Частное расследование - Келлерман Джонатан (читаем книги бесплатно .txt) 📗

— Я не знаю.

Он кивнул, но я не увидел удовлетворения на его лице.

— По моим наблюдениям, она ему так нравится, что он готов есть грязь у нее из-под ногтей и говорить, что это черная икра. И он ухаживал за автомобилями. Он наверняка знал досконально, как работает «роллс». И егоДжина уж точно подобрала бы на дороге. И ты сам говорил, что он действует на твои чувствительные датчики.

— Я не говорил, что ощущаю в нем что-то психопатическое.

— Ладно, хорошо.

— Боже милостивый! — Я почувствовал, что надвигается жуткая головная боль. — Нет, Майло, нет. Только не это.

— Я определенно не хочу так считать, Алекс. Девчушка мне нравится, и я все еще работаю на нее. Просто вид у нее сейчас был слишком... крутой, что ли. Она без конца повторяла, что доберется до этих подонков. На кухне я сказал ей: «Похоже, тебе не терпится начать» — только и всего. А она просто остановилась и сломалась. Мне стало дерьмово от того, что я с ней так обошелся, но в то же время и лучше, потому что она опять стала похожа на обычного ребенка. Прости, если я поступил антиврачебно.

— Нет, — сказал я, — если это было так близко к поверхности, то все равно выплеснулось бы рано или поздно.

— Да, — согласился Майло.

Никто из нас не высказал вслух того, о чем думал: если все это не притворство.

Почувствовав внезапно усталость, я опустился в кресло возле столика с телефоном. Бумажка с номером телефона Сузи Лафамилья была все еще зажата у меня в пальцах.

— Только что достал ей юриста. Это женщина, крепкая духом, с хорошими бойцовскими качествами, любит при случае лягнуть систему.

— Звучит неплохо.

— Это звучит как то, чем могла бы стать Мелисса, когда повзрослеет.

31

Мелисса вернулась в комнату с пятью стенами, и вид у нее был при этом далеко не повзрослевший. Ее плечи опустились, походка замедлилась; она промокала губы куском туалетной бумаги. Я дал ей номер телефона женщины-адвоката, и она поблагодарила меня очень тихим голосом.

— Если хочешь, я позвоню от твоего имени.

— Нет, спасибо. Я сама это сделаю. Завтра.

Я усадил ее за письменный стол. Она безучастно посмотрела в сторону Майло и слабо улыбнулась.

Майло улыбнулся в ответ и перевел глаза на свою банку с кока-колой. Я не мог решить, кого из них мне было жалко больше.

Мелисса вздохнула и оперлась подбородком на руку.

Я спросил:

— Ну, как ты, малышка?

— Даже не знаю, — ответила она. — Это все так... Я чувствую, как будто я просто... Как будто у меня нет... Я не знаю.

Я коснулся ее плеча.

Она сказала:

— Кого я дурю — насчет того, чтобы воевать с ними? Я ничего собой не представляю. Кто захочет меня слушать?

— Воевать — это будет делом твоего адвоката, — возразил я. — А твое дело сейчас — хорошенько позаботиться о себе.

После долгого молчания она отозвалась:

— Наверное.

Она опять замолчала на какое-то время, потом сказала:

— Я совсем одна.

— Вокруг очень много людей, которые любят тебя, Мелисса.

Майло разглядывал пол.

— Я совсем одна, — повторила она с каким-то пугающим удивлением. Как будто пробежала по лабиринту в рекордное время, а на выходе вдруг узнала, что он ведет к пропасти.

— Я устала, — вздохнула она. — Пожалуй, пойду посплю.

— Хочешь, я посижу с тобой?

— Я хочу спать с кем-нибудь.Не хочу оставаться одна.

Майло поставил банку на стол и вышел из комнаты.

Я остался возле Мелиссы, говорил ей что-то успокаивающее, но было похоже, что мои слова большого эффекта не имели.

Вернулся Майло, приведя с собой Мадлен. Она тяжело дышала и казалась взволнованной, но когда она дошла до Мелиссы, на ее лице осталось лишь выражение нежности. Она склонилась над девушкой и погладила се по голове. Мелисса немного обмякла, словно оказавшись в чьих-то объятиях. Мадлен склонилась еще ниже к ней и прижала ее к груди.

—  Ялягу с тобой, cherie. Вставай, идем.

В машине, когда мы отъехали от дома, Майло сказал:

— Ладно, я — мерзавец, который жестоко обращается с детьми.

— Так ты не думаешь, что ее срыв был притворством?

Он резко затормозил в конце дорожки и быстро повернулся ко мне.

— Какого черта, Алекс? Пырнул ножом — так еще и крутишь его в ране?

Его зубы обнажились в оскале. В свете прожектора над сосновыми воротами они казались желтыми.

— Нет, — ответил я и почувствовал, что он внушает мне страхвпервые за все годы нашего знакомства. Почувствовал себя подозреваемым. — Нет, я серьезно. Могла она устроить таксе представление?

— Ага, конечно. Теперь ты хочешь мне сказать, будто и самдумаешь, что она психопатка? — Он уже просто орал, колотя одной ручищей по баранке.

— Я вообще не знаю, что думать! — ответил я на той же примерно громкости. — А ты пуляешь в меня версиями с левой стороны поля!

— Я думал, что смыслименно в этом!

— Смысл в том, чтобы помочь!

Он выдвинул лицо вперед, как если бы это было оружие.

С минуту он бешено смотрел на меня, потом откинулся на спинку сиденья и запустил обе пятерни в волосы.

— Ну и дела! Ничего себе сценка получилась!

— Должно быть, от недосыпания, — пробормотал я, стараясь унять дрожь.

— Должно быть... Ты не передумал? Может, поедешь поспать?

— Черта с два!

Он засмеялся.

— Я тоже нет... Извини, что набросился на тебя.

— И ты извини. Давай считать, что ничего не было.

Он снова положил руки на баранку, и мы поехали дальше. Теперь он вел машину медленно, с исключительной осторожностью. Сбавлял скорость на каждом перекрестке, даже когда там не было знака «стоп». Внимательно смотрел в обе стороны и во все зеркала, хотя улицы были пусты.

Когда мы выехали на Кэткарт, он заговорил:

— Знаешь, Алекс, не подхожу я для частного сыска. Слишком он бесструктурен, слишком много размытых границ. Я старался убедить себя в том, что отличаюсь от других, но все это чушь собачья. Я простой полувоенный мужик, как и все другие в управлении. Мне нужен мир, организованный по принципу «мы против них».

— "Мы" — это кто?

— Синие [18] зануды. Мне нравитсябыть занудой.

Я подумал о том мире, с которым он сражался столько лет. Том самом, с которым он снова будет сражаться через каких-то несколько месяцев: причисляемый к нимдругими полицейскими, независимо от того, сколько ихон отправил за решетку.

Я сказал:

— Ты не сделал ничего непозволительного. Я среагировал от нутра — как ее хранитель. С твоей стороны было бы халатностью не рассматривать ее в качестве подозреваемой. Было бы халатностью не продолжатьподозревать ее, если именно на нее указывают факты.

— Факты, — проворчал он. — Что-то не шибко много мы добыли этого добра...

Мне показалось, что он хотел сказать что-то еще, но тут появился пандус въезда на автодорогу, он закрыл рот и пришпорил «порше». Движение в сторону центра было небольшое, но создавало достаточно шума, чтобы заменить разговор.

Мы подъехали к «Миссии вечной надежды» вскоре после десяти и припарковались на полквартала дальше. Воздух был напоен запахами зреющих отбросов, сладкого вина и свежеуложенного асфальта, а поверх всего каким-то странным образом струился аромат цветов, приносимый, казалось, легким западным ветерком, словно более фешенебельные части города прислали сюда с воздушной почтой дуновение более ухоженных домов и садов.

Фасад здания миссии был залит искусственным светом. Этот свет в сочетании с лунным превратил цвет морской волны в льдисто-белый. Возле входа собралось с полдюжины оборванцев, которые слушали или притворялись, что слушают, двух мужчин в деловых костюмах.

Когда мы подошли ближе, я увидел, что обоим говорившим было за тридцать. Один был высокий, худой, светлые волосы его были коротко подстрижены и казались навощенными, а странно темные усы, загибавшиеся книзу под прямым углом по обеим сторонам рта, напоминали пушистые воротца для игры в крокет. На нем были очки в серебряной оправе, серый легкий костюм и темно-коричневые ботинки на молнии. Рукава пиджака были ему чуточку коротки. Из них торчали огромные запястья. В одной руке он держал блокнот, как две капли воды похожий на те, которыми пользовался Майло, и мягкую пачку сигарет «Уинстон».