«Гран-При» для убийцы - Абдуллаев Чингиз Акифович (книги бесплатно без txt) 📗
– Я думаю, вы ошибаетесь, – возразил Дронго. – Просто вы сами часто замыкаетесь в собственной среде, отторгаясь от всего мира. Ваш отказ от участия в фестивале был неправильно истолкован. В конце концов, Кияростами очень известный в мире режиссер. Нужно было с самого начала настаивать на его участии в фестивале.
– У нас свои проблемы, – пояснил Али Гадыр. – В нашем обществе по-прежнему существуют две полярные точки зрения. Либералы считают, что мы должны принимать мир таким, каков он есть, и приспосабливаться к окружающей действительности, постепенно модернизируя собственную страну. Радикалы, напротив, стоят на консервативных позициях, убежденные в том, что мир должен приспосабливаться к существованию такой страны, как Иран. И пока существуют эти две точки зрения, мы разрываемся на части между нашими либералами и радикалами.
– Это скорее проблема Ирана, а не всего остального мира.
– Нет, – быстро возразил Али Гадыр, – если в мире будут считать, что это только проблема Ирана, то, боюсь, мы никогда не решим наши проблемы. Мы должны идти навстречу друг другу.
– По-моему, шах уже пытался идти навстречу западным ценностям, – напомнил Дронго, – вы помните, чем все это кончилось? А ведь в конце семидесятых Иран был вполне западной страной, по меркам самого Запада.
– Именно поэтому и произошла революция, – возразил Али Гадыр, – у каждого народа свои традиции, своя культура и свое наследие. Нас нельзя было насильно подводить к голливудским стандартам. Кстати, среди тех, кто первоначально был против участия в этом фестивале, был и я.
– Я могу узнать почему? – Вилка Дронго замерла на полпути.
– Можете. Хотя бы потому, что на этом фестивале «Гран-при» получает такой фильм, как «Криминальное чтиво» Квентина Тарантино. Согласитесь, эти стандарты совсем не для восточного человека и тем более не для нашей морали.
– Здесь побеждали разные фильмы.
– Дело в концепции. Для западной цивилизации мы слишком закрытое общество. Боюсь, что существует проблема обеих сторон. Мы не хотим в это общество. А они не хотят пускать нас. Эта проблема имеет две стены, построенные с каждой стороны. И никто не собирается рушить собственные укрепления.
– Я понимаю, – задумчиво кивнул Дронго, поднимая бокал. – За ваше здоровье.
Его гость не пил спиртного. Он скорее символически к нему прикасался. Заметив это, Дронго тоже не стал пить, делая лишь символические глотки.
– Боюсь, что мир пока не готов принимать наши ценности, – вновь сказал Али Гадыр.
– Вы собираетесь остаться до конца фестиваля?
– Да, до его закрытия. Я надеюсь, что здесь ничего не случится, хотя, зная ненависть Мула, мне трудно за это поручиться.
– Вы знаете, что он готовит?
– Нет. Он интересует меня как убийца хаджи Карима. В Тегеране ему вынесен смертный приговор. И если мы точно узнаем, где он находится, приговор будет приведен в исполнение.
– А если он успеет раньше вас?
– Это главная причина, по которой я нахожусь здесь. Если он решится на какой-то террористический акт и, к несчастью, сумеет его осуществить во Франции, особенно во время этого фестиваля, то боюсь, что все наши контракты будут сорваны. Ни французы, ни даже русские не захотят иметь ничего общего со страной, которая поддерживает такого террориста.
– Но вы его не поддерживаете.
– Это ваше личное мнение, – улыбнулся Али Гадыр. – Кстати, вы видели новый фильм Аббаса Кияростами, представленный на фестивале?
– Нет, не видел.
– В таком случае посмотрите. Это удивительно добрый и мягкий фильм. Вам наверняка понравится. Правда, я не убежден, что он понравится членам жюри, но это уже дело вкуса.
– Я его обязательно посмотрю, – заверил своего гостя Дронго. – Думаю, что вы все-таки не правы. Существуют мировые ценности, иерархия духовных приоритетов, которые незыблемы при любой религии и при любом строе. Это я понял недавно в Иерусалиме, когда прошел по святым местам всех трех религий. Постулаты повсюду одинаковы. Не убей, не укради, не прелюбодействуй. Может, эти ценности и должны лежать в основе всех человеческих отношений. Как вы считаете?
Ницца. 16 мая 1997 года
Утром они прогуливались по набережной. После непривычных холодов начала месяца уже через несколько дней по всему побережью установилась мягкая солнечная погода, и туристы высыпали на побережье, заполнив пляжи на Английском бульваре. От «Негреско» они шли вдвоем, неспешно обсуждая события последних дней.
– Завтра наконец закрывается фестиваль, – сказал отец. – Знаешь, я тебе очень благодарен. За три недели я побывал в стольких удивительных местах! Увидел Иерусалим, Ниццу, Канны. Впечатлений хватит на оставшуюся жизнь.
Он был, как обычно, в костюме и шляпе. Только на этот раз купленная в бутике в самом отеле шляпа была светлой. Отец шел медленно, улыбаясь проходившим мимо молодым женщинам. Многие из них останавливались на мгновение, чтобы тоже улыбнуться этому пожилому господину с таким удивительно мягким выражением лица.
– Я никогда так надолго не уезжал из дома, – сказал отец, – твоя мама, наверное, уже беспокоится. Ты знаешь, мы всегда ездили только вместе. Все сорок с лишним лет. Мы ни разу в жизни не отдыхали поодиночке. Наверное, это своеобразный рекорд. Мы были всегда вместе.
Он улыбнулся проходившей мимо черноволосой красавице, очевидно, итальянке, и она улыбнулась ему в ответ.
– Какие красивые женщины в этом городе, – сказал отец. – Я бы поселился здесь на всю оставшуюся жизнь. Только одному, без друзей и близких, довольно скучно, даже в окружении очень красивых женщин и в таком городе, как Ницца.
– Ты все время говоришь об оставшейся жизни, – заметил сын, – кажется, недавно ты мне говорил, что настоящая жизнь начинается после семидесяти.
– Это я только говорил, – хитро улыбнулся отец.
– И тем не менее у тебя какой-то пессимистический взгляд. У тебя сегодня нет настроения?
– Просто я очень скучаю по твоей маме, – признался отец. – Мне трудно измениться после стольких лет, проведенных вместе. Поэтому я хочу уехать даже отсюда как можно быстрее. Мне кажется, что и тебе следует отсюда уезжать сразу после завершения фестиваля. Если Мул не нанесет свой удар, значит, мы ошиблись. Думаю, нам не стоит более оставаться в этом городе, подвергая тебя ненужному риску. Да и Алиса уехала. Она красивая женщина. И хотя я совсем не знаю английского, тем не менее по ее глазам я видел, как она к тебе относится.
– Она улетела в Израиль.
– Ясно, – вздохнул отец, останавливаясь, – давай повернем обратно. Видимо, они считают, что так будет лучше.
– Они все еще не могут установить, каким образом Мул узнавал о моих передвижениях.
– А если он и сейчас узнает, где ты находишься? – тихо спросил отец.
– Что?
– Мне кажется логичным предположить, что если ему удалось отследить твой путь на Ближнем Востоке и в Иране, то он наверняка сможет найти тебя и во Франции.
– Что ты хочешь сказать?
– Ты все время пытаешься его вычислить, тогда как один раз нужно сыграть на опережение, – предложил отец.
Дронго молча смотрел на него.
– По-моему, в дзюдо есть принцип обращения собственного падения в свою силу, – продолжал отец, – проверь собственные сомнения. Сделай так, чтобы он узнал о тебе. Но не для того, чтобы снова подставить себя под пули убийц, как в Дамаске. Сделай так, чтобы он выдал своего человека. Чтобы ты точно сумел вычислить, кто и почему тебя предавал. Я не думаю, что это была Алиса Линхарт. Может, я ошибаюсь, но мне кажется, ее убрали отсюда так быстро именно из-за этих подозрений.
– Да, – сдержанно кивнул Дронго, – они считают, что она могла стать невольным источником информации.
– Нет, – быстро возразил отец, – это кто-то другой из твоего близкого окружения. Во всяком случае, один из тех, кто сейчас находится где-то рядом с тобой. Обрати свое поражение в свою победу, – продолжал отец, – просчитай вариант так, чтобы тебя не могли обойти. Нужно выявить человека, который сотрудничает с Мулом, независимо от того, сумеете ли вы остановить террориста или нет. И мне кажется, что такой неуправляемый тип вряд ли пользуется поддержкой официальных структур. С другой стороны, без конкретной помощи он бы не смог все время уходить от тебя. – Может быть, – сказал сын, – я же тебе рассказывал о своем разговоре с Али Гадыром Тебризли.
