В никуда - Демилль Нельсон (е книги .TXT) 📗

Бомбы назывались "Арк лайт страйк", они превращали местность в ад на земле, словно из глубин восставала сама преисподняя. И не было рукотворного укрытия или такого глубокого бункера, который мог противостоять взрывателю замедленного действия, – бомба сначала зарывалась глубоко под землю, а уж потом взрывалась. Но даже если бомба не попадала в цель и не превращала человека в пар, ударная волна делала из его мозга желе, перемешивала внутренности, рвала барабанные перепонки и подбрасывала в воздух, точно кусок дерьма. А иногда бомба хоронила людей заживо, если обрушивалась траншея, тоннель или блиндаж.

Мы находили сотни северовьетнамцев, которые лежали на спине, смотрели в небеса, и кровь сочилась у них из ушей, из носа и изо рта. А другие бродили словно лунатики. Их не стоило брать в плен – им бы не помог никакой врач. Мы только не знали, нужно ли в них стрелять или это пустая трата времени.

Я посмотрел на Трама и понял, что он тоже думает об этом. Интересно, вспоминал ли он о войне только время от времени или она жила в нем постоянно?

Мы проехали по шоссе № 9 еще примерно два километра, затем Лок повернул налево на указатель и сказал по-английски:

– Военная база Кесанг.

Грязная дорога вела на вершину холма. Навстречу спускался автобус, а вверх поднималась шеренга рюкзачников. Через несколько минут мы оказались на стоянке вместе с шестью экскурсионными автобусами и несколькими частными машинами и мотороллерами. Лок остановился, и мы вышли из машины.

Плато, на котором некогда располагалась база, было не чем иным, как овеваемым всеми ветрами полем. Над ним со всех сторон нависали вершины, и я живо представил, как вьетнамцы обстреливали открытое пространство из пушек, минометов и ракетами. Что за военный гений приказал защищать это место? Скорее всего тот самый человек, который заложил базу в Алуой. И поскольку оба эти места некогда были французскими укреплениями, я вспомнил географически похожий Дьенбьенфу.

– Нас учили занимать высоты и удерживать их, – сказал я Теду. – А потом сами забыли свой урок номер один.

– То-то и оно, – согласился Тед и оглядел окрестные холмы. – Мы сидели как на ладони. Артиллерия косоглазых давала по нам залп и быстро отскакивала в пещеру. Мы открывали ответный огонь, вызывали авиацию, и она лупила по холмам мощными бомбами и напалмом. Эта игра продолжалась все сто чертовых дней. Стоило вылезти помочиться, и тебе тут же отрывало сосиску. Мы жили в траншеях и землянках словно долбаные звери, и повсюду кишели трижды долбаные крысы. Богом клянусь, дождь шел каждый день, а эта долбаная красная грязь была настолько вязкой, что стаскивала с ног сапоги. Одного парня засосало по колено. Зацепили джипом, хотели вытащить, но и джип увяз по ветровое стекло. Прислали двухсполовинойтонный грузовик – он тоже сел по крышу. Похоронили два бульдозера, после чего вызвали кран-вертушку с тросами, но и ее утопили. И знаешь, как все вызволили обратно?

– Нет. Как? – улыбнулся я.

– Сержант с кухни взял и рявкнул: "Горячая жрачка!"

Мы оба рассмеялись. Ничего не скажешь – умеют заливать морпехи.

Мистер Трам и Сьюзан вежливо улыбнулись.

А Лок, который, как подразумевалось, не понимал по-английски и уж точно не имел ни малейшего чувства юмора, замер с каменным лицом.

– Ну вот мы и на военной базе, – объявил Трам. – Здесь ровным счетом ничего не осталось, кроме контуров посадочной полосы. То место, где ничего не растет.

Мы все повернули головы в ту сторону, а Сьюзан и Тед сделали несколько снимков голого пейзажа.

– Я был здесь в июне, – сказал бывший морской пехотинец. – Бульдозеры срывали все к чертовой матери. Мы ничего не оставляли чарли [73].

Трам, который некогда и был одним из этих самых чарли, со всем согласился:

– Уходя отсюда в июне, американцы не оставили ничего, что мы могли бы использовать в пропагандистских фильмах, так что сейчас мы ничего здесь не видим. Только дыры в земле, откуда сборщики металлолома выкопали все, что было зарыто. Кстати, здесь находили даже разбитые артиллерией грузовики. Поговаривают о восстановлении части базы, а то туристы приезжают и им нечего смотреть.

– Тед, работенка для вас, – пошутил я.

– Ну уж нет, – рассмеялся он. – Хрен меня кто заставит насыпать хоть один долбаный мешок с песком на этой долбаной горе.

Трам вежливо улыбнулся.

– Многие бывшие американские морские пехотинцы сообщают местным властям ценные сведения. И теперь у нас есть карты и зарисовки, как выглядела база.

– Выглядела, как дырка в заднице, – подхватил Тед. – Красная грязь и мешки с песком. И никакой травы, когда я здесь был.

Трам еще порассуждал, как планируется восстановить для туристов кусочек ада, а я огляделся. По полю ходили человек пятьдесят – они пытались представить, как тут было в то время. Да, чтобы здесь что-то понять, надо было тут повоевать.

Мы еще немного походили, а Лок остался в машине. Трам показал на запад:

– Те вершины в двадцати пяти километрах – это уже Лаос. Рядом с границей располагался лагерь американского спецназа Лангвей. Мой полк захватил его в первые дни осады. – Трам помолчал и добавил: – Они были храбрые люди, но их было слишком мало.

– Их горские стрелки тоже дрались очень храбро, – добавил я.

Вьетнамец промолчал.

Проходя по полю, мы заметили двух американцев среднего возраста. Они явно переживали эмоциональный момент, а их жены стояли поодаль и, отвернувшись, обозревали окрестности. Тед их тоже углядел и сразу направился к ним. Этот великан отнюдь не казался ни лизучим, ни обнимучим, но не прошло и минуты, как он заключил в объятия обоих американцев. А вернувшись к нам, объяснил:

– Артиллеристы. Их обоих ранило, когда взорвался погреб с боеприпасами. Эвакуировали в госпиталь. Так что они пропустили самое интересное.

Никто не ответил. Хотя мистер Трам наверняка помнил, когда вьетнамская артиллерия накрыла главный артиллерийский погреб американцев. Ребята в карауле под Куангчи рассказывали, что видели вспышку и слышали взрыв за тридцать километров. Огромная моральная поддержка вьетнамцам и дурной знак для осажденных морских пехотинцев.

Мы продолжали нашу прогулку.

Тед остановился на краю плато.

– Помню, моя землянка была на этой стороне. Мы могли наблюдать шоссе № 9.

– Неужели? – отозвался Трам. – Мой полк тоже стоял с южной стороны, только по другую сторону шоссе. Не исключено, что мы обменялись несколькими пулями.

– Наверняка, приятель. А ты где дрался? – повернулся ко мне Тед.

– Тоже в южном секторе. – Я обвел глазами близлежащие склоны. – Нас выбросили на холмы со стороны Ашау. Уверяли, что в тылу противника, но там оказалось полно северовьетнамских солдат.

Трам глубокомысленно кивнул:

– Да, я помню тот день, когда на вертолетах прилетела воздушная кавалерия. До этого нас много дней бомбили и поливали напалмом. И когда началась атака, мы были ужасно напуганы.

– Вы напуганы? Это я чуть не наложил в штаны. Бьет?

Трам кивнул – раз, другой. И я понял, что он мыслями в том дне, когда в небе появились вертолеты.

– Я тоже помню, как высадилась воздушная кавалерия, – проговорил Тед. – Мы тогда сказали: они прогонят чарли, и потехе конец.

Получались две версии одного и того же сражения: воздушная кавалерия считала, что спасала окруженных морских пехотинцев, а морпехи решили, что десантники испортили им развлечение.

– Я был бы не прочь остаться дома, – сказал я Теду.

Он рассмеялся.

Трам очнулся от своих грез и вернулся в реальность.

– А крысы у вас были?

– Были ли у нас крысы? – всплеснул руками Тед. – У нас в траншеях водились такие крупные крысы, что мы думали, это олени. Причем очень голодные крысы. Приходилось спать в сапогах, иначе мы рисковали, что нам отъедят пальцы ног. Эти говнючки были ужасно злобными и необыкновенно хитрющими. Мы обзавелись дробовыми патронами для пистолета-автомата сорок пятого калибра и раз в день устраивали на них охоту. Однажды две крысюги утащили в нору коробку с пайками, а потом вернулись и решили захватить жестянку с сигаретами. – Тед рассмеялся. – Вот сучары!