Черный вечер (сборник) - Моррелл Дэвид (версия книг TXT) 📗
«Боже, завтра нужно сдавать статью, а я даже не начинал... Если не успею в срок, потеряю единственную более-менее стабильную работу».
В полном отчаянии молодой человек бросился в гостиную, где на письменном, больше похожем на алтарь столе ждала старая верная «Олимпия». Сегодня утром он уже пытался начать статью, но, расстроенный поломкой любимого стула, не смог найти слов. Такое нередко происходило, наверное, усидчивости маловато.
И вот перед Эриком снова девственно чистый лист, а в голове ни единой мысли. Пот градом катился по лицу, думать не получалось. Может, еще стаканчик? Молодой человек вернулся на кухню и дрожащими руками зажег сигарету. Слова начисто отказывались складываться в предложения. Да, творить нелегко, гениальные вещи всегда достаются ценой огромных страданий. Все великие писатели страдали: Джойс, Манн, Кафка... Наверное, это — агония гениальности...
Виски ударило в голову, полуденный свет померк, кухня завертелась перед глазами, щеки онемели. Пытаясь прийти в себя, Эрик провел по длинным, почти до плеч, светлым волосам и с отвращением взглянул на стоящую на кухонной тумбе машинку.
— Эй ты! Бьюсь об заклад, ты и не печатаешь! — .
Он вставил чистый лист. — Ладно, хоть бумага заправляется. Значит, ты не полное убожество.
Еще одна сигарета, затем стакан скотча. Никаких идей, составлять обзор современной литературы совсем не хочется. Все мысли о другом: что случится через две недели, когда Симмонс придет за деньгами.
«Все это страшно несправедливо, капитализм пытается меня раздавить!»
А если... Да, правильно! Он напишет рассказ, чтобы все узнали, куда катится мир. Откуда ни возьмись, пришло вдохновение, даже заголовок появился, очень емкий и оригинальный — «Пена».
Эрик набил четыре буквы.
Клавиши оказались мягче и податливее, чем он ожидал. Здорово, только что-то долго оттиск не появляется. Интересно, а красящая лента не пересохла? Машинка как-никак двадцать лет в лавке старьевщика простояла.
Разомлевший от алкоголя Эрик решил проверить качество печати. Так, минуточку! Он ведь хотел набрать «Пена», а на листе вышло «Бухта Флетчера».
Эрик удивился: неужели он так набрался, что уже не понимает, что печатает? Нет, если беспорядочно тыкать клавиши, получится тарабарщина. А «Бухта Флетчера», конечно, не то, что он хотел напечатать, но явно не тарабарщина.
«Ну вот, приехали, раздвоение личности! Хочу напечатать одно, а подсознательно набираю совсем другое. Надеюсь, это от скотча на голодный желудок...»
Чтобы проверить свою теорию, Эрик сосредоточился и нарочито медленно набрал следующее слово. На этот раз машинка стучала примерно столько, сколько следовало. И все же, внимательно посмотрев на лист, Эрик увидел, что вместо слова «рассказ» получилось «роман».
Вот это да! Теперь Эрик точно знал: это слово он не печатал. Тем более что на романы он даже не замахивался: элементарного терпения не хватало. Что, черт возьми, происходит? В полном замешательстве молодой человек быстро набрал: «Шустрая лиса перескочила через апатичную лягушку». На бумаге вышло: «Уже в который раз городок Бухта Флетчера смог пережить суровую зиму».
Эрика бросило в дрожь.
«Я схожу с ума! Мало того, что ни о какой Бухте Флетчера я не слышал, да еще это ужасное предложение явно не в моем стиле. Совершенно бездарное описание, растянутое и многословное».
Вне себя от страха он принялся беспорядочно барабанить по клавишам, надеясь, что получится бессмыслица. Боже, все что угодно, только не безумие!
Вместо бессмыслицы на листе появилось следующее: «Жизнь в городе не легче, чем на остальном побережье Новой Англии. Местных жителей отличает суровость характера, будто стойкости они научились у прибрежных скал, не боящихся самых сильных приливов».
Эрик трепетал, как осиновый лист на ветру. Он не печатал ничего подобного, да на такой длинный абзац у него бы духу не хватило. Какие ужасные предложения, а образы банальны, будто со страниц сентиментального бестселлера.
Дрожь прошла, уступив место гневу; писатель неистово замолотил по клавишам, пытаясь понять, в чем дело. От депрессии не осталось и следа. Вспомнив о бестселлерах, он застрочил как угорелый, бичуя деградацию художественной литературы и капитализм, вынуждающий писателей транжирить свой талант и скатываться до уровня необразованной черни.
Закончив гневный пассаж, он прочитал следующее: «Декабрьская метель укутала Бухту Флетчера белой меховой шубой. Но тепла от нее не было, окоченевшая земля погрузилась в спячку. Январь, февраль... Холода такие, что люди испуганно жмутся к очагам и каминам. Пленники поневоле, они разглядывают лица своих домочадцев. За несколько месяцев даже с самыми близкими соскучишься. В марте наступила ранняя оттепель, а в апреле наконец проснулась земля. С каждым солнечным лучом в сердцах жителей Бухты Флетчера оживали вера и надежда».
Выпить, срочно выпить!.. На этот раз молодой человек даже не стал возиться со стаканом — из бутылки гораздо быстрее. Безвкусный скотч обжигал горло, голова кружилась; чтобы не потерять равновесия, пришлось схватиться за кухонную тумбу. Возможных объяснений всего три: первое — он сошел с ума, второе — от скотча на голодный желудок началась белая горячка, как у того алкаша на лестнице. Третье, наименее вероятное, — эта необычная печатная машинка.
Да по ее виду следовало обо всем догадаться и бежать из лавки куда глаза глядят...
Боже милостивый!
Телефонный звонок ударил как гром среди ясного неба. Пошатываясь, Эрик прошел в гостиную. Телефон — последнее воспоминание о нормальной жизни. Скоро его отключат. Конечно, чего можно ожидать, если целых два месяца не оплачиваешь счета.
Непослушные пальцы с трудом подняли трубку.
— Алло? — с опаской проворил Эрик. Каким-то образом два слога слились в один, и «алло» превратилось просто в «Ло». — Ло?
— Это ты, Эрик? — произнес гнусавый мужской голос. — Ты что, заболел? У тебя даже...
Редактор «Провинциальных умов» собственной персоной!
— Нет! — с напускной бодростью перебил Эрик. — Как раз статью вам пишу!
— Статью? Слушай Эрик, не люблю ходить вокруг да около... Парень ты взрослый, так что справишься. Короче, забудь о статье, она мне больше не нужна.
— Что?! Хотите закрыть...
— Не только твою колонку, Эрик, весь журнал. Мы обанкротились, понял? Разорились, и все тут!
Излишняя прямота редактора всегда претила молодому писателю, но сейчас было не до обид.
— Как обанкротились? — От страха он даже протрезвел.
— Так! Финансовая инспекция решила закрыть журнал. Мы якобы от уплаты налогов уклоняемся.
— Фашисты!
— Если честно, то они правы, Эрик. Я действительно скрывал доходы. Какие только фокусы не выделывал, а вышло боком...
Нет, он положительно сошел с ума! Слуховые галлюцинации начались! Не может быть, редактор «Провинциальных умов» не имеет права быть жуликом и мошенником!
— Слушай, только не расстраивайся, ладно? Ты-то ни в чем не виноват. Бизнес есть бизнес. Ладно, мне пора! Давай, не теряйся!
В трубке послышались короткие гудки, эхом отдававшиеся в больной голове Эрика. Капитализм снова продемонстрировал свой звериный оскал: в этом безумном мире продается и покупается абсолютно все, даже искусство.
Трубка выпала из безвольных пальцев, Эрик потер пылающий лоб. Если завтра «Провинциальные умы» не пришлют чек, телефон отключат, его вышвырнут из квартиры, а через пару месяцев полиция найдет его истощенное тело в какой-нибудь подворотне. Либо так, либо... Молодой человек поежился. Придется найти работу.
Может, занять денег у друзей? В ушах раздался их презрительный смех. Мама? Она практически от него отреклась.
Какая несправедливость! Он бросил свою жизнь на алтарь искусства, голодал, а эти бездари штамповали дрянные бестселлеры и стали миллионерами!
Где-то на задворках сознания замаячила идея. Слащавый бестселлер, наподобие тех, что издаются миллионными тиражами в ярких аляповатых обложках? А ведь на кухне ждет удивительная штуковина, которая, вырвавшись из-под контроля, начала строчить как сумасшедшая.
