Историк - Костова Элизабет (читать онлайн полную книгу txt) 📗
Когда общество вернулось к столам и занялось разговорами, мы с Элен обнаружили, что нам достались почетные места рядом с профессором. Он улыбнулся, кивая нам:
— Как я рад, что вы сегодня с нами. Вы знаете, это мой любимый праздник. По церковному календарю мы празднуем дни многих святых, но этот день дорог всем, кто учится и учит, потому что посвящен славянскому алфавиту и литературе — наследию долгих веков, идущему от великого изобретения Кирилла и Мефодия. Кроме того, в этот день все мои любимые ученики и коллеги возвращаются ко мне, чтобы оторвать дряхлого профессора от работы. За что я им искренне благодарен.
Он с любовной улыбкой оглядел собравшихся и хлопнул соседа по плечу. У меня сжалось сердце при виде его ладони, тонкой и хрупкой, почти прозрачной.
Немного погодя ученики Стойчева начали расходиться: одни по направлению к столу, где разрезали жареного барашка, другие по двое, по трое уходили в сад. Как только они разошлись, Стойчев нетерпеливо повернулся к нам.
— Давайте поговорим, пока есть возможность. Племянница обещала задержать мистера Ранова, сколько сумеет. Я должен кое-что сказать вам, и у вас, насколько я понимаю, тоже есть что сказать.
— Несомненно. — Я подвинулся ближе к нему, и Элен повторила мое движение.
— Прежде всего, друзья мои, — заговорил Стойчев, — я внимательно перечитал письмо, которое вы мне вчера оставили. Вот ваша копия. — Он вынул из нагрудного кармана листок. — Возвращаю вам, храните хорошенько. Я много раз ее перечитывал и убежден, что оба письма написаны одним человеком: неким братом Кириллом. Разумеется, без оригинала невозможно сличить почерки, но если копия точна, стиль и композиция совпадают и даты, разумеется, тоже соответствуют. Думаю, можно не сомневаться, что оба письма составляют одну корреспонденцию, хотя можно только догадываться, каким образом они оказались у столь разных людей. По этому поводу у меня есть несколько соображений, но сперва я хотел бы услышать больше о ваших поисках. У меня сложилось впечатление, что вы прибыли в Болгарию не просто ради осмотра монастырей. Как вы обнаружили это письмо?
Я ответил, что мне трудно изложить причины, которые заставили нас начать поиски, потому что они могут показаться несколько мистическими.
— Вы говорили, что читали работы Бартоломео Росси, отца Элен. Недавно он исчез при очень странных обстоятельствах.
Я, как мог коротко и четко, обрисовал для Стойчева находку Книги Дракона, исчезновение Росси, содержание его писем, карты, которые мы захватили с собой, и наши поиски и находки в Стамбуле и Будапеште, включая народную песню с напечатанной над ней гравюрой и странным словом «Ивиреану», найденную в будапештской библиотеке. Единственное, о чем я умолчал, была тайна Стражи Полумесяца. Кругом было столько народу, что я не рискнул доставать бумаги из портфеля, но карты и их сходство с силуэтом дракона в книге описал во всех подробностях. Профессор слушал очень внимательно, не скрывая интереса, с широко открытыми глазами под сдвинутыми к переносице бровями. Он перебил меня только один раз: настойчиво попросил как можно точнее описать Книги Дракона — и мою, и Росси, и Хью Джеймса. Я понимал, что знатоку рукописей и первых печатных изданий эти книги представляются особенно любопытными.
— Моя у меня с собой, — сказал я, похлопав по стоявшему на коленях портфелю.
Он едва не подскочил, уставившись на меня.
— Как только будет можно, я бы хотел ее посмотреть! Однако пока он остро заинтересовался открытием наших стамбульских друзей, что настоятель, которому писал брат Кирилл, проживал, вероятно, в то время в Снаговском монастыре.
— Снагов! — шепотом вскричал он.
Его морщинистое лицо побагровело, и я испугался, как бы ему не стало плохо.
— Я должен был догадаться! Письмо тридцать лет пролежало у меня в библиотеке!
Я подумал, что надо бы при случае спросить, откуда взялось его письмо.
— Как видите, достаточно доказательств, что монахи брата Кирилла, прежде чем направиться в Болгарию, прибыли из Валахии в Константинополь.
— Да, — он покачал головой. — Я-то всегда считая, что речь идет о путешествии монахов из Константинополя, о паломничестве в Болгарию. Мне в голову не пришло… Максим Евпраксий… настоятель Снагова… — В возбуждении он то и дело моргал, и черты его лица были смяты нахлынувшими чувствами. — И слово «Ивиреану», которое попалось вам и мистеру Джеймсу в Будапеште…
— Вам оно понятно? — жадно спросил я.
— Да, да, сынок. — Стойчев смотрел сквозь меня. — Антим Ивиреану, ученый и печатник, работавший в Снагове в конце семнадцатого века — гораздо позже Влада Цепеша. Я читал о его работах. В свое время он считался выдающимся ученым и его имя привлекало в Снагов множество блестящих посетителей. Он выпустил Святое Писание на румынском и на арабском — по всей вероятности, его типография была в Румынии первой. Но — Господи! — пожалуй, не первой, если Книги Дракона намного старше! Я непременно должен вам показать! — Он покачал головой, широко распахнув темные глаза. — Идемте ко мне в комнату, сейчас же!
Мы с Элен огляделись.
— Ранов увлекся Ириной, — тихо сказал я.
— Да. — Стойчев уже поднялся. — Войдем в боковую дверь. Пожалуйста, скорее.
Нас не приходилось торопить. Одного взгляда на его лицо хватило бы мне, чтобы полезть за ним и на отвесный утес. Старый профессор с трудом поднимался по лестнице, и мы медленно шли следом. У большого стола в гостиной он присел отдохнуть. Я заметил, что стол завален множеством книг и рукописей, которых не было на нем вчера.
— У меня было не слишком много сведений об этом письме, как и об остальных, — едва отдышавшись, заговорил Стойчев.
— Об остальных? — Элен опустилась на стул рядом с ним.
— Да. Известны еще два письма брата Кирилла — вместе с моим и вашим стамбульским получается четыре. Надо немедленно ехать в монастырь Рила, посмотреть остальные. Я никогда не связывал… — Волнение снова помешало ему договорить.
Спустя минуту он бросился в соседнюю комнату и вынес оттуда том в бумажной обложке: как оказалось, старый научный журнал, изданный в Германии.
— У меня был друг… — Он осекся. — Если бы он дожил до этого дня! Я говорил вам, его звали Атанас Ангелов — да, болгарский историк и один из первых моих учителей. В 1923 году он занимался архивными изысканиями в библиотеке Рилы — это настоящая сокровищница средневековых документов. Ему попалась рукопись пятнадцатого века, спрятанная под картонным переплетом фолианта, изданного в восемнадцатом. Он хотел опубликовать эту рукопись: хронику путешествия из Валахии в Болгарию, но смерть помешала ему закончить работу, поэтому я обработал его черновики и опубликовал их. Рукопись по-прежнему в Риле… я и не думал… — Он с размаху хлопнул себя по лбу хрупкой ладонью. — Вот, скорее. Напечатано по-болгарски, но мы просмотрим вместе, и я переведу вам самое существенное.
Он открыл полинялый журнал дрожащей рукой, и голос его дрожал, когда он отрывисто пересказывал нам статью Ангелова. И статья, написанная по черновикам болгарского историка, и сам документ с тех пор много раз переиздавались на английском, с комментариями и бесконечными сносками. Но я и сейчас при виде очередной публикации представляю себе старое лицо Стойчева, тонкие седые волосы, падающие на оттопыренные уши, темные глаза, горящие сосредоточенным вниманием, и прерывающийся голос».
ГЛАВА 59
ХРОНИКА ЗАХАРИИ ИЗ ЗОГРАФУ
Атанас Ангелов и Антон Стойчев
«Хроника Захарии», со включенной в нее «Повестью Стефана Странника», невзирая на досаждавшую многим исследователям незавершенность, представляет собой важнейший источник, подтверждающий существование в пятнадцатом веке путей паломничества на христианских Балканах, а также освещающий судьбу тела Влада Третьего Цепеша Валашского, погребенного, по давним предположениям, в монастыре на острове Снагов (в современной Румынии). «Хроника» дает также редкий отчет о судьбе валашских новомучеников (хотя невозможно с уверенностью определить национальную принадлежность снаговских монахов, за исключением Стефана, персонажа «Хроники»). До сих пор существуют жития только семерых христианских мучеников валашского происхождения, и из них, насколько известно, ни один не принял мученичества в Болгарии.
