Гора Мертвецов - Бачурова Мила (читать книги регистрация txt, fb2) 📗
– Нет, спасибо. Я в порядке, больше вас не побеспокою.
Соседка ещё раз изучающе взглянула на Веронику – так, словно прикидывала шансы. После чего натянула повыше плед и закрыла глаза.
А Вероника твёрдо решила, что спать больше не будет.
013. Наши дни. Екатеринбург
Выйдя из самолёта на трап, Вероника подумала, что одеться надо было теплее. Снег не шёл, но дул холодный, пронизывающий ветер.
Вероника накинула капюшон куртки и вспомнила добрым словом комбинезон, привезённый из Антарктиды. В гостинице сменила одежду, в которой прилетела, на «всё тёплое сразу».
С деканатом Уральского Технического Института – который в девяностые, как тогда было принято, сменил звание на гордое «Технический Университет» – она созвонилась ещё до вылета. Давно заметила, что фраза «я звоню из Москвы» производит солидное впечатление.
На проходной предъявила паспорт, получила временный пропуск и направилась прямиком в деканат.
– Добрый день. Меня зовут Вероника, я вам звонила позавчера. – Журналистское удостоверение Вероника держала наготове.
– Да-да, подождите, пожалуйста.
Женщина-секретарь, дама предпенсионного возраста с ядовито-розовым маникюром, сняла трубку стационарного телефона.
– Алло? Татьяна Васильевна? Тут подошли, журналистка из Москвы. Отправляю к вам, вы на месте?.. Хорошо. – Секретарь положила трубку. – Третий этаж, кафедра физической химии. Триста двенадцатый кабинет. Татьяна Васильевна Шарова – свидетельница тех событий. Она ответит на ваши вопросы.
– Благодарю!
Вероника одарила секретаря лучшей своей улыбкой, вручила, привычно поборов наигранное сопротивление, коробку «рафаэлок» – мало ли для чего ещё тётка может понадобиться – и отправилась разыскивать триста двенадцатый кабинет.
Нашёлся он, как и ожидала, не сразу, пришлось обращаться за помощью к аборигенам. В заведениях, ведущих свою историю от времён раннего СССР, номера кабинетам присваивали, казалось, специально так, чтобы насмерть запутать потенциального врага. Кабинет с номером триста двенадцать оказался втиснут между триста первым и триста двадцать вторым. Искать в подобных ребусах логику Вероника давно перестала. Время от времени представляла себе Тишу, по какой-то случайности занесенного в эти дебри, и не знала, смеяться или плакать. Вот уж кто бы тут реально свихнулся.
Разыскивая кабинет, Вероника на ходу погуглила Татьяну Васильевну. Увидев ее вживую, решила, что женщина выглядит лучше, чем на фотографии с сайта университета.
Широкое добродушное лицо, раскосые тёмные глаза в окружении морщин и густые чёрные волосы, уложенные в тяжёлый узел. Ни единого седого волоса, хотя возраст Татьяны Васильевны совершенно точно приближался к шестидесяти. Коль уж она «свидетельница событий».
– Здравствуйте. – Татьяна Васильевна, приподнявшись на стуле, подала Веронике руку. – Надо же, опять волна. Я уж и со счёта сбилась, которая.
– Что, простите?
– Да это я о своём. Почти сорок лет прошло с того похода, а журналисты идут и идут. То чередой, то затишье. Полгода, год – потом опять череда. И всех секретариат ко мне отправляет, я это про себя «волнами» называю. Сейчас вот опять волна пошла, после той передачи по телевизору… Да вы присаживайтесь, не стесняйтесь.
– Спасибо, – Вероника села.
– Чаю? Как раз недавно вскипел.
Вероника кивнула, постаравшись изобразить лицом благодарность. Чаепитие было неотъемлемой частью ритуала «расположи к себе собеседника».
Татьяна Васильевна поднялась, достала из лабораторного шкафа фаянсовые кружки с гордой надписью «50 лет Университету!». Положила чайные пакетики, залила кипятком. И привычно заговорила:
– Нинель Онищенко, участница похода, была моей соседкой по комнате в общежитии. Мы дружили. Остальных ребят из турклуба я тоже знала, они часто приходили к Нинель. Закончив институт, я осталась работать на кафедре. Сейчас уже, получается, единственная в университете, кто помнит ту историю. Вот журналистов ко мне и отправляют. Вы спрашивайте, что вам интересно. Чем смогу, постараюсь помочь.
– Ясно, – пробормотала Вероника. – Я включу диктофон, не возражаете?
– Да, конечно.
Вероника включила диктофон, достала из сумки блокнот.
– Скажите, пожалуйста. Григория Маврина – того парня, который не погиб под лавиной, а замёрз недалеко от палатки – вы тоже знали?
– Не очень хорошо, меньше всех. Мы с Ниной учились на четвёртом курсе, а Гриша на втором, в турклубе не так давно появился. – Татьяна Васильевна грустно покачала головой. – Если вы собрались по тысячному разу гадать, почему Гриша оказался раздетым на снегу, то от меня толку мало. За сорок лет уж сколько спрашивали, и не только меня. Родителей Гришки пытали, друзей, преподавателей. А в последние годы вовсе как с ума посходили. То сексуальные отклонения парню приписать пытаются, то ещё какую дрянь. Так вот: ничего подобного! Хороший парень был. Взбалмошный, без царя в голове, но хороший. Товарищ отличный, за друзей – в огонь и в воду. Они в турклубе все такие были. Если и жила ещё где-то в конце восьмидесятых советская романтика, то среди таких ребят. Кто бы мог подумать, что буквально через год всё пойдёт прахом, а через три мы вовсе в другой стране будем жить. Эти, в турклубе, уж точно не думали. Верили в лучшее, рвались навстречу подвигам. Иной раз мне кажется – может, и хорошо, что до девяностых не дожили. Друзей-то их потом – ух, помололо… Романтики в ту пору не выживали, другая эпоха пришла. Хотя и турклуб после того похода, можно сказать, закончился. Сначала – трагедия с лыковцами, шок у всех. А потом оглянуться не успели, как свободный рынок грянул. Финансирование прекратилось, сам институт еле выживал. Преподавателям зарплату месяцами не платили… Какие уж тут походы.
– Ну, может, у вас есть предположения, почему Гриша мог так поступить? – не отставала Вероника. – Я вот слышала, что он в театральном кружке занимался. Может, хотел произвести впечатление на девушку? Ему нравилась Нинель? Или, может, другая девушка, Любовь Раевская?
Татьяна Васильевна покачала головой:
– Люба?.. Нет. Люба никому не нравилась. Не красавица, да и надменная к тому же, отец – заведующий продуктовой базой. Он и в девяностые хорошо себя чувствовал, бизнесменом стал. С матерью Любы разошёлся, завёл молодую… А Ниночка – да, в Ниночку Гришка был влюблён. Втайне, разумеется, она ведь на два года старше. Но танцы на снегу Нина бы не одобрила. Девушка серьёзная, старостой у нас в группе была. К тому же, с Олегом Лыковым встречалась, летом они пожениться собирались. А Олегу Гришка – не конкурент. Взрослый парень, интересный, по нему половина курса с ума сходила. А сам он походами бредил. Планировал и дальше, после института, той же дорогой идти. И Ниночка его поддерживала. Я-то, честно говоря, этого никогда не понимала. А от того похода Нину вовсе отговаривала.
– Почему?
– Испугалась. Пока они по другим местам ходили, я только посмеивалась. Ну, нравится людям с рюкзаком на спине по сугробам лазить – на здоровье. Если Нине чем-то помочь надо было – сшить что-то, починить, не отказывала. В те времена ведь, куда ни ткни, в дефицит попадёшь, многое сами мастерили. Но когда я узнала, что они на гору Мертвецов собрались… – Татьяна Васильевна покачала головой. Провела пальцами по лицу. – Мои предки – коренные жители региона. Гору Мертвецов издревле стороной обходили. Знали, что беду притягивает. Когда я Нине об этом сказала, она рассердилась. Прекрати, говорит, даже слушать не хочу! Что ты городишь, что за ересь? Всерьёз мои слова не восприняла. Тогда. А вот когда они вернулись… В больнице, говорят, Нина только и повторяла: «Гора не отпустит живых. Гора не отпустит живых…» Будто помешанная. Хотя, почему «будто»? Сейчас ведь никто не скажет, что там на самом деле было. Нина прожила-то после того, как в больнице оказалась, едва ли сутки. Да что я рассказываю, неужели вы в интернете не читали? Миллион интервью уже было. И со мной, и с другими людьми.
