Не плачь, моя леди - Кларк Мэри Хиггинс (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
– Книгу, – повторила она, стараясь говорить прямо в микрофон. – Это я-то, Эльвира Михан. Но как вспомнишь всех этих знаменитостей, их романы… Сколько ж среди них самого настоящего дерьма. Мне начинает казаться, что и я могу не хуже. Значит, по порядку. Из аэропорта я ехала в лимузине вместе с Элизабет Ланж. Она такая прелестная, молоденькая. И мне ее было очень жалко. У нее очень грустные глаза, сразу можно догадаться – она в сильнейшем нервном расстройстве. Всю дорогу из Сан-Франциско она дремала. Элизабет – сестра Лейлы Ла Салле, но они совсем непохожи. Лейла была рыжая, с зелеными глазами. Очень сексуальная, но и на королеву похожа, нечто среднее между Долли Патрон и Григ Карсон. А про Элизабет вернее всего сказать «цельная натура». Немного худовата, широкие плечи и огромные голубые глаза с темными ресницами, волосы длинные, медвяного оттенка. У нее решительный красивый рот, красивые зубы, а когда она улыбнулась – единственный раз, – то как будто теплое сияние разлилось. Ростом Элизабет довольно высокая, около пяти футов девяти дюймов. И могу поспорить, она поет. Голос у нее мягкий и приятный, совсем не похож на манерный актерский, каким говорят молодые старлетки. Но старлетками их теперь вроде бы уже не называют. Если сдружусь с Элизабет, она, может, расскажет мне что-нибудь новое про свою сестру, про Теда Винтерса… А может, «Глобал» поручит мне репортажи из зала суда?
Эльвира приостановилась, ткнула кнопку прослушивания и прокрутила записанное. Нормально. Магнитофон работает отлично. Она решила, что не мешало бы описать в двух словах окружающую обстановку.
– В бунгало меня проводила миссис фон Шрайбер. Я еле сдержалась, чтоб не расхохотаться, когда она назвала дом «бунгало». Снимали мы раз бунгало в Роквэй-Бич, на 99-й улице, рядом с парком аттракционов. Оно тряслось всякий раз, как мимо проезжали на роликах, а было лето, и катались каждые пять минут. В этом бунгало гостиная задрапирована светло-голубым ситцем, всюду восточные коврики, ручной работы, я проверила. В спальне кровать с пологом, столик, кресло-качалка, две огромные ванные, в каждой – джакузи. Есть еще кабинет со встроенными книжными полками, диван с обивкой из настоящей кожи, овальный стол. Наверху еще две спальни и ванные. Но эти мне, конечно, ни к чему. Роскошь, одним словом! Я без конца щиплю себя. Баронесса фон Шрайбер сказала, день тут начинается в семь утра. Быстрая прогулка, на нее просят ходить всех. После этого подают низкокалорийный завтрак, прямо в бунгало. Заодно горничная принесет мой личный распорядок дня: там и массаж лица, и общий массаж тела, травяная маска и еще какая-то процедура – вообще про такую не слышала. А еще парилка, педикюр и маникюр, процедуры для волос. Представить только! А после медицинского осмотра прибавятся и занятия спортом. Ну а теперь я немного передохну, и пора будет одеваться к обеду. Надену свое просторное радужное платье, я его у «Марты» купила, на Парк-авеню. Показывала его баронессе, и она одобрила, но отсоветовала надевать к нему хрустальные бусы, которые я выиграла в тире на Кони-Айленд.
Довольная и сияющая, Эльвира выключила магнитофон. Кто там еще болтает, будто сочинять трудно? На магнитофон читать – одно удовольствие. Ой, а микрофон-то! Из внутреннего отделения сумки на молнии она вынула коробочку, а оттуда извлекла брошь в виде солнца.
Но это не какая-то там обыкновенная брошка, горделиво подумала Эльвира. В этой – тайный микрофон, редактор велел ей носить брошь всегда и записывать все разговоры. «Таким образом, – пояснил он, – потом никто не сможет подать жалобу, будто вы неправильно пересказали его слова».
7
– Прости, Тед, но мы не можем позволить себе роскошь транжирить время. – Бартлетт откинулся на стеганую обивку кресла, сидя за круглым столом.
На левом виске Теда пульсировала жилка, а затылок и над левым глазом буравила боль. Осторожно, стараясь не качнуть головой, он отодвинулся от лучей послеполуденного солнца, бьющего прямо в окно.
Они устроились в кабинете бунгало Теда, одном из самых дорогих на курорте. Крейг с сумрачным лицом сидел наискосок от Теда, в карих глазах тревога.
Совещание Генри захотел провести еще до обеда. «Время идет, и пока не решим, какую стратегию выбрать, мы не продвинемся вперед».
Двадцать лет тюрьмы. Вот приговор, который грозит Теду. Ему еще не верилось. Когда выйдет, ему будет пятьдесят четыре. Ни с того ни с сего вспомнились гангстерские фильмы, которые Тед любил смотреть поздно ночью. Стальные решетки, грубая тюремная охрана: в главной роли убийцы-маньяка – звезда Джимми Кагни. Раньше Тед упивался такими лентами.
– У нас два пути, – заявил Бартлетт. – Можно не отступать от твоей первоначальной версии…
– Это не версия! – резко перебил Тед.
– Выслушай же меня! Ты ушел из квартиры Лейлы минут в десять десятого, спустился к себе. Пытался дозвониться Крейгу. – Бартлетт повернулся к Крейгу. – Паршиво, что ты не взял трубку.
– Не хотелось от телевизора отрываться, я эту программу давно ждал. Но был включен автоответчик. Рассчитывал, что перезвоню позднее. И я ведь могу присягнуть, что телефон действительно звонил в девять двадцать, как утверждает Тед.
– Досадно, Тед, что ты ничего не записал на автоответчик! Почему!
– Терпеть не могу автоответчики, а особенно автоответчик Крейга. – Губы Теда затвердели.
На автоответчике Крейг изобразил говорок японского мальчишки-рассыльного, и это бесило Теда, хотя имитация была искусной. Изобразить Крейг мог кого угодно, мог бы выступать на сцене с пародиями.
– Зачем ты вообще звонил Крейгу?
– Не помню. Пьян был. Хотел, по-моему, сообщить, что ненадолго уезжаю.
– Н-да, маловато нам от этого толку. Может, если бы и дозвонился, не помогло бы. Разве только подтвердил бы, что говорил ты с ним ровно в девять тридцать одну.
– Тогда я так и заявлю! – саданул кулаком по столу Крейг. – Врать под присягой не очень похвально, но я не желаю, чтоб Теда упекли за то, чего он не совершал!
– Теперь уже поздно. Ты заявление уже сделал. Перемени его сейчас – и это только ухудшит ситуацию. – Бартлетт ворошил листки, вытащенные из папки.
Тед отошел к столу. Он-то планировал пойти в спортивный зал, позаниматься немного на тренажерах. Но Бартлетт настоял на встрече. Вот так, его свободу уже ограничивают.
Сколько раз он приезжал с Лейлой на Сайприс-Пойнт Спа за три года их совместной жизни? Раз восемь или десять. Лейле здесь тоже нравилось. Ее забавляла властность Мин, претенциозность барона. Она обожала долгие прогулки по скалам. «Ладно, Сокол, не желаешь идти со мной, играй в свой чертов гольф, встретимся в моей норке позднее». И она озорно подмигивала, напускала томный вид, ее длинные изящные пальцы пробегали по его плечам. «Господи, Сокол, как ты меня заводишь!» Лежать с ней на диване, держать ее в объятиях и смотреть позднюю программу по телевизору. Ее мурлыканье: «Мин соображает, что к чему. Не сует мне в спальню эти ее чертовы узкие кушетки. Знает, мне нравится обниматься с моим парнем». Здесь Тед открыл Лейлу, которую полюбил, Лейлу, какой она была.
О чем там Бартлетт?
– Попробуем начисто отрицать показания Элизабет Ланж и так называемой очевидицы преступления, а то и повернем их к своей выгоде.
– Но как, интересно? – Господи, как я ненавижу этого человека, мелькнуло у Теда. Посмотрите только, как расселся – хладнокровно, комфортно. Можно подумать, решает шахматную задачу, а не мою судьбу. Слепящая ярость душила его. Поскорее бы сбежать отсюда. Только от нежеланного соседства в комнате его уже давит клаустрофобия, как же он вынесет два десятилетия в одной камере с кем-то? Нет! Он должен спастись! Любой ценой!
– Ты помнишь, как ловил такси? Как ехал в Коннектикут?
– Я не помню ничего.
– А твое последнее четкое воспоминание о том вечере? Расскажи-ка еще раз.
– Я провел с Лейлой несколько часов. Она была в истерике. Обвиняла меня снова и снова, будто я изменяю ей.
