Сирены - ван Ластбадер Эрик (читаемые книги читать онлайн бесплатно txt) 📗
Отлучившись всего на пару минут, он вернулся вместе с другим санитаром и врачом, прежде ни разу не попадавшимся ей на глаза. Это был высокий, худощавый человек с волосами песочного цвета и острой бородкой. Над его верхней губой почему-то не росло ни единого волоска.
Санитары вкатили в палату тележку из нержавеющей стали, заставленную медицинскими инструментами. По команде врача, они привязали Дайну к постели и размотали, лежавшую на тележке резиновую кишку весьма зловещего вида.
Перепугавшись до смерти, она принялась громко вопить, когда они попытались засунуть ей эту кишку в одну ноздрю. Она мотала головой из стороны в сторону до тех пор, пока один из санитаров не сжал ее нижнюю челюсть с такой силой, что слезы выступили у нее на глазах. Боль была такая, словно ей вывихнули челюсть. Моментально второй санитар запихнул ей в нос кишку. Дайна закашлялась, и чуть не подавилась, почувствовав, что отвратительная трубка скользнула вниз у нее в горле. Санитар, продолжавший стискивать ее челюсть, наклонился над кроватью. Дайна увидела ярко-красный нарывающий прыщ у него на щеке.
– Если ты не будешь лежать спокойно, – прошипел он, – то тебе не пережить этого. – Он улыбнулся, впрочем без всякой злобы. – Мы сделаем это все равно, так что выбор за тобой.
Она замерла, лежа на спине, дрожа от напряжения и страха. Капли пота стекали у нее по лбу, и она ощущала их соленый привкус на губах. В тот раз ее накормили через кишку, и после этого она уже никогда не отказывалась есть то, что ей приносили.
Правда она отказалась от свидания с Моникой. Через восемнадцать дней после начала инсулиновой терапии доктор Гейст при очередной встрече с ней сказал, что ей будет позволено увидеться с матерью.
– Однако только, если вы сами пожелаете, – добавил он.
Она не пожелала, и ее оставили в покое. Не каждый день, но довольно часто Дайну посещали видения, подобные тому, которые являлись во время первого лечебного сеанса, когда ей казалось, что она душит кого-то другого. Они всегда начинались с доктора Гейста, ее постоянного наставника («Это совершенно естественное явление», – сказал он, важно кивая головой, когда Дайна поведала ему о них), затем его сменяла Моника, после чего появлялось то самое, смутно различимое лицо, казавшееся до боли знакомым и одновременно внушавшим ей непреодолимый ужас.
– То, что ты чувствуешь, означает, что якоря, сдерживающие твое сознание, ослабевают, – объяснял ей доктор, – и в короткие мгновения перед тем, как они срываются с места, и ты отключаешься, тебе удается увидеть отблески того, что таится в глубинах твоей души.
Однажды утром, после того как ей приснился доктор Гейст, танцующий джигу при свете ужасной раздувшейся луны, при этом полы его светящегося белого плаща развевались вокруг его бедер, Дайне явился ее последний (и «первичный», в соответствии с утверждением доктора) враг. Ее отец. Ее мертвый отец, по отношению к которому она испытывала только любовь. И она душила его и кричала вновь и вновь: «Не уходи, пожалуйста, останься со мной». И потом: «Я ненавижу тебя, за то что ты покинул меня!»
Через два с половиной месяца после начала ее заключения в «Уайт Седарс» доктор Гейст явился к ней в палату со стопкой одежды.
– Пришло время расстаться нам, Дайна. Ты вылечилась.
«Вылечилась от чего?» – подумала она про себя и, положив руку на стопку одежды, сказала:
– Это не мое.
– Теперь твое. Мы купили ее для тебя, – мягко ответил Гейст. – Ты не влезла бы в свою старую одежду.
И в самом деле, одевшись и взглянув на свое отражение в зеркале, Дайна не узнала себя. Ей показалось, что пока она лежала без сознания, какая-то толстая женщина явилась и заняла ее место в жизни. Ее едва не стошнило от того, что она увидела.
На пороге больницы доктор Гейст остановил ее, слегка придержав рукой за плечо.
– Ты не хочешь узнать, почему мать не пришла за тобой?
– Нет, – ответила Дайна, – не хочу. Мы не слишком переживаем друг за друга.
– Она переживала за тебя в достаточной мере, чтобы ты оказалась здесь, – подчеркнуто произнес доктор.
Дайна едва удержалась от того, чтобы не расхохотаться ему в лицо.
– Ну да, она хотела переделать меня. В соответствии с собственными представлениями.
– Это грех, – сказал доктор Гейст с отсутствующим видом, – свойственный многим родителям.
Дайна взглянула на него. Позади себя она слышала шум проезжающих мимо машин, лай собак, детский смех. Эти звуки звали ее.
– Однако не все они заходят так далеко.
– Она желала тебе только добра, – на улице его голос звучал неожиданно хмуро и тускло. Дайна попала в лечебницу в разгар зимы, а теперь уже начиналась весна. На деревьях уже появились почки, первые птицы начали строить гнезда.
– Желала?
– Дайна, твоя мать в больнице. Она больна уже на протяжении шести недель.
Дайна отвернулась от него и от «Уайт Седарс» и посмотрела в сторону аллеи, красневшей вдали на противоположном конце Парквэй. С минуту она наблюдала за «Шевроле», «Бьюиками» и другими автомобилями, выстроившимися в цепочку у въезда на стоянку, за рулем которых сидели матери семейств из пригородов Нью-Йорка, замотанные в разноцветные шарфы, еще не снявшие бигуди после утренней завивки. Дайне вдруг стало интересно, что представляет собой их жизнь. Такие ли они простые, какими она их считала? Счастливы ли они, когда их мужья вечером возвращаются с работы домой? Когда их дети смеются? Раздражает ли их, когда ломается ящик для мусора? Или за веем этим... скрывается еще нечто, недоступное постороннему взгляду, запрятанные в самые далекие тайники?
– Она умрет?
– Да, – тихо ответил доктор Гейст. – И очень скоро.
Берил вручила ей сигнальный вариант очередного номера «Плейбоя» прямо на площадке сразу после окончания работы, и Дайна сразу поехала из студии домой, чтобы показать его Рубенсу.
В самом центре той части раздела «Приближающиеся События», где речь шла о кино, была напечатана заметка под названием: «ПОБЕДИТЕЛЕМ СТАНОВИТСЯ...». В ней говорилось следующее:
«Хотя некоторые могут посчитать, что еще рановато начинать игру в угадайку относительно обладателей призов в Академии Наград в этом году, я должен заметить, что слышал немало лестного о Дайне Уитней, играющей главную роль в выходящем скоро на экраны фильма „Хэтер Дуэлл“. Не секрет, что все мы ждали новой женской роли, не уступающей по уровню исполнению, которые сыграли Салли Филд в „Норме Рай“ и Джейн Фонда в „Клюте“ и „Возвращении домой“. Судя по имеющейся информации, а я склонен верить в надежность источников, из которых она получена, роль Хэтер Дуэлл вполне может принести Уитней звание Лучшей Актрисы года. Содержание ленты, по сути, представляет собой испытание огнем, сквозь которое проходит жена состоятельного промышленника, очутившись в доме, захваченном террористами. Как вам, вне всяких сомнений, хорошо известно, Уитней приобрела международную известность благодаря участию в феерической картине будущего „Риджайна Ред“, снятой Джефри Лессером. Если вы не видели ее там, то не знаете, как много потеряли».
Она с нескрываемым удовольствием прочитала Рубенсу этот отрывок.
– Смотри, – сказала она, прижимая журнал к себе обратной стороной. – Они напечатали даже рекламный кадр из фильма. Как вам удалось провернуть это?
– Берил позвонила Буззу Бейллиману, – сказал он и рассмеялся. – Я же говорил тебе, что она – гений. – Рубенс подошел к ней. – Послушай, телефон в офисе сегодня звонил весь день, не переставая, и я знаю точно, что здесь будет то же самое. Как насчет того, чтобы съездить подышать свежим воздухом на мою яхту?
К тому времени, когда они взобрались на палубу судна, небо приобрело фиолетовый и индиговый оттенки. Вдоль извилистой ленты Малибу по сонным отмелям протянулась линия горящих огней. Вспомнив о Ясмин и о том дне, когда они вдвоем приезжали сюда. Дайна слегка поежилась.
Казалось, у нее на языке до сих пор сохранился душистый вкус кожи подруги. Идея, бороздившая глубинные слои ее сознания с того момента, когда она позволила Ясмин соблазнить ее, стала постепенно всплывать на поверхность. Если бы она только могла связать все воедино. Она подумала о Крисе, бедном, несчастном Крисе. Он звонил ей откуда-то. Из Денвера? Или Далласа? Сейчас она уже не могла вспомнить наверняка. "Да это и не имеет значения, – подумала она. – Публика везде одна и та же. Повсюду залы, огни, громадный аппарат. И аплодисменты, аплодисменты, звучащие все громче и громче, в то время как юные поклонники спешат вниз, протискиваясь в и так уже забитые проходы, подняв вверх руки с вытянутыми указательными пальцами, словно салютующие в ночной мрак: Номер Первый, Номер Первый, Номер Первый.
