Верный садовник - ле Карре Джон (библиотека книг TXT) 📗
Но при этом никто не мог сказать, что природа наградила Глорию Вудроу глупостью. Восемнадцать лет тому назад, в Эдинбургском университете, она считалась одной из лучших студенток, и многие сходились во мнении, что она достигла бы немалых успехов в политике или философии, если бы не вышла замуж за Вудроу. Но за прошедшие годы замужество, воспитание детей и переменчивость жизни дипломатов полностью вытеснили честолюбивые замыслы, которые она, возможно, питала. Иной раз Вудроу с легкой грустью отмечал, что Глория пожертвовала своим интеллектуальным потенциалом ради того, чтобы выполнять роль жены. Но эта жертва вызывала у него и чувство благодарности. Уважал он жену и за то, что она словно отказывалась читать его тайные мысли, но при этом гибко подстраивалась под его интересы. «Когда я захочу жить собственной жизнью, я тебе обязательно об этом скажу, — как-то заверила она Вудроу, когда тот, обуреваемый то ли чувством вины, то ли скуки, предложил ей продолжить образование, совершенствовать свои знания в юриспруденции, в медицине, в чем угодно, но совершенствовать. — Если, конечно, я не нравлюсь тебе такой, какая есть, это другое дело», — добавила она, переводя разговор с частностей на общее. «Да нет же, нравишься, нравишься, я очень люблю тебя», — запротестовал он, крепко прижав жену к груди. И более-менее поверил самому себе.
Джастин стал тайным узником комнат для гостей на нижнем этаже дома Вудроу вечером того же черного понедельника, когда ему сообщили о смерти Тессы, в тот час, когда на подъездные дорожки резиденций послов вкатывались лимузины, чтобы чуть позже отвезти их в один из соседских домов. День Лумумбы? Мердеки? Взятия Бастилии? Один праздник ничем не отличался от другого. Национальный флаг развевался на флагштоке, на лужайке выключались разбрызгиватели, стелился красный ковер. Черные слуги в белых перчатках роились вокруг, совсем как в колониальные времена, которые мы все так решительно осуждаем. А из шатра хозяина доносилась патриотическая музыка.
Вудроу приехал с Джастином все на том же черном посольском минивэне с тонированными стеклами. Из морга они отправились в полицейское управление, где Джастин безупречным академическим почерком написал заявление о том, что он опознал свою жену. Из полицейского управления Вудроу позвонил жене, чтобы сообщить, что через пятнадцать минут, если они не попадут в пробку, приедет со своим гостем и… «ему надо лечь на дно, дорогая, и мы должны ему в этом помочь». Спешка не помешала Глории позвонить Элен, номер она набирала неоднократно, пока та не взяла трубку, чтобы обсудить обеденное меню… любит бедняга Джастин рыбу или ненавидит ее? Она забыла, но вроде бы в отношении еды у него есть пунктик… и, «господи, Эл, о чем мне с ним говорить, когда Вудроу уедет в посольство, а меня оставит с ним? Я хочу сказать, о многих темах придется забыть».
— Ты что-нибудь придумаешь, не волнуйся, дорогая, — заверила ее Элен, в ее голосе слышались нотки сарказма.
Нашла Глория время и для того, чтобы рассказать об абсолютно раздражающих, если она брала трубку, телефонных звонках журналистов и о других, на которые отвечал Джума, ее слуга из племени вакамба, говоря, что мистер и миссис Вудроу в настоящий момент не могут подойти к телефону. Она жалела только о том, что не смогла поговорить со сладкоголосым мальчиком из «Телеграф», она просто млела от звуков его голоса, но Сэнди строго-настрого запретил ей отвечать на вопросы газетчиков.
— Возможно, он тебе напишет, дорогая, — сочувственно предположила Элен.
«Фольксваген» с тонированными стеклами свернул на подъездную дорожку, Вудроу вылез из кабины первым, чтобы убедиться, что репортеров поблизости нет, и тут же Глория удостоилась чести впервые увидеть Джастина-вдовца, человека, который за последние шесть месяцев потерял сына и жену. Джастин — обманутый муж, которого больше никто не обманывал, Джастин с мягким взглядом и в отлично сшитом костюме, Джастин — тайный гость, которому предстояло укрыться от прессы в ее доме, снял соломенную шляпу, выбираясь из минивэна, поблагодарил всех, то есть Ливингстона — водителя, Джексона — охранника, и Джуму, который, само собой, отирался поблизости, и, склонив голову, направился к входной двери. Лицо его Глория увидела сначала в густой тени, потом в коротких африканских сумерках.
— Добрый вечер, Глория, — поздоровался он, приблизившись. — Как хорошо, что ты позволила мне пожить у вас, — голос его звучал так мужественно, что она чуть не расплакалась. Но в тот момент сдержалась и поплакала позже, после обеда.
— Джастин, дорогой, мы так рады, что можем хоть чем-то помочь тебе, — пробормотала она и нежно чмокнула гостя в щеку.
— Об Арнольде никаких новостей, не так ли? В наше отсутствие никто не звонил?
— К сожалению, дорогой, ничего нового нет. Мы все, разумеется, очень переживаем.
«Он хорошо держится, — отметила про себя Глория. — Очень хорошо. Как герой».
Откуда-то издалека до нее донесся скорбный голос Вудроу. Ему надо в посольство, всего лишь на час, он позвонит, но Глория его не слушала. Правда, возникла мысль: «А кого потерял он?» Хлопнула дверца «Фольксвагена», черный минивэн задним ходом выкатился на дорогу, но Глория даже не повернула головы. Все ее внимание занимал Джастин, ее гость и трагический герой. Джастин, теперь она это понимала, был такой же жертвой этой трагедии, как Тесса, только Тесса умерла, а Джастину на плечи легла тяжелая ноша горя, которую ему предстояло нести до конца своих дней. Уже щеки его посерели, походка изменилась, и по сторонам он смотрел не тем взглядом, что прежде. Не обратил ни малейшего внимания на цветочные бордюры, высаженные по его рекомендациям, которые так тщательно соблюдала Глория. Даже не посмотрел на два кофейных деревца, которые вырастил для нее из зернышек и отказался взять за них деньги. Что в Джастине не переставало удивлять Глорию (это уже из телефонного разговора с Элен, состоявшегося в тот же вечер, с подробным отчетом о происшедшем), так это его энциклопедические знания о растениях, цветах и садах. «И откуда это взялось, Эл? Наверное, от матери. Она же наполовину Дадли. А все Дадли — превосходные садовники, у них это в крови. Мы говорим о классической английской ботанике, Эл, а не о тех советах садоводу, которые публикуются в воскресных газетах».
Вместе с дорогим гостем она поднялась по ступеням к входной двери, пересекла холл и уже по другой лестнице спустилась в темницу, в которой Джастину предстояло отбыть положенный срок, где и выступила в роли экскурсовода. Показала гардероб с облупившимся лаком (ну почему она не дала Эбедьяху пятьдесят шиллингов, чтобы тот покрасил его), куда Джастин мог вешать костюмы, изъеденные древоточцем полки (ну почему она не застелила их простыней), куда Джастин мог положить рубашки и носки.
Но извинялся, как обычно, Джастин.
— К сожалению, у меня практически нет одежды, которую я мог бы повесить в гардероб или положить на полки. Мой дом осаждают газетчики, и Мустафа, должно быть, снял трубку с рычага. Сэнди пообещал снабжать меня всем необходимым до той поры, пока страсти не улягутся и не удастся привезти мою одежду.
— О, Джастин, как же я об этом не подумала! — покраснев, воскликнула Глория.
А потом, то ли потому, что не хотела оставлять его одного, то ли не знала, как это сделать, настояла на том, чтобы показать ему старый холодильник, заставленный бутылками с питьевой водой (ну почему она не удосужилась заменить потрескавшуюся резину), контейнер со льдом («Джастин, подставь его под кран, кубик сразу и выскочит»), пластиковый электрический чайник, который ненавидела, бумажную коробочку с пакетиками чая «Тетли», жестянку с сахарным печеньем, на случай, если гостю захочется заморить червячка ночью, с Сэнди такое бывает, хотя врачи и говорят, что ему надо худеть. И, наконец (слава богу, хоть что-то она сделала правильно), вазу с великолепным разноцветным львиным зевом, цветами, которые она вырастила, следуя его инструкциям.
— Вот и славненько, оставляю тебя, чтобы ты мог немного отдохнуть, — и уже у самой двери, к своему стыду, осознала, что не сказала ни слова о его утрате. — Джастин, дорогой…
