В никуда - Демилль Нельсон (е книги .TXT) 📗

– Я считаю, что ты должна ехать в Ханой, и мы с тобой встретимся там.

– Нет, я думаю, мне надо возвращаться в Сайгон.

Ее слова меня немного удивили, и я спросил:

– Почему?

– Мне кажется, тебе следует закончить здесь свою работу, ехать в Гонолулу, посмотреть, как все сложится... а потом позвонить мне.

– Из Гонолулу?

– Нет, Пол, из Виргинии.

– Хорошо. И что тогда?

– Тогда посмотрим, что мы оба будем чувствовать.

– Но разве для этого необходимо разъезжаться по разным полушариям?

– Ты что, совсем тупой? – нетерпеливо проговорила Сьюзан. – Я даю тебе свободу – выход.

– Выход? Где он? – переспросил я. – Я перепутал все двери.

– Идиот. Я стараюсь относиться сочувственно к твоей ситуации – бросаю мужчину, которого люблю...

– Ты его уже бросила – отправила факс.

Сьюзан встала.

– Пошли.

Я дал официанту несколько долларов, и мы спустились на лифте в вестибюль.

– Извини, – повернулся я к Сьюзан. – Сегодня был волнительный день. А я всегда шучу, когда волнуюсь. И когда чую опасность – старая солдатская привычка. Как мы говорили, не засирай мозги тем, что тебе дорого. Хин лой. Прости. – И дальше в том же духе.

Когда мы выходили на улицу, Сьюзан уже держала меня за руку и говорила, что все понимает, чего я не мог сказать о себе. Я сам умею намолоть чего угодно. Но ее жертвенное выступление было чистой воды чепухой. Я вижу выход, если он есть. Но в данном случае его не было. К счастью или к несчастью, нашу деловую поездку нам придется совершить вдвоем.

Глава 34

Мы въехали в городок под названием Разъезд Донгха, который больше напоминал стоянку грузовиков где-нибудь в Ныо-Джерси, чем место, где живут люди. В нем были железнодорожный вокзал, две заправки и несколько гостевых домиков.

На Т-образном перекрестке мы свернули на юг, и по другую сторону двухполосной дороги я заметил здание с вывеской "Туристическая контора Куангчи" и перед ней несколько автобусов.

– Ты здесь бывал? – спросила Сьюзан.

– Никогда. Но знаю, что здесь располагались тыловые базы пехоты и морпехов.

Она что-то спросила у шофера, и тот ответил.

– Оказывается, Донгха – столица провинции Куангчи.

– Столица провинции – город Куангчи. Мистеру Локу надо снова садиться за парту.

Сьюзан опять обратилась к водителю.

– Куангчи в апреле 1972 года был до основания разрушен американскими бомбардировщиками. Город не восстанавливали. Так что теперь столица провинции здесь.

– Теперь понятно, что тут за хренотень.

Дальше шоссе было почти пустым.

– Этот участок дороги до Хюэ мы называли Безрадостной улицей.

Сьюзан окинула взглядом редкие деревца, убогие домики и попадающиеся крохотные рисовые посевы.

– Так за что вы, собственно говоря, бились: чтобы все это удержать или вынудить противника все это отвоевывать?

Я рассмеялся.

Надо будет запомнить ее остроту и выдать, если снова встречу кого-нибудь, кто здесь воевал.

– Где-то неподалеку кончается полоса действий морпехов и начинается зона ответственности армии.

Мы въехали на новый мост через рукав реки Куавьет, и я тронул шофера за плечо.

– Стоп.

Лок остановился прямо на мосту. Я вылез из машины, Сьюзан последовала за мной. Я посмотрел вниз, на несущийся к морю поток. Там стояли пилоны старого моста.

– Мое отделение несколько раз посылали в охранение этого моста, – сказал я Сьюзан. – Не нового, а того, что находился вон там. – Я заметил развалины французских дотов на берегах и показал их ей. – Вон в тех бетонных дотах я несколько раз ночевал. И нацарапал свое имя рядом со многими другими, в том числе Жаком и Пьером.

Сьюзан взяла меня за руку.

– Пойдем посмотрим.

– Спроси у нашего Джеймса Бонга, есть у него фонарик?

Сьюзан подошла к машине, и Лок достал фонарь. Мы сделали по берегу десяток шагов, туда, где некогда находился разрушенный мост. Французский дот или бункер имел круглую форму примерно десяти метров в диаметре. Его отлили из усиленного бетона и накрыли куполообразной крышей, чтобы отскакивали ракеты и снаряды. Говорили, что он похож на старую коробочку из-под лекарств, но мне напоминал иглу [79]. На земле у основания бетона зеленели обрывки пластика – когда-то это были американские мешки с песком.

– Мы обкладывали французские укрепления мешками, – объяснил я Сьюзан, – потому что современные боеприпасы пробивали усиленный сталью бетон на шесть – восемь футов, а песок поглощал удар. Но все равно, если случалось прямое попадание и если человек находился внутри, мозги разжижало на несколько часов. Мы говорили: "Ну вот мы и превратились в морпехов". Старая шутка.

Я взял у Сьюзан фонарь и посветил внутрь.

– Совсем погано. Даже не видно бетонного пола – одна грязь.

– А как насчет пиявок?

– Там их нет. Пойду первым, повыкидываю змей. – Я протиснулся сквозь узкую входную щель.

Центр куполообразной крыши находился примерно в пяти метрах над головой. Таким образом, у любой бойницы можно было свободно стоять, и над головой еще оставалось достаточно места.

Я обвел лучом бетонные стены и пол – там ползали какие-то отвратительные многоножки, по всем углам паутина и в ней пауки размером с грецкий орех, полно слизней, но никаких змей. Стены покрывала плесень, но я рассмотрел имена на цементе.

– Выбрасывай змей наружу! – крикнула Сьюзан.

– Здесь нет змей. Но будь осторожна – не касайся стен.

Она протиснулась в дот и встала рядом.

– Уф! Ну и вонь!

– Мы поддерживали огневые точки в идеальной чистоте. Но с семьдесят пятого года сюда никто не заходил.

Тусклый свет проникал сквозь бойницы, и я все время поводил лучом, чтобы не коснуться чего-нибудь совсем нежелательного.

– Ну, так где твое имя? – спросила Сьюзан.

Я медленно посветил фонариком по круглым стенам и задержал лучик на группе имен. Подошел ближе, увертываясь от пауков, и подкрутил линзу. Луч уперся в нацарапанные на бетоне имена. Французские. А ниже дата – апрель 1954 года. Кажется, я их помнил. И время: в 68-м году нас разделяло всего четырнадцать лет. Но мне, восемнадцатилетнему, которому в 54-м, когда кончилась война французов в Индокитае, было всего четыре года, казалось, что я читаю письмена древнего войска. Теперь я понял, как близко отстояли друг от друга эти войны и как много времени прошло с тех пор.

– Смотри, здесь четыре имени и под ними что-то написано, – сказала Сьюзан.

– Написано, как здесь хреново.

– Нет. – Она подошла поближе и прочитала по-французски: "Les quatre amis, les ames perdues – четыре друга, пропащие души".

Я переместил луч дальше.

– Сэл Лонго. Служил в моем отделении. Убит в долине Ашау. Невероятно...

Нашлось и мое имя, выведенное на бетоне острием консервной открывалки. Буквы под плесенью были едва различимы: "Пол Бреннер" – и дата: "11 января 1968 г.".

Сьюзан долго смотрела на кончик луча фонарика и наконец проговорила:

– Удивительно.

– Лучше здесь, чем на Стене в Вашингтоне, – буркнул я и повел фонарем.

Вот еще несколько имен. Некоторые я узнал, другие – нет. Кто-то нацарапал пронзенное стрелой сердце и написал: "Энди и Барбара – навсегда". Если это был Энди Холл, то "навсегда" наступило для него в мае 68-го, тоже в долине Ашау. Моя четвертая рота за три недели перестала быть боеспособной единицей, и почти все оставшиеся в живых получили очередную нашивку на рукав, что в армии именуется быстрым продвижением в боевых условиях, а мы звали кровавыми нашивками.

Я взял Сьюзан за руку и повел к выходу. Мы еще постояли под хмурым небом.

– Никак не могу поверить, – проговорила она. – Твое имя написано почти тридцать лет назад... и еще те французы... печально... мурашки по коже... ведь многие из них не вернулись с войны.