донесения об их поведении во время войны.
— Незадолго до Пирл-Харбора, — продолжила Чифуни, — он вступил в контакт с военной разведкой Соединенных Штатов, снабжая их информацией о Китае. В этой области он мог оказать им неоценимую помощь. Дело в том, что перед началом войны интересы Японии и США во многом пересекались.
Адачи невольно присвистнул.
