Сингл и Сингл - ле Карре Джон (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗

Но ей хотелось обсудить с ним более важные проблемы, за что он и любил ее всем сердцем. Ветреная дочь начальницы почтового отделения сошлась с владельцем строительной фирмы Палмером, который бросил жену и детей. Лайла намеревалась при следующей встрече высказать молодому Палмеру пару теплых слов. Решила, что ради этого она готова съездить на строительную площадку. Что же касается почтмейстерши, так та подложила свою дочь под самого богатого мужчину в городке, а теперь сидит за пуленепробиваемым стеклом и делает вид, что ее это не касается…

— Только будь осторожна, Лайла, — предупредил ее Брок. — Нынче молодые люди не столь уважительны к старшим, как в наше время.

Группа захвата состояла из восьми человек. Иначе, как заявил Айден Белл, это не группа, а неуправляемая толпа, что создаст проблемы, когда они попадут в район боевых действий. Они сидели в салоне, трое напротив четверых, вооруженные, в боевой раскраске, в черной униформе командос, черных ботинках и вязаных шлемах. «Последний человек присоединится к нам в Тбилиси, когда будем менять борт», — сообщил им Белл, не упомянув, что этот человек — женщина. Брок и Белл устроились отдельно, как и положено командованию. На Броке были черные джинсы и летная куртка с нашивкой «Таможня Ее величества» на груди.

От оружия он отказался. Лучше смерть, чем неизбежное служебное расследование, если бы он подстрелил кого-то из своих. Маркеры, нанесенные флуоресцентной краской на куртку Белла, показывали, что командир — он, но для того, чтобы их увидеть, требовались специальные очки. Ревя двигателями, самолет начал разбег, легко оторвался от земли, взмыл в облака.

— Грязную работу делаем мы, — напомнил Белл Броку. — А вот светские беседы — по твоей части.

Глава 20

Первым, что бросилось в глаза Оливеру, оказавшемуся в компании двух молодых парней, которые встретили его у вертолета, были тракторы. Желтые сельскохозяйственные тракторы. «Если мне понадобится трактор-другой, — игриво подумал он, — я всегда смогу позаимствовать их в Вифлееме, никто и не заметит». Мыслями он старался сосредоточиться на внешнем мире, отрезав внутренний. Поклялся, что не заглянет в последний. Пока они летели, он восхищался горными красотами. Когда приземлялись — деревнями, долиной-крестом, золотым отсветом на снежных вершинах. На земле — тракторами. «Смотри на все, что тебе нравится, — говорил он себе, — как можно дольше. Смотри наружу — не внутрь».

Брошенные тракторы. Тракторы для строительства новых дорог, которые вдруг перестали быть дорогами и вновь превратились в поля. Тракторы для выравнивания земли под строительство домов, для рытья дренажных канав и создания ирригационных систем, тракторы для вывозки спиленного леса. Только новые дома не построили, трубы завезли, но не уложили в канавы, лес бросили там, где спилили. Тракторы, прилипшие к земле, словно мухи к ленте-липучке. Тракторы, задумчиво взирающие на поблескивающие снегом горные вершины. Стоящие без дела. Ни один не двигался, ни у одного даже не работал мотор. Брошенные у полей, на которых так и не посадили виноградную лозу, у недостроенных ирригационных систем. Наткнувшиеся на невидимые преграды. Оставшиеся без трактористов.

Они пересекли железную дорогу. Сорняки обвили колесные пары товарняка. Козы бродили между спальными вагонами. «Там опасно, — говорила Зоя. — Если он посылает много денег, его терпят. В последнее время он не посылал много денег». Следовательно, там опасно. Из дверных проемов каменных домов местные жители со злобой смотрели на него. Его сопровождающие также не проявляли дружелюбия. Парень слева — возрастом постарше, со шрамом на лице. Справа — прихрамывал. У обоих — винтовки. Оба держались с таким видом, будто принадлежали к тайному обществу. Они вели его к дому Евгения, но незнакомым путем. Канавы, залитые водой, котлованы, обрушившиеся мостки блокировали прежнюю тропу. Коровы и овцы паслись между затихшими бетономешалками. Но крестьянский дом остался таким же, как он его и запомнил: вытертые ступени, дубовая веранда, широко открытые двери и знакомая темнота внутри. Хромоногий махнул рукой в сторону ступеней. Оливер поднялся на крыльцо, прислушиваясь к эху своих шагов, разносящемуся в вечернем воздухе. Постучал в открытую дверь, но ему никто не ответил. Вошел в темноту и замер. Ни голосов, ни запахов готовящейся Тинатин еды. Только отдающая плесенью сладость, свидетельствующая о недавнем присутствии мертвых. Он различил кресло-качалку Тинатин, рога, из которых пьют вино, железную плиту. Каменный камин, над ним — портрет грустной старухи в гипсовой, с отколовшимися кусочками, раме. Он обернулся. Кошка спрыгнула с кресла-качалки и теперь выгибала спину, напоминая ему Джако. Сиамского кота Нади. Он позвал:

— Тинатин? — Подождав: — Евгений?

Медленно открылась дверь в дальней стене, и на пол легла полоса света заходящего солнца. По центру полосы он различил сгорбленную тень гоблина. За ней появился и сам Евгений, прозрачный, бестелесный, такого Оливер не мог себе и представить, в домашних шлепанцах, в вязаной мешковатой кофте, опирающийся на палку. Каштановые волосы уступили место седой щетине, серебристой пылью спускающейся на щеки и подбородок. Глаза, которые четыре года назад весело поблескивали из-под пушистых ресниц, превратились в черные дыры. А за спиной Евгения, то ли слуга, то ли дьявол, возник ничуть не изменившийся Аликс Хобэн в белом пиджаке, темно-синих брюках, с сотовым телефоном, болтающимся на руке, словно барсетка. И возможно, как и утверждала Зоя, он действительно был дьяволом, потому что, как дьявол, не отбрасывал тени, если, конечно, его тень не поглощалась полностью тенью гоблина-Евгения.

Евгений заговорил первым, и вот голос его остался таким же твердым и сильным, как прежде.

— Что ты здесь делаешь, Почтальон? Зря ты пришел сюда. Ты ошибся адресом. Отправляйся домой. — И уже начал поворачиваться к Хобэну, чтобы отдать приказ, но не успел, потому что Оливер заговорил:

— Я пришел, чтобы найти моего отца, Евгений. Моего другого отца. Он здесь?

— Здесь.

— Жив?

— Жив. Его не застрелили. Еще не застрелили.

— Тогда ты позволишь поздороваться с тобой? И Оливер смело шагнул к нему, простирая руки, чтобы обняться с хозяином. И Евгений уже собрался все простить, прошептал: «Добро пожаловать», — начал поднимать руки, но поймал взгляд Хобэна и опустил их. Шаркая ногами, подался назад, предлагая Оливеру войти. Оливер не стал просить себя дважды, безмерно радуясь тому, что Тайгер жив, переступил порог и, улыбаясь, оглядывал знакомую обстановку, пока его взгляд не упал на Тинатин, постаревшую на тридцать лет. Она сидела на стуле с высокой спинкой, руки ее сжимали на коленях крест, другой крест висел у нее на шее, вместе с иконкой, на которой младенец Христос сосал прикрытую грудь Его матери. Оливер опустился рядом с ней на колено, взял ее руку. Перед тем как наклониться, чтобы поцеловать ее, заметил, как высохло лицо Тинатин. Новые морщины, вертикальные и диагональные, пересекали лоб, спускались по щекам.

— Где ты был, Оливер?

— Прятался.

— От кого?

— От себя.

Он услышал щелчок и обернулся. Стоя у приоткрытой двери черного хода, Хобэн мотнул головой, не отрывая взгляда от Оливера, приглашая его следовать за собой.

— Ты пойдешь с ним, — приказал Евгений.

Не отставая от Хобэна, Оливер пересек двор. Они подошли к каменной конюшне. Вход охраняли два вооруженных парня, такие же неулыбчивые, как те, что привели его в дом. Дверь удерживали на месте поперечные деревянные брусья, заложенные в металлические гнезда по бокам двери.

— Жаль, что ты не успел к похоронам, — заметил Хобэн. — Как ты нашел это место? Тебя послала Зоя?

— Никто меня не посылал.

— Эта женщина не может и пяти минут удержать язык за зубами. Ты пригласил сюда кого-нибудь еще?

— Нет.

— Если пригласил, мы убьем твоего отца, а потом и тебя. Я лично приму в этом участие.

— Я уверен, что примешь.