Собачий бог - Арбенин Сергей Борисович (читать книги без сокращений .txt) 📗
– Ой, – прошептала она, и кинулась назад в дом.
Было еще темно, но по черному небу стремительно неслись невообразимые пернатые облака – и не багровые, и не темно-красные, а какие-то сиренево-фиолетовые, даже чуть ли не розовые.
Баба Надя, спрятавшись за калиткой, оставила амбразуру и выглядывала хитрым глазом. Из кабины танка вышел здоровенный детина в зимнем камуфляже, потянулся и спросил вдруг:
– Ну? Чего смотришь?
Но не на ту бабу Надю он нарвался. Совсем не на ту. Баба Надя распахнула калитку, отставила ведро назад, упёрла руки в крутые бока, и визгливым голосом завопила:
– А вы кто? А вам чего надоть? Ишь, въехали на танках, куда их не звали, да еще и смотреть запрещают!
Военный не сразу оправился от такой скороговорки, произнесенной к тому же с невыразимым пылом.
Он подошел поближе.
– И не подходи! – взвизгнула баба Надя, немедля прячась за калитку. – Щас вот кобеля спущу, – он те штаны-то поправит!
Военный отступил на шаг, откашлялся и сказал мирным голосом:
– Мы тут, бабуля, не по доброй воле. У нас приказ. Служба у нас такая, понимаешь? Так вот, по этому приказу велено сопроводить сводную бригаду «Спецавтохозяйства» по отлову бродячих животных.
Баба Надя долго переваривала этот монолог. Потом – военный аж подпрыгнул от неожиданности, – взвизгнула:
– Так вы чо – живодеры?
– Да не-ет. Я же вам объясняю, мы сопровождаем…
– Живодеры, значит, – утвердилась в своем мнении баба Надя. И внезапно, набрав в грудь воздуха, завизжала на всю улицу:
– Слышь, Клава! Живодеры приехали! В нашем ауле собак будут душить!
Из-за противоположного забора, к удивлению военного, сразу же высунулось востроносое, в полушалочке, личико.
– Ты спрячь свою Динку, или как ее! – продолжила баба Надя.
– Дык спрятала уже! – пронзительным фальцетом завизжала в ответ баба Клава.
Та-ак, – подумал военный. Фактор внезапности сам собой отпадает.
Каждый переулок был заперт с обеих сторон самой разнообразной техникой: от мусоровозов и бульдозеров «Спецавтохозяйства» до грузовиков вызванной на подмогу воинской части и, конечно, милицейских машин. Милиция и военные, правда, в дело не вмешивались, они вообще тут были как бы в стороне. Они стояли кучками, курили, балакая между собой, а само дело их словно не касалось. Но когда с подвыванием на них наскочил пес, изгнанный из какого-то ночлега «живодерами», милиционеры отреагировали мгновенно: несколько ударов дубинками, – и пес отлетел в сугроб и затих.
Собаколовы прочесывали местность методично, со своими громадными сачками и сетками. Они шли по четверо, а позади шагал милиционер с автоматом и опасливо косился по сторонам.
Между тем уже рассвело. Фиолетовые упругие тучи превратились в сырые тяжкие облака. И внезапно стоявший много дней мороз спал. Казалось, это произошло чуть ли не мгновенно. Только что звенели провода и потрескивали деревья, – и вот уже изморось пала на них. Белыми стали и автомобили, и бульдозеры, и заборы, и даже кацавейка бабы Нади, которая, заняв пост на крыше своего низенького – под мотоцикл – гаража неотступно следила за военными действиями, при этом громко делясь с соседями своими соображениями.
Но эти соображения заглушал истошный собачий вой и визг. Вой поднимался все выше над поселком, достиг уже товарной станции и дальних многоэтажек, так что люди стали выглядывать из окон.
Собаколовы, вбрасывая в «воронок» еще советских времен очередную жертву, выглядели слегка виноватыми, и по сторонам не глядели.
– Душегубы-то, слышь, – кричала баба Надя бабе Клаве, – уже на Стрелочный зашли. Возле дома бабы Маруси кого-то изловили!
Баба Клава, по причине малорослости, ничего не видела, и поэтому с напряжением внимала визгу соседки.
Машин-собаковозов было две. И они беспрерывно курсировали между поселком и недалеким отсюда мусороотвалом. Внутрь фургонов были введены выхлопные трубы, и на мусороотвале мертвых собак крючьями вытаскивали рабочие и нанятые бомжи и сбрасывали в глубокую шахту – знаменитую «трубу Беккера». В этой самой трубе трупы бродили, как старый виноград, и как бы самопереваривались.
Труба стояла неподалеку от собачника – хлипкого сооружения из досок. Там обычно держали отловленных собак, когда не было прямого приказа «душить». Или когда некоторым, после душегубки, удавалось выжить.
– Вы хоть душегубку-то свою не включайте! – чуть не плача, кричала смотрительница питомника тетя Галя, женщина с обветренным, распухшим лицом. Она вытирала нос громадной рукавицей, и начинала причитать:
– Ить некуда уже толкать. Все клетки полные. Я счас вольер открою, – пускайте их туда!
Собаколовы, и без того пускавшие газ через раз, стали молча выпускать живых в вольер – небольшое загаженное помещение без крыши, предназначенное, по идее, для выгула бездомных собак.
В самом питомнике, – или, точнее, отстойнике, – собаки были набиты в клетки до отказа. Большая часть из них, от усталости и голода, лежали друг на друге вповалку, лишь иногда слабо огрызаясь на соседей.
Тетя Галя ругала собак матом, сморкалась, и выходила на подъездную дорогу – встречать очередную машину.
Вокруг, насколько хватало глаз, высились припорошенные снегом мусорные холмы. По ним, привлеченные шумом, медленно спускались местные обитатели – бомжи.
– Что за шум, хозяйка? – спросил толстый краснорожий бородач в каком-то нелепом, обрубленном снизу тулупе.
Из сторожки вышли дежурный и начальник смены, которого специально вызвали сегодня на работу и велели «одеться соответственно».
Начальник смены, молодой парень, оделся соответственно: в черное долгополое пальто с белым кашне, из-под кашне виднелась белая рубашка с галстуком, на голове – теплая кепка с «ушами».
Появление бомжей в планы начальства, видимо, не входило.
– Зачем тут это чмо? – сердито спросил он у дежурного.
– Так местный, – вполголоса пояснил тот. – Предводитель ихний. Давно тут живет. Помогает, когда надо.
Начальник покачался с пяток на носки тупоносых черных туфель.
– Знаю я, как он вам помогает, – сказал он. – Убери его. Не дай Бог, вся кодла из конторы приедет проверять. Да еще, я слыхал, мэр может пожаловать. Собы-ытие! – саркастически протянул он. – Десять лет собак разводили, а теперь решили сразу всех передушить.
– Трубы не хватит, – задумчиво сказал дежурный.
– А они трамбовать будут! – хохотнул начальник.
Повернулся к бомжу.
– Эй, как тебя, Борода! Сегодня неприёмный день. Сам уходи, и своих предупреди, чтоб не высовывались.
Борода миролюбиво сказал: «Понял, начальник!» – и полез вверх по мусорному монблану, пока не исчез в морозном тумане, который окутывал вершины рукотворных гор.
Начальник поглядел на нескольких рабочих в ватниках и телогрейках, которые с ломами и лопатами ковырялись у подножия свежей мусорной кучи: делали вид, что работают.
– Холодно, – сказал начальник. – Пойдем, что ли, ещё по маленькой.
А тетя Галя сидела на крылечке питомника, подперев голову рукой в огромной рукавице, и потихоньку плакала.
Вой над поселком постепенно начинал стихать. Уже одна из собаковозок стояла без дела, водители военной техники бродили вокруг машин, а начальство стояло отдельной кучкой на «главной площади» поселка – на конечной остановке автобуса, где были несколько магазинов и почта. Эта могучая генеральская кучка уже изрядно замерзла. И позволила себе распить бутылочку коньяка: генеральские лица стали морковного цвета.
Внезапно послышался звон и грохот. В доме, стоявшем довольно далеко от генералов, там, где обернутые фольгой трубы теплотрассы образовывали арку, внезапно вылетело окно, брызнуло стекло. Из окна во двор метнулся темный собачий силуэт.
– Что это там? – строго спросил один из генералов, повернув голову.
Не дождавшись ответа, поманил пальцем старшего офицера, который стоял неподалеку, тоже в кучке офицеров. Офицер торопливо сунул пластиковый стаканчик товарищу, вытер губы и подбежал.
