Ночной администратор - ле Карре Джон (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
Но Джед не тронулась с места. Ей это даже в голову не пришло, чему она искренне порадовалась. В прошлом она сначала прыгала, а потом задавала вопросы. Но в это утро она поняла, что уже все решила и не собирается совершать никаких прыжков, которые отдаляли бы ее от Джонатана.
Джонатану снился сладкий сон, когда зазвенел телефон, и он поднял трубку еще во сне. Тем не менее у профессионального наблюдателя была отменная реакция, он даже не дал дозвонить первому звонку, включил свет, схватил блокнот и карандаш и стал ждать инструкций Рука.
– Джонатан, – гордо сказала она.
Он закрыл глаза. Прижал трубку к уху, пытаясь приглушить ее голос. Разум подсказывал ему ответить: «Какой Джонатан? Не туда попали!» – и повесить трубку. «Дурочка! – хотелось ему закричать. – Сказал тебе, не звони, не пытайся найти меня, просто подожди. А ты звонишь и шепчешь мое имя прямо в уши подслушивающих».
– Ради Бога, – прошептал он. – Положи трубку. Иди спать.
Но голос звучал не очень убедительно, и уже поздно было говорить «не туда попали». И лежал, прижав трубку к уху и слушая, как она повторяет его имя: «Джонатан, Джонатан», смакуя его, приговаривая на все лады, чтобы никто не мог вернуть ее в исходную позицию, заставить начать все сначала.
«За мной пришли».
Прошел час, Джонатан услышал за своей дверью крадущиеся шаги. Он сел. Сначала шлепок по кафелю – нога была босая. Вот вторая нога опустилась на мягкий ковер посреди коридора. В замочной скважине потух и опять зажегся свет, когда кто-то проскользнул мимо, по-видимому, слева направо. Может быть, Фриски готовится ворваться к нему? Может, он пошел за Тэбби, чтобы поработать на пару? Может быть, Милли принесла ему чистое белье? Или босоногий мальчишка собирал ботинки, чтобы почистить. В этой гостинице не чистят ботинок. Он услышал щелканье замка в коридоре и понял, что это Мэг босиком возвращается от Роупера.
Никаких ощущений. Ни осуждения, ни облегчения на душе, ни успокоения совести. «Я плюю», – говорил Роупер. И плевал. На всех начиная с Джед.
Он смотрел на светлеющее небо и представлял себе ее голову, нежно прижавшуюся к его уху. Потом набрал номер двадцать второй комнаты, дал четыре гудка и набрал снова, но ничего не говорил.
– Ты как раз кстати, – тихо сказал Рук. – Слушай.
«Джонатан, – мысленно повторял он, слушая инструкции Рука. – Джонатан, Джонатан, Джонатан... Когда все это полетит тебе в лицо?»
22
В нотариальной конторе Малдера была мебель красного дерева, искусственные цветы и серебристые жалюзи. Многочисленные счастливые лица голландской королевской семьи ослепительно улыбались с обшитых панелями стен, и нотариус Малдер улыбался вместе с ними. Лэнгборн и замещающий Апостола Моранти сидели за столом. Лэнгборн, привычно угрюмый, листал бумаги, а Моранти, настороженный, как старый пойнтер, следил за каждым движением Джонатана своими карими глазами из-под нависших густых бровей. Моранти – большеголовый итальянец лет шестидесяти, седой, смуглый, с оспинками на лице. Даже оставаясь неподвижным, он вносил некоторый диссонанс в общую атмосферу: от него веяло духом народной справедливости, крестьянской борьбы за выживание. Один раз он яростно хрюкнул и стукнул широкой ладонью по столу. Но только для того, чтобы притянуть к себе через стол бумагу и, изучив, швырнуть обратно. Один раз он откинул голову назад и пристально вгляделся в Джонатана, как бы оценивая, колониалист он или нет.
– Мистер Томас, вы англичанин?
– Я из Новой Зеландии.
– Добро пожаловать в Кюрасао.
Малдер, напротив, был тучен и жизнерадостен, как Пиквик. Когда он расплывался в улыбке, щеки его сверкали, как красные яблоки, а когда он переставал сиять, хотелось поскорее ласково спросить у него: «В чем я провинился?»
Но рука его дрожала.
Почему она дрожала, отчего она дрожала, от распутства или бессилия, от пьянства или страха, Джонатан мог только догадываться. Но она дрожала так, будто принадлежала не Малдеру, а какому-то совсем другому человеку. Дрожала, принимая паспорт Джонатана, протянутый Лэнгборном, дрожала, старательно переписывая фальшивые данные. Дрожала, возвращая паспорт Джонатану, а не Лэнгборну. И опять задрожала, раскладывая бумаги на столе. Даже пухлый указательный палец дрожал, указывая Джонатану место, где ему следовало поставить подпись под отказом от собственной жизни, и место, где для этого достаточно было только инициалов.
И когда Малдер дал подписать Джонатану все виданные и еще кучу невиданных документов, дрожащая рука извлекла наконец пресловутые облигации на предъявителя – увесистую пачку трепещущих голубых купюр, напечатанных компанией «Трейдпатс лимитед», которую возглавлял Джонатан. На каждой имелся свой номер, выпуклая гербовая печать и гравированный узор, как на банкнотах, и назначение у них было то же – обогатить анонимного предъявителя. Джонатан сразу понял – подтверждения ему не требовалось, – что облигации были роуперовские: пустить пыль в глаза, повысить ставки, сразить клоунов.
Потом он, повинуясь кивку благодушно улыбающегося Малдера, подписал и облигации в качестве лица, на имя которого открыт банковский счет компании. Затем с разбегу подмахнул любовное письмецо нотариусу Малдеру, заверяя его в назначении представителем «Трейдпатс лимитед» в Кюрасао в соответствии с местными законами.
И вдруг оказалось, что процедура закончена и осталось только пожать руку, выполнившую такую тяжелую работу. Что они должным образом проделали – даже Лэнгборн. И вот Малдер, краснощекий пятидесятилетний школьник, уже машет им со ступенек лестницы своей пухлой ручонкой, чуть ли не обещая писать им каждую неделю.
– Томми, если ты не возражаешь, я возьму паспорт, – подмигнул Тэбби.
– Но, Дикки, мы с Дереком уж точно встречались! – вскричал голландский банкир, обращаясь к Роуперу, стоявшему там, где следовало бы установить камин, если бы таковые нужны были на Кюрасао. – И не только вчера, полагаю! Я бы сказал, мы старые друзья по Кристаллу! Нетти, принеси, пожалуйста, чаю мистеру Томасу!
На мгновение профессиональному наблюдателю отказала память. Потом он вспомнил ночь на Кристалле, и Джед за столом в синем атласном декольте, в жемчугах, и этого придурковатого банкира, который теперь всех утомлял своими рассказами о связях с сильными мира сего.
– Ну конечно же приятно вновь встретиться, Пьет! – с некоторым опозданием воскликнул любезный служащий отеля, протягивая руку. И тут же Джонатан второй раз за прошедшие двадцать минут обменялся рукопожатиями с Малдером и Моранти, как будто видел их впервые в жизни. Джонатан, правда, сделал это спокойно (да и они тоже), так как начинал понимать, что в этом театре один актер может сыграть несколько ролей в течение одного представления.
Они сели вокруг стола, Моранти смотрел и слушал, словно третейский судья, а говорил главным образом банкир, считая, очевидно, своей первейшей обязанностью ознакомить Джонатана с массой бесполезной информации.
Акционерный капитал компании в Кюрасао может исчисляться в любой валюте, сказал голландский банкир. Нет никаких ограничений на покупку акций иностранцами.
– Здорово, – сказал Джонатан.
Лэнгборн лениво поднял на него глаза. Моранти не дрогнул. Роупер, рассматривавший старинную голландскую лепнину на потолке, слегка ухмыльнулся.
Компания освобождена от любых налогов, сказал банкир. Передача акций не ограничена. Налогом также не облагается.
– Ну, гора с плеч, – с прежним воодушевлением сказал Джонатан.
Мистер Дерек Томас не обязывается законом привлекать внешних наблюдателей, сказал банкир с такой торжественностью, словно эти слова возвели его в высший монашеский сан. Мистер Томас свободен в любой момент перевести компанию под другую юрисдикцию по его собственному выбору.
– Это я учту, – сказал Джонатан, и на этот раз, к его удивлению, невозмутимый Моранти расплылся в улыбке и произнес: «В Новую Зеландию», словно решил, что там-то ей самое место.
