Удольфские тайны - Рэдклиф Анна (бесплатные версии книг .txt) 📗

— Где же вы потеряли его след, друг мой? — спросила Эмилия, обращаясь к Роберту.

— А вот, когда я отошел от вас, — отвечал солдат, — и добрался до восточной террасы — тут я и увидел нечто диковинное! Луна светила очень ярко: гляжу какая-то тень мелькнула мимо на некотором расстоянии. Я остановился и обогнул восточную башню, где я только сию минуту видел эту фигуру. — Но ее уже и след простыл! Я стоял и глядел через старую арку, что ведет на восточную террасу и где я видел, что шарахнулась фигура… слышу вдруг какой-то звук, да страшный-престрашный! Не то стон, не то крик или вопль… ничего подобного я отродясь не слыхивал… Он раздался всего один раз, но с меня было довольно: больше я уж ничего не помню: очнувшись я увидал вокруг себя товарищей…

— Однако пойдемте, — сказал Себастиан, — пора на караул, вот и луна заходит. Покойной ночи, сударыня!

— Покойной ночи, храни вас Пресвятая Дева! — отвечала Эмилия.

Закрыв окно, она стала размышлять о странном случае и, найдя в нем связь с происшествием прошлой ночи, старалась сделать из всего этого разумный общий вывод. Но воображение ее воспламенялось, рассудок не находил опоры, и суеверный ужас снова овладел ее чувствами.

ГЛАВА XXIX

На другое утро Эмилия застала г-жу Монтони почти в таком же положении, в каком оставила ее в предыдущую ночь; она спала мало и сон совсем не подкрепил ее: она улыбнулась своей племяннице и, казалось, обрадовалась ее приходу, но произнесла всего несколько слов, не упоминая о муже. Между тем Монтони вскоре вошел к ней в комнату. Узнав, что он тут, жена его, по-видимому, сильно заволновалась, но лежала молча, пока Эмилия не встала со стула, на котором сидела у ее изголовья; тогда больная слабым голосом попросила не покидать ее.

Монтони знал, что его жена при смерти, но он пришел не за тем, чтобы успокоить, приласкать ее или попросить у нее прощения, а чтобы сделать последнее усилие и добиться той подписи, которая после ее смерти сделала бы его наследником имений в Лангедоке, в ущерб Эмилии. Тут произошла сцена, в которой он выказал свою обычную бесчеловечность, а г-жа Монтони — прежнее упрямство и настойчивый дух в борьбе с ослабевшим телом. Тогда Эмилия повторила ему несколько раз, что она отказывается от всяких прав на эти поместья, лишь бы последние минуты ее тетки не было отравлены подобными распрями. Монтони все-таки не уходил из спальни, пока жена его не лишилась чувств, измученная жарким спором; она так долго лежала без сознания, что Эмилия испугалась — ей показалось, что в ней уже угасла искра жизни. Наконец несчастная очнулась и, взглянув ослабевшим взором на племянницу, слезы которой так и капали на нее, сделала слабое усилие, чтобы заговорить; но голос ее был так невнятен, что Эмилия опять стала опасаться, что она умирает. Однако больная все-таки получила способность говорить и, подкрепившись успокоительным лекарством, долго и с необыкновенной ясностью рассуждала о своих поместьях во Франции. Она указала племяннице, где найти некоторые документы, касающиеся имений: она нарочно скрыла их, чтобы они не достались Монтони, и настойчиво приказывала Эмилии никогда не выпускать из рук этих бумаг. Вскоре после разговора г-жа Монтони погрузилась в легкую дремоту и оставалась в забытьи до вечера; вечером она, казалось, почувствовала себя лучше, чем за все время после переселения из башни. Эмилия не оставляла ее до полуночи и ушла к себе — только уступая просьбам тетки, которая убеждала ее пойти отдохнуть. Она повиновалась тем охотнее, что больная казалась немного бодрее после сна; дав Аннете те же инструкции, что и накануне, она удалилась в свою комнату. Но настроение ее было такое возбужденное, что она не могла заснуть и решила дождаться еще раз таинственного явления, которое так интересовало и пугало ее.

Был уже второй час ночи; около того времени, когда накануне появилась таинственная фигура, Эмилия услыхала шаги часовых на террасе, когда происходила смена караула. Но вот все стихло; она села у окна, поставив лампу в глубине комнаты, чтобы избегнуть наблюдений с террасы. Луна светила тускло; густые тучи окружали ее и по временам заволакивали ее диск, и тогда вся окрестность погружалась в потемки. В один из таких моментов полного мрака Эмилия заметила слабый мерцающий огонек, двигающийся на некотором расстоянии по террасе. Пока она смотрела, огонек пропал, опять луна выплыла из-за мрачных грозовых туч, и Эмилия стала наблюдать небеса; яркая молния вспыхивала между туч и сверкала над безмолвным лесом. Ей нравилось при вспышках молнии охватывать взором мрачный пейзаж. Порою облако разверзалось и бросало свет на отдаленную гору: внезапный блеск освещал все изгибы скал и леса, тогда как все окружающее оставалось в густой тени. В другие моменты молния озаряла отдельные части замка: то старинную арку, ведущую к восточной террасе, то башню наверху, то укрепления внизу; потом, вдруг все здание, со всеми его башнями, массивными стенами и остроконечными готическими окнами освещалось сразу на один миг и опять пропадало во мраке.

Эмилия, обратив взор свой на террасу, снова заметила огонек, виденный ею раньше; он все двигался вперед, и вскоре ей почудились шаги. Огонек то показывался, то быстро исчезал, пока не остановился под ее окном; тут она несомненно услышала чьи-то шаги, но темнота мешала ей разглядеть что-нибудь кроме огонька.

Он стал удаляться, и теперь, при вспышке молнии, она увидала какую-то человеческую фигуру. К ней вернулись все тревоги прошлой ночи. Неизвестный двигался вперед, и мерцающий огонек то появлялся, то пропадал. Эмилия желала заговорить, чтобы прекратить свои сомнения: ей хотелось узнать наконец, кто эта фигура — человек или дух бесплотный? Но мужество покидало ее всякий раз, как она собиралась открыть рот и произнести хоть слово. Наконец, когда огонек снова промелькнул под ее окном, она робко спросила:

— Кто идет?

— Друг, — отвечал голос.

— Чей друг? — спросила она, немного ободренная. — Кто вы такой и зачем у вас огонь?

— Я — Антонио, один из солдат синьора, — отвечал голос.

— Зачем же у вас в руках факел? — спросила Эмилия, — смотрите — отчего он то вспыхивает, то меркнет.

— Этот огонь, — отвечал солдат, — появился сегодня ночью на конце моего копья, когда я стоял на часах; но что он означает, я не могу вам объяснить.

— Как странно!

— У моего товарища такой же огонь на оружии, — отвечал солдат, — он говорит, что ему случалось и раньше видеть такую штуку, а вот мне так никогда. Но я позже его поступил на службу в замок, я недавно в солдатах.

— Как же ваш товарищ объясняет это явление? — спросила Эмилия.

— Он говорит, сударыня, что это дурное предзнаменование… беду пророчит!

— Но какую же беду?

— Этого он не знает, сударыня.

Встревожилась ли Эмилия этим предзнаменованием или нет, во всяком случае она избавилась пока от гнетущего страха, узнав, что это не какой-то призрак и попросту часовой на карауле; сейчас же ей подумалось, что этот же самый солдат, вероятно, и напугал ее прошлой ночью. Однако некоторые обстоятельства все еще требовали разъяснения. Насколько она могла судить при слабом лунном свете, помогавшем ей производить вчера свои наблюдения, таинственная фигура вовсе не походила на этого солдата ни по росту, ни по сложению; кроме того, она была уверена, что у вчерашнего незнакомца не было при себе оружия. Беззвучность его поступи — если это был человек — стоны, которые он издавал, и его странное исчезновение — все это были таинственные признаки, которых нельзя было отнести к простому солдату, исполняющему сторожевую службу.

Эмилия осведомилась у часового, не видел ли он какого-нибудь человека, кроме товарищей часовых, ходившего по террасе около полуночи, и затем вкратце рассказала ему все, что наблюдала сама.