Месть - Гаррисон Джим (смотреть онлайн бесплатно книга TXT) 📗
– Я тебя жду, сынок. Будь осторожен.
Кокрен быстро направился к туалету, не подымая глаз и слегка пошатываясь, словно пьяный пеон. У двери мужского туалета он ощупал рукоятку ножа Мауро и выдохнул. Верзила стоял у зеркала, причесываясь, и не удостоил Кокрена даже взглядом, поскольку тот, как все бедняки, был невидимкой. Кокрен стал неаккуратно плескать воду себе в лицо и попал на верзилу, который тут же в ярости повернулся к нему и занес руку, чтобы стукнуть дурака-пеона. Кокрен наклонился, словно для того, чтобы принять удар, и двинул ножом снизу вверх, держа рукоятку обеими руками, взрезая со всей силы, от мошонки до грудины, а там повернул нож и рассек верзиле шею до самого позвоночника. Верзила пошатнулся – Кокрен пинком распахнул дверцу кабинки, втолкнул его туда, и тело врезалось в унитаз. Кокрен глянул на себя в зеркало, проверяя, нет ли крови, ухмыльнулся и неспешно вышел.
Техасец подогнал грузовик с лошадиным прицепом к передней двери харчевни и улыбнулся, когда Кокрен вышел, беспечно размахивая ковровой сумкой Диллера.
– Люблю победителей, – сказал техасец, когда Кокрен залез в грузовик.
– Этому и не светило.
Кокрен откинулся поудобнее и начал рыться в магнитофонных кассетах, а техасец тем временем выехал на шоссе. Техасец хотел засветло добраться до Кулиакана, но в Сьюдад-Обрегоне лучший в мире бордель, и, может, его хватит еще на одну палку.
В середине дня Кокрен сел за руль, а техасец прикорнул после обеда – на три часа. Кокрен остановился в Лос-Мочис заправиться, и техасец проснулся, яростно кашляя и задыхаясь. Он содрал крышку с аптечки и вытряхнул штук шесть таблеток, которые принял, запив пивом из холодильного ящика. Техасец долго сидел, обхватив голову руками, и Кокрен, выводивший машину обратно на шоссе, даже забеспокоился. Как ни странно, он не боялся возможной погони, зная, что местная полиция спишет убийство на разборки наркомафии и никогда не заподозрит грузовик с техасским номером, тянущий за собой прицеп с племенным жеребцом. Техасец откинулся на сиденье, стараясь дышать глубоко, и улыбнулся.
– Ох, ты не остановился в Сьюдад-Обрегоне, а я-то думал заехать за кусочком бабца. Никогда не знаешь, который раз – твой последний, а мне, кажется, недолго осталось. – Он помолчал, вслушиваясь в магнитофонную запись Вилли Нельсона. – Я слыхал его живьем в Сан-Антонио, у него, конечно, вид как у хиппи-алкаша, но поет он хорошо.
– Как вы себя чувствуете?
– Знаешь, сынок, если я тебе начну рассказывать, что со мной не так, ты со скуки подохнешь. Мне в госпитале для ветеранов, я ведь настоящий ветеран, сказали, они не понимают, как это я вообще до сих пор не загнулся, а я сказал, я уже много лег слишком болен, чтоб помереть. Я просто исчезну, вот и все. Они хотели получить мое тело, а я сказал, хрен вам, меня похоронят в Ван-Хорне рядом с матерью.
На ночь они остановились в гостинице на побережье, у окраины Масатлана. Гостиница была средне-дорогая, и техасец одолжил Кокрену кое-какую одежду, сказав, что так далеко на юг ему совершенно ни к чему этот костюм сборщика фасоли. В номере техасец выпил большой стакан текилы и сказал, что пора по бабам, а когда он пойдет к богатому конезаводчику за своими деньгами, то потребует, чтоб ему прибавили еще пятьсот баксов, на, как он объяснил, "баб, бухло, татуировки и эти сраные таблетки".
После ужина техасец позвал Кокрена с собой в бордель, но Кокрен не пошел, сказав, что лучше выгуляет коня и задаст ему корму и воды.
– Походу, у тебя был большой день, а кинешь палку – на душе полегчает.
– Нет. Я сегодня убил человека, которого ненавидел, и не хочу мешать одно удовольствие с другим. Лягу в постель и буду вспоминать, как это было приятно.
Техасец кивнул и закурил сигару. Он был далеко не дурак.
– Наверняка ты это не просто так сделал. Я сам много лет назад отстрелил ногу мужику, который трахался с моей женой. Отсидел год, но каждый раз тепло на душе, как вспомню про его пустой ботинок.
Техасец договорился с официантом, и тот вызвал такси. Кокрен вернулся в номер, посмотрел в зеркало и едва узнал себя. Он смыл под краном запекшуюся кровь с ножа Мауро, потом потрогал странное ожерелье. Он стал насвистывать ту народную песню, и одна трель застряла фоном у него в мозгу. Он знал, что только начал, и ему было плевать, если он умрет в процессе. Как ни странно, он был из тех пилотов, кому огромное расстояние от земли не заслоняло смертельную опасность; у него было слишком живое воображение. Он пошел выгулять коня, мрачно думая, что техасец балансирует на самой кромке жизни и смерти, знает об этом и давит на газ.
Он проснулся, как только рассвело, и встревожился, увидев, что техасца до сих пор нет. Техасец нашелся в грузовике – лицо серое, перед рубахи запекся коркой крови и рвоты. Кокрен осмотрел его в поисках ран, но не нашел ни одной, потом пощупал пульс – пульс был неровный. Кокрен какое-то время поводил жеребца, не зная, что делать. Когда он вернулся в грузовик, техасец поглядел на него полузакрытыми глазами и слабым голосом попросил пива. Кокрен вытащил пиво из тепловатой водички холодильного ящика и стал смотреть, как техасец глотает таблетки.
– Друг, да тебе к доктору надо.
Техасец кивнул и уснул. Кокрен выехал на шоссе номер сорок, ведущее в Дюранго и Торреон, потом остановился выпить кофе и подумать. Здравый смысл подсказывал, что надо бросить больного и заняться своим делом. Но ему не хватало совести так поступить; и вообще, что такое один лишний день. Он пошел обратно в грузовик – на этот раз техасец сидел с открытыми глазами.
– Я знаю, что ты думаешь. "Вдруг этот старый пердун помрет у меня на руках? Что мне тогда с ним делать и с этой гребаной лошадью?" Ты не бойся, только помоги мне доставить лошадь, а уж я тебя отблагодарю. Я вчера ночью сказал той девке, ты уж постарайся, может, это моя последняя палка, и уж она постаралась.
Он бормотал, а Кокрен смущенно глядел в окно, старательно ведя машину извилистой горной дорогой в Дюранго, техасец же погрузился в глубокий сон.
После обеда в Дюранго техасец слегка приободрился, и они двинулись по дороге, ведущей в Торреон. Кондиционер отказал, и в машине было чудовищно жарко. Техасец словно в полусне болтал о разведении лошадей, а Кокрен думал о Дюранго. Он подумал, что стоит съехать с проторенной туристами дороги, как Мексика становится гораздо менее понятной, почти феодальной страной, куда трудно въехать незамеченным. Ему отчаянно нужна была какая-нибудь легенда, но личина торговца лошадьми не подходила. Может, придется использовать связи друга в правительстве, в Мехико, хоть ему и не хотелось этого делать. Надо вести себя настолько осмотрительно, чтобы добраться до Мирейи и не дать себя убить по дороге. На полпути в Торресы техасец вдруг напугал Кокрена, вцепившись ему в руку.
– Это тот бычара тебе лицо попортил? Может, и не только лицо? – Техасец раскраснелся и сжимал кулаки. – Можешь не говорить. Я тебе вот что скажу, мне уже скоро на свалку, но тут красиво, а я никогда не хотел помереть в какой-нибудь уродской дыре. Мне снилось, что я умру в Биг-Тимбер, в Монтане. Только привали меня камнем, чтоб стервятники, суки, не достали.
Чуть позже они приехали на роскошную гасиенду с двойными воротами, охраной, колючей проволокой, словно в концлагере, английским парком, бассейном, глиняным кортом, скаковым кругом для скачек с препятствиями, шикарным домом и конюшнями. Они пили херес и ждали, пока явится barone. Техасец принял поднесенную ему сигарную коробку с деньгами и закрыл крышку, не пересчитав купюры.
– Надеюсь, мне удастся добраться до дома, не расставшись с этими деньгами, – сказал он на неожиданно церемонном испанском.
Barone засмеялся и сказал на оксфордском английском:
– Я очень сочувствую вашему беспокойству. – Он протянул техасцу свою визитную карточку. – Если кто-то захочет вас задержать, назовите мое имя. Они обосрутся и убегут, как зайцы.
Их проводили в домик для гостей, рядом с конюшнями, и подали ужин с бутылкой шотландского виски. Ночью техасец разговаривал со своей матерью, ходил по комнате, попеременно смеясь, рыдая и глотая спиртное. Он умер почти ровно в три часа утра, и Кокрен сложил его в позу сидя, чтобы, закоченев, труп мог вместиться на сиденье пикапа. Чуть рассвело, Кокрен погрузил техасца в грузовик и натянул ему "стетсон" пониже на глаза. Он помахал охранникам, выезжая через две пары ворот, проехал несколько миль по дороге и похоронил техасца, привалив камнями, как тот просил. Похороны привлекли мимолетное внимание трех коров. Кокрен поехал прямо в Мехико, изредка останавливаясь, чтобы вздремнуть. Проезжая опять через Дюранго, он насвистывал песенку Мирейи, это придавало ему сил. Теперь его едва ли можно было остановить: он двинулся по своему пути, У него украли душу, и он собирался ее вернуть. Он добрался до Мехико за сутки и бросил пикап с прицепом на стоянке в аэропорту. В прицепе он переоделся в лучший костюм техасца, сунул под мышку сигарную коробку, вышел и поймал такси до "Камино-Реаль".
