Последний ворон - Томас Крэйг (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗
Хайд уперся ногами в расщелину скалы. Со всех сторон его укрывали прохладные камни. Тропа в сорока футах внизу. На скале одинокий куст, маскирующий его. Опершись спиной о рюкзак, поглядел вверх. Его не видно ни сверху, ни снизу. На севере, за низкими холмами, словно поднятая взрывом туча пыли, над горой Шаста опускалось облако.
Сидеть неподвижно было труднее, чем двигаться. Он подумал не предлог ли это, не вызвано ли решение спрятаться и подождать всего лишь крайней усталостью и подспудным страхом...
Три часа. По тропе движется мужчина в светлой непромокаемой куртке, неумело ищущий следы. Хайд легко внушил себе, что он узнал этого человека. На фоне приближающихся облаков самолет казался белой чайкой. Потянул слабый прохладный ветерок. С каждым шагом этого человека Хайду становилось все труднее оставаться на месте.
Лежавшие на столе орехового дерева глянцевые увеличенные снимки скорее служили обвинением ему самому, думал Обри, нежели Мелстеду, громко разговаривавшему в прихожей по телефону с дочерью Элис. Словно бы слова Мелстеда относились к намекам и необоснованным утверждениям Обри, а Элис бранила старого друга, проявившего недружелюбие. Чемберс настоял на том, чтобы увеличить сделанные агентами снимки, усилить контрастность. И они действительно производили сильное впечатление: потерянные, понимающие личики ребят, будто морщинистые лица карликов, грязные, замерзшие в ночи мордашки... и вездесущий Хьюз – на лице так легко различимы два выражения: напористой соблазнительности и притворного сочувствия. Мелстед договаривался с Элис о позднем обеде, вернее, даже ужине, на завтрашний день. Элис организовала приют для бездомных и там дежурила... Обри, вздыхая, утирал вспотевший лоб. Могло показаться, что Элис своей благотворительностью искупала отцовские грехи. Он вспомнил живую избалованную любимицу родителей, какой она была в детстве. Когда они зачали и произвели на свет Элис, Мелстеду было за сорок, а жена была в том возрасте, когда поздно рожать. Шумная, эгоистичная, но милая, словно куколка, когда ей было нужно; и вдруг этот уход с головой, и видно надолго, в христианство, вместо того чтобы податься к левым. Святая Элис, с гордостью говорил Мелстед.
Обри претила мысль, что Элис узнает: именно он принес известие о позоре.
Вдруг он совершенно отчетливо услышал:
– Знаешь того молодого человека, Хьюза... ты еще меня с ним знакомила?.. Да... Кеннет сейчас у меня и, конечно, передает привет... так вот, этого молодого человека в скором времени, возможно, ждут неприятности. Нет, не сразу, не думаю... – Голос Мелстеда стал слышнее, похоже, он повернулся к двери гостиной, чтобы Обри было лучше слышно. – ...Да, возможно, в результате этого... Я кончаю. Расскажу завтра... Да, осторожнее, дорогая...
Обри слышал, как положили трубку и раздались направлявшиеся в сторону гостиной приглушенные звуки шагов.
Там, где раздернуты тяжелые шторы, было видно, как о стекла высокого эркера шлепались хлопья мокрого снега. Обри в прямом смысле тошнило. Он не мог видеть разбросанных по столу снимков. Откуда Элис могла знать Хьюза? Это наверняка с начала и до конца был наглый блеф.
Но не это вызывало отвращение. Ему было дурно, оттого что он понял, чем, бывает, отвечают на любовь, оттого что сам стал орудием уничтожения. Когда Мелстед, к которому вернулась уверенность, сияя, вошел в гостиную, Обри заставил себя думать о Кэтрин. Элис – Кэтрин. Простое сравнение. Мелстед спасал свою шкуру, сам он выручал Кэтрин. То, что он услышал от Мелстеда, привело его в бешенство.
– Ты, разумеется, слышал, Кеннет? Это первое, что пришло мне в голову, когда я узнал на снимках молодого человека. Конечно, сразу же и позвонил. То, что на снимках, просто ужасно. – Приподнял стакан, приглашая Обри выпить, но тот отрицательно качнул головой.
Мелстед твердой рукой плеснул себе еще виски. Только чуть слышно звякнул графин о хрустальный стакан. Повернувшись к Обри, обвел рукой комнату – обстановку, картины, камин в стиле "Адам", ковры на полу и на стенах, – как бы говоря, что линия обороны не прервана.
– Я был причастен, Кеннет. И был вынужден, как кто-то сказал, изворачиваться и хитрить, чтобы избежать твоих вопросов, – Он говорил непринужденно, лишь излишне торопливо. Обри хранил молчание. – Но боюсь, что вряд ли смогу скрыть это от Элис... нет, не смогу. Конечно, постараюсь представить как нечто связанное с безопасностью. – Он стоял, опершись свободной рукой о спинку кресла. Потом сел так непринужденно, что Обри невольно восхитился. Разгладив на коленях брюки, скрестил ноги. Ни грана сомнения, что с его выдумкой согласятся и что вопрос закрыт! Былая нервозность полностью исчезла; его двуличию мог бы позавидовать опытный разведчик. Но, в общем-то, разве он не вел тайную жизнь под основательным прикрытием? – Кстати, а что ты собираешься делать с молодым человеком? Могу представить, ты подумал, что меня эта информация заинтересует больше, чем...
Голову Обри стянуло словно обручем. Сжав пальцами виски, он закричал на Мелстеда, который в этот миг, казалось, любуясь собственной хитростью, лопался от самодовольства:
– Джеймс, я слышал телефонные разговоры! Я же знаю, что этот человек твой знакомый, а не знакомый Элис! – Он еле перевел дух. Казалось, из Мелстеда на глазах выходит воздух. Обри охватила ярость; его выводили из себя изысканная роскошь гостиной, прилипающие к окну мокрые хлопья снега, фотографии на ореховом столике! Он махнул рукой в их сторону. – Тут уж не обманешь, Джеймс. Тебе абсолютно нечем отрицать свое... – Он пошевелил пальцами, ища подходящее слово, – ... свое соучастие в преступных действиях этого типа, Хьюза.
Мелстед сидел на краешке кресла, стакан с остатками виски в трясущихся руках. Румянец сошел с лица, но в глазах все та же проклятая непоколебимая уверенность в собственном неуязвимости.
– Кеннет, что ты говоришь? – Ровный, почти угрожающий голос. Но виски допил одним глотком, кляцнув зубами о стакан. В чем, черт побери, ты меня обвиняешь? Злобно глянул на увеличенные снимки. – Похоже на какое-то немыслимое, адски безумное обвинение! Я же тебе друг, Кеннет! А ты пытаешься связать меня с чем-то, о чем не говорится вслух... так в чем же?
У Обри отпустило в груди. Джеймс все начисто отрицал; значит, есть другое объяснение...
...Никакого другого, внушал он себе. В мыслях снова возникла Кэтрин, а фотографии Элис на пианино уменьшились в размерах. Остались только опасность, нависшая над Кэтрин, да эти лежащие перед ними на столе страшные обвиняющие снимки.
– Джеймс, дело зашло слишком далеко, чтобы можно было прятаться за ругательства и взывать к дружбе, – спокойно ответил он. Мелстед, зло прищурившись, наблюдал за ним. Теперь уже Обри держался не как временный постоялец, а скорее как хозяин. За окнами раздавался шум машин, проезжавших по Итон-сквер. – Ты звонил Хьюзу, и не раз. Ты приказал ему убрать все из одного места, которое ты не назвал. Известного ему и тебе. Какого-то другого жилища. Ты прервал с ним связь, словно вы оба обладали некой тайной, были частью одной сети. А это – на фотографиях – цель существования данной сети. – Мелстед затряс головой. Обри продолжал нажимать. – Ты вместе с Хьюзом участвуешь в этом гнусном деле с детьми, Джеймс... Бог знает, каким образом и зачем, но участвуешь! – Мелстед было запротестовал! – Нет, Джеймс, отрицать совершенно бесполезно. Но...
Мелстед оторвал жадный, голодный взгляд от снимков. И все же в глазах светилась злоба, даже презрение. Не все еще потеряно. Он помнил о своем мире, своем круге. Лонгмид, Оррелл, кабинет министров, могущественные и богатые; даже владельцы газет. Он был убежден, что ему невозможно причинить урон, во всяком случае непоправимый.
– Смешно, – пробормотал он с таким видом, словно Обри надоедал ему с пустяками.
– Нет, Джеймс. Гнусно. Низко.
– Ты так думаешь?
– Джеймс, я никогда еще не был так убежден.
