Круг Матарезе - Ладлэм Роберт (прочитать книгу .TXT) 📗
– Прошу прощения, мой дорогой старый знакомый, – проговорил немец, пожимая Василию руку. – В последнюю минуту у меня вышла непредвиденная задержка по поводу одного американского контракта.
– Вы неплохо выглядите, Генрих! – заметил Талейников вместо приветствия. Он польстил немцу, ибо время не пошло тому на пользу: лицо обрюзгло, кожа стала красноватая и дряблая. Слишком много пива пролилось в эту благословенную глотку. Но Генрих смотрелся очень респектабельно, вполне солидно, только в глазах плясали озорные искорки.
– Спасибо за комплимент. Не то чтобы я имел что-то против вашей компании. Но я благоразумный человек и удивляюсь, как я опять согласился на встречу с вами. Скажите, что привело вас сюда вновь через столько лет? Вы сообщили, что не служите по своей старой специальности. Так что же вас интересует в таком случае?
– Мне нужен совет.
– У вас здесь легальная работа? Непостижимо! Только не говорите мне, что убежденный коммунист может иметь частные вложения в промышленность Рура. Каковы же ваши проблемы?
– Только проблема времени: у меня его очень мало. А я должен проследить перемещение капитала одного человека, а возможно, и целой семьи из Ленинграда, которая – я в этом убежден – переехала в Германию, точнее, в Эссен, около шестидесяти или даже семидесяти лет назад. Я предполагаю, что вложения были сделаны в местную промышленность, причем незаконно и втайне.
Кассель нахмурился:
– Мой дорогой, вы несносны. Я не силен в цифрах и датах, но если не ошибаюсь, вас интересует период где-то между 1910 и 1920 годами?
– Да, именно так. То были неспокойные годы.
– И после стольких бурь и потрясений, мировых революций и войн, гитлеровской экспансии и послевоенных событий, вы хотите найти его?
– Я ожидал от вас подобной реакции.
– Ну а что другое я мог сказать? – рассмеялся Кассель. – А как звали этого человека?
– Для вашей же безопасности я пока не буду называть вам его фамилию.
– А как же в таком случае я сумею помочь вам?
– Расскажите мне, где бы вы начали поиски, если бы оказались на моем месте?
– В России.
– Я уже проделал это. Мне удалось просмотреть архивы революционных лет в Ленинграде.
– И вы, разумеется, ничего не нашли?
– Напротив. Я нашел настолько подробное описание ликвидации всего семейства, что все приведенные детали процедуры уничтожения, вместе взятые, просто вопиют о явной мистификации.
– Как же было описано это убийство? Без указаний имен исполнителей, лишь в общих чертах?
– Именно так. Усадьбу атаковала непонятная вооруженная группа. Целый день была стрельба, а под конец все погибли в огне и взрывах. Причем члены семейства подорвали себя, а особняк, как водится, сгорел в результате взрыва. Никакие фамилии не упомянуты – ни исполнителей, ни свидетелей. Зато характер разрушений и следы пожара зафиксированы подробнейшим образом. Описан чуть ли не каждый сантиметр пострадавшей площади.
Адвокат снова нахмурился:
– Так вы говорите, что почти каждый сантиметр имения был подробно описан?
– Да, это действительно так.
– Но зачем?
– Наверное, чтобы придать правдоподобие фальшивому изложению происшедшего, точнее, не происшедшего.
– Но я не об этом. Мне кажется – причем с ваших же слов, – что этот псевдоотчет составлен не кем иным, как членами этой семьи. Я поясню свою мысль. Если у человека есть какая-то любимая, дорогая для него вещь, то когда он теряет ее или расстается с ней навсегда, его преследуют воспоминания. Вполне возможно, что именно память об этой усадьбе и заставила автора так подробно описать происходившие события, даже если они и были, как вы говорите, мистификацией. Но я хочу задать вам еще один вопрос, затрагивающий другую сторону дела. Вы сказали, что работаете над этой проблемой неофициально, так сказать, не будучи облеченным ответственностью по прежнему месту службы. Как я могу поверить вам? Какие доказательства вы можете представить на сей счет?
Талейников глубоко вздохнул.
– Я могу только дать вам слово бывшего офицера КГБ, двенадцать лет назад подменившего досье на одного человека, судьба которого могла бы сложиться совсем по-другому, и тем самым давшего ему возможность спокойно проживать у себя дома. Но я пойду дальше этого напоминания. Если у вас есть связи с Бонном, то вы сможете узнать через определенных лиц, связанных с секретными службами, о моем теперешнем положении. Москва фактически приговорила меня к смерти.
– Наверное, вы бы не сказали этого, если бы это было неправдой. Адвокату, каждый день занимающемуся международными делами, не так уж и трудно проверить подобный факт. Но ведь вы были убежденным коммунистом…
– Я и сейчас остаюсь им.
– Тогда это чудовищная ошибка! Я имею в виду то, что происходит вокруг вас.
– Это спланированная акция, – уточнил Василий.
– Значит, ваши интересы объясняются отнюдь не очередной операцией Москвы, продиктованной заботами Советов?
– Нет. Это делается в интересах Вашингтона и Москвы, вот все, что я могу сказать. Теперь, когда я совершенно серьезно ответил на ваш вопрос, ответьте, пожалуйста, на мой. Как вы считаете, есть возможность найти нужные мне доказательства среди актов о покупке этой семьей земли где-то в Германии?
Адвокат скривил губы, затем проговорил со вздохом:
– Назовите мне фамилию. Может быть, тогда я сумею помочь вам.
– Каким образом?
– Все записи о земельной собственности хранятся в государственном архиве. До меня доходили слухи, что несколько больших имений в Реклингхаузене и Штадтвальде были приобретены русскими много десятилетий назад.
– Но ведь они могли оформить покупки не на свои фамилии… Да я почти уверен в этом.
– Скорее всего так. Но природа человека такова, что он выбирает себе имение в соответствии с устоявшимся укладом жизни, своими вкусами и привычками. Видите ли, мелочи выдают…
– Почему бы мне самому не поискать эти факты? Если такие записи существуют, то скажите мне, где их искать.
– Для вас это будет непосильная задача, так как только адвокат, имеющий право на самостоятельное ведение дел, может получить допуск на исследования такого рода. Назовите мне имя.
– Знание этого имени подвергает опасности каждого, кто услышит его, – предупредил Талейников.
– О-о, да что может случиться в наше время? – Кассель рассмеялся. – Подумаешь! Покупка земли, состоявшаяся почти семьдесят лет назад…
– Я верю, что существует связь между этой покупкой земли и экстремистскими актами, акциями насилия и террора, с которыми мы сталкиваемся ныне почти каждый день.
Адвокат на секунду потерял дар речи.
– Террористические акты… – Он снова замолчал. – Всего час назад по телефону я говорил, что Москва финансирует «пятую колонну» в нашей стране. Как только мы встретились, я сказал об этом и вам. Ваше молчание по этому поводу прозвучало как согласие со мной. Вы не прокомментировали сказанное мною. Значит, вы предполагаете…
– Скорее я не соглашаюсь ни с чем, – прервал его Василий. – У вас большие возможности. Добудьте мне письмо, дозволяющее поиск, и помогите добраться до записей о собственности на землю.
Немец покачал головой:
– Поймите, что я не могу сделать этого. К тому же вы не знаете, где и как следует искать. Но вы можете сопровождать меня.
– Вы хотите сделать это сами? Почему?
– Я не люблю насилие, всякое насилие над человеком. Я еще помню все достижения в этой области во времена Третьего рейха. Поэтому-то я и хочу сделать все сам, чтобы внести свой вклад в борьбу с насилием, а вы можете помогать мне при этом, если хотите. А теперь назовите мне имя.
Талейников долго молча смотрел на Генриха, словно боясь увидеть и на этом лице знак приближающейся смерти.
– Ворошин, – наконец решился он.
Выдающегося адвоката Генриха Касселя хорошо знали в архиве Эссена – дежурный чиновник, несмотря на занятость, немедленно проводил гостя в канцелярию и распорядился, чтобы для господина Касселя были сделаны любые копии, которые он потребует.
