Откровения секретного агента - Ивин Евгений Андреянович (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Саша сразу врубилась, выхватила у Эввика десятку и скрылась за дверью. Все прошло нормально, мы ему тоже налили почти стакан вина. Но тут в редакцию к нам зашла предпрофкома Римма.
Эввик, конечно, насел на нее:
— Когда уж вы прекратите заниматься поборами с бедных редакторов? Разве профком не может сам купить для нас музыкальные инструменты?
Наступила мертвая тишина, лишь Коля Ситников как держал стакан с вином, так и упал на стул. Римма оглядела нас всех, в уме ей не откажешь, она все поняла.
— Володя, когда же ты повзрослеешь? — И она вышла из редакции.
А вскоре я подложил ему новую свинью. Из Сирии пришел бюллетень с нашими публикациями, рукописи которых мы засылали в разные арабские страны. На последней странице было напечатано наверху всего две строчки, а внизу стояла большая печать департамента печати сирийского правительства. Мне пришла идея сделать письмо Давыдову из департамента печати Сирии. Я отрезал две напечатанные строчки, и получился хороший бланк с печатью. Текст сочинить было пустяком: «Уважаемый господин Давыдов! Сирийский департамент печати уведомляет вас, что написанный вами комментарий „Арабская земля в огне“ опубликован в газетах: „Аль-Ахбар“, „Аль-Ахрам“, „Ас Суар“. Причитающийся вам гонорар в размере ста сирийских фунтов вы можете получить в Государственном банке СССР». Далее номер счета и другие реквизиты.
Саша Алиханова быстро перевела на французский и сразу напечатала на машинке. Для верности я сходил в Первый отдел и попросил засургучить конверт. Девушка снисходительно улыбнулась, понимая наш розыгрыш, и позвонила Давыдову, чтобы получил пакет.
По звонку Давыдов сбегал в Первый отдел и возвратился с очумелыми глазами.
— Ребята, — позвал он нас таинственно, — мне перевели из Сирии сто фунтов за мой комментарий.
Была пауза, мы напряженно молчали. Только Саша Смирнов, который только что возвратился из Сирии из командировки, выдавил:
— Это же целое богатство! На один фунт можно купить пар пять носков, женских колготок.
— При чем тут колготки? — возмутился Коля. — Речь идет о политическом признании нашего товарища как международного журналиста.
— Не скажи, Коля, — воскликнула Саша Алиханова. — Признание признанием, а сто фунтов — это тебе не кот наплакал. Хотела бы я получить такую кучу денег. Уж я бы нашла, что с ними сделать. Я просто сейчас, в данную минуту, думаю, что с Эввика причитается: такое в нашей практике впервые. Если ты не поставишь нам шампанского, то мы тебя будем презирать.
Конечно, мы все переключились на вымогательство, чувствуя, что именно сейчас сердце Давыдова дрогнуло и надо вытащить у него из клюва минимум десятку. На удивление, он быстро сдался, даже не оказав минимального сопротивления. Саша Смирнов взял у него десятку и собрался сбегать в магазин, чтобы обеспечить нам вечерний шахматный турнир, но Володя сказал:
— Я иду с тобой. У меня есть кое-какие вопросы, ты меня просветишь, — и они дружно выкатились за дверь. Мы еще несколько секунд держали паузу, а потом начали восхищаться, какие же мы все умные. Только один среди нас оказался скептиком, это Женька Евсеев. Как-то меня шепотом просветил Коля Ситников:
— Евсеев был племянником Бориса Пономарева — секретаря ЦК КПСС и слыл ужасным антисемитом. Это он первым раскопал еврейское происхождение Володи Давыдова, Юлиана Семенова, утверждал в каком-то комментарии, что Жорж Помпиду, французский президент, был тоже еврей, жена Леонида Брежнева — еврейка и еще массу других знаменитых, но скрытых евреев. Единственное, о чем он умолчал, — добавил Коля, — что Борис Пономарев вовсе не Пономарев, а то ли Штернберг, то ли Штернблум. А Женька, вглядись, как две капли воды похож на дядю.
И тут я вспомнил Евсеева: он работал в Каире то ли секретарем по культурным вопросам, то ли пресс-секретарем. Однажды, на приеме во французском посольстве, он до того набрался дармовых виски и коньяка, что спрыгнул прямо в костюме в бассейн. И после такого оригинального купания быстренько улетел в Москву сушиться. Другой после подобного купания положил бы партийный билет на стол, а уж в АПН, во всяком случае, не работал.
Меня подмывало в ответ на доверие Коли Ситникова рассказать ему этот анекдот из жизни Женьки, но я был верен своему правилу — держать язык за зубами. У Коли от таких знаний не прибудет, а у меня может сильно убыть, если кто дознается, что это от меня вышло.
Евсеев сказал:
— Нашли, над кем потешаться. Он же идиот, такого даже неприятно разыгрывать. Меня бы попробовали — слабо!
Вечером мы выпили за здоровье нашего знаменитого коллеги Вовы Давыдова, сыграли в шахматы и легкомысленно забыли этот эпизод, который получил продолжение на следующий день. Давыдов, ничего никому не говоря, пошел в банк. Что там и как было, никто не знает, только он вернулся в редакцию разъяренным тигром и, не стесняясь наших женщин, осыпал нас всех таким отборным матом, что я даже подумал, уж не преподают ли в Институте международных отношений историю развития мата под руководством кандидата наук мадам Галкиной-Федорук. Когда у него иссяк боцманский запас и он сел на свое место, мне стало как-то даже стыдно. Я представил себе весь идиотизм положения, в которое он попал в банке. Мне показалось, что все участники этой шутки чувствовали себя так же неуютно, как и я, но вслух не высказывались. Один Евсеев криво усмехался, демонстрируя Давыдову и нам всем свое антисемитское презрение. Правду говорят, что самые большие антисемиты — это либо полукровки, как Женька, либо сами евреи, скрывающие свою национальность. И мне очень захотелось найти повод и врезать по-настоящему Евсееву, но тонко и умно.
Все это было на фоне рутинной работы в редакции: мы следили за событиями в стране, которые имели бы какое-то отношение к нашему региону — то приехал кто-либо из стран Ближнего или Среднего Востока, то выставку организовали по нашим странам, культурные делегации, торговые представители и т. д. Наша задача состояла в том, чтобы побывать, поконтактировать, взять интервью или просто получить какое-нибудь хвалебное высказывание в адрес Советского Союза, советских людей и быстренько накатать комментарий, подбросив в него старых дровишек из факта отношений с той или иной страной.
Я быстро освоил стиль комментариев и мог, сев за машинку, за час-полтора настучать готовый комментарий, который тут же по телетайпу уходил на Ближний или Средний Восток в наши корреспондентские пункты. А там апээновский представитель, если не поскупится, то за деньги опубликует его в какой-нибудь газетенке или журнале. Вот таким образом мы проникали в печать арабского и персидского Востока.
Сегодня он впервые ясно почувствовал, что за ним нет слежки. Все эти полгода они пасли его довольно плотно. Слежка раздражала, и Баркову хотелось пойти в салон Алана Сатувье и сказать ему: «Что вас смущает? Почему не прекращается слежка ни днем, ни ночью, почему круглосуточно обложена моя берлога? Конечно, господин Сатувье, я могу этот хвост сбросить без особого труда, контрразведка уже расслабилась до такой степени, что могу сделать прыжок в сторону и — уйти. Вы когда-нибудь видели, как заяц путает следы, чтобы сбить с пути лису? А я видел. Он идет сравнительно спокойно по прямой, а потом вдруг делает такой гигантский прыжок в сторону, что лиса сразу теряет след. А заяц ложится в борозду пашни и зарывается в снег.
Мимо побегут ваши люди, а я отлежусь почти рядом. Если вы мне не доверяете, то прекратите со мной свои игры. Ведь глупо ждать, что я могу дать вам какую-нибудь связь. Я ее вам не дам. Не для этого мы столько времени искали Сержа, а потом выманивали на меня Макса, этого глубоко законсервированного агента, может резидента НАТО».
Алексей прошел подземным переходом, завернул за угол, чтобы купить газету. На самом же деле там было удобное место, чтобы проследить, есть ли за ним хвост. Он читал стоя газету, а сам смотрел и запоминал: нет, этой женщины не было, этой тоже, мужчина с бородкой помнился впервые, для контрразведчика борода — нонсенс, две девицы не в счет, еще, еще — «нет, здесь меня не пасут». Быстро на другую сторону улицы и в метро. Надо столкнуться вот с этой толстушкой, тогда можно обернуться и поглядеть не украдкой, а открыто, принося извинения. Прием не новый, известный и бесхитростный.
