Идеальная мишень - Абдуллаев Чингиз Акифович (первая книга .TXT) 📗

Теперь я объясню, почему был так уверен, что убийца еще не ушел. Дело в том, что я не просто тратил драгоценные секунды на осмотр тела несчастного Марселя. Я изучал характер ранений. Рваные раны – свидетельство убойной силы снайперской винтовки. И самое главное: выстрелов было не шесть, а пять. Я успел осмотреть стену. Одна пуля ударила в стену и застряла в ней. Другая же лишь чиркнула по штукатурке, так как до этого прошила навылет тело Марселя. Значит, выстрелов было не шесть, как мне показалось вначале, а пять. Что в корне меняло дело. Я даже знал, кто именно стрелял в Марселя.

Я выбегаю из дома, сжимая в руке пистолет Марселя. Пять выстрелов. Пять одиночных выстрелов страшной убойной силы. При этом дульная энергия и начальная скорость пуль настолько высоки, что обычные патроны здесь не годятся. Использовались специальные патроны фирмы «Norma». Сомнений быть не могло: стреляли из снайперской винтовки «ремингтон-700». Я знал, что это за оружие. Каждая такая винтовка делается на заказ. Дуло – из особой высококачественной стали. И по всей длине ствола – специальные вырезы, усиливающие убойную мощь оружия. Ствол, приклад, ложе – все разбирается. Такая винтовка – мечта каждого профессионала. Ее можно перевозить в разобранном виде в небольшом чемоданчике. И при этом емкость магазина – именно пять патронов. Пять пуль выпустил убийца в Марселя. Стреляя в Кребберса, он произвел меньше выстрелов. Очевидно, потому, что тот сразу упал, а убийца боялся попасть в меня. Конечно же, тот самый третий «наблюдатель», которого отправил Кочиевский. Тот самый третий, который находится в «свободном поиске». Все верно. Двое «наблюдателей» идут за мной, а третий контролирует наше продвижение. Именно он убрал Кребберса и взорвал автомобиль Ржевкина, и я знаю, кто это такой. Это «чистильщик», как говорят на Западе, или «ликвидатор», как выражаются у нас. Он следует за нашей группой и «подчищает» наши ошибки. Его, убийцу-профессионала, специально наняли для этой операции. Но, похоже, сейчас он допустил небольшую ошибку, понятную только мне.

В любом российском городе убийца выбросил бы свое оружие, чтобы не подставляться под подозрение. Но здесь – совсем другое. Здесь Европа, просвещенная и цивилизованная. Здесь работают Интерпол и всевозможные спецслужбы, здесь налажен контроль за движением каждой винтовки, каждого патрона. На Западе нельзя разбрасываться такими винтовками, как «ремингтон-700». И убийца это знает. Именно поэтому он стрелял из одной и той же винтовки и в Хайзене, и в Париже. Значит, понимает: оружие бросать нельзя. Следовательно, у него должно уйти секунд двадцать-тридцать на разбор винтовки. Да, никак не меньше, даже если все движения заучены и отработаны. Убийца знает, что в три часа ночи его никто не остановит. Пока вызовут полицию, пока они приедут, пройдет минут пять, не меньше. Но он не учел моей реакции. Он не знает, что именно я теперь становлюсь охотником. Мне надоел этот проклятый сукин сын, который маячит у меня за спиной. И появляется всякий раз для того, чтобы убить моего очередного собеседника.

Но мною движет не жажда мести за убитого Марселя. Мной руководит холодный расчет. Этот профессионал сумел нас выследить. Сумел просчитать ситуацию и убрать Марселя, когда тот угрожал мне пистолетом. Но дело не в Марселе и не во мне. У него приказ – охранять меня до того момента, пока я не выйду на Труфилова. Именно поэтому я опасаюсь его больше всего. Он знает, что я скрыл правду от Кочиевского, скрыл настоящий адрес Сибиллы Дюверже. Он знает, что я был у нее дома. А если Кочиевский меня заподозрит, то может отказаться от моих услуг. Для меня же это равносильно потере дочери.

Я не думаю, что убийца, который носит с собой «ремингтон-700», имеет при себе мобильный телефон. И не потому, что у него нет такого телефона. Наверняка есть. Но с собой на дело он его не возьмет. По телефону могут его вычислить. Настоящий профессионал возьмет только оружие и паспорт. Паспорт нужен на случай внезапного задержания. Причем паспорт у него наверняка фальшивый. Зато оружие у этого мерзавца замечательное. Конечно, если я просчитался, значит, он уже позвонил Кочиевскому. Но в любом случае я должен его остановить.

Я бегу по улице. Ни души. Лишь изредка проносятся мимо автомобили. Смотрю по сторонам. Неужели я все-таки неправильно рассчитал? Неужели упустил его?

На улице по-прежнему ни души. Я до боли закусил губу, чтобы не закашляться. Уже чувствую боль в боку. Я убираю пистолет под пиджак – вспомнил, что оставил свой плащ у Сибиллы. Дом напротив кажется глухим и мрачным. Подхожу ближе. Все закрыто. Откуда этот тип мог стрелять? Я задираю голову. Если он все же забрался в дом, то наверняка стрелял из мансарды. Значит, кто-то его туда пустил? Нет, это не вариант. Я иду дальше. Подхожу к ветхому четырехэтажному дому. Все двери заперты. Разумеется, убийца не мог постучать в дверь и объяснить хозяевам – это в три часа ночи, – что хочет зайти к ним на минутку с винтовкой в руках. Черт побери, тогда откуда же он стрелял? Обхожу вокруг дома. Пожарная лестница! Как же я сразу не догадался? Вот она, лестница. Убийца взобрался наверх и прошел по крыше. Да, по крыше. Там и отыскал место для стрельбы.

Я зябко поежился. Но не потому, что на улице было холодно... Какой же он сукин сын, этот убийца... Как ловко умеет прятаться, как тщательно продумывает все свои действия. Я снова кусаю губы, чтобы не закашляться. Нужно возвращаться к Сибилле. Получается, что он уже успел уйти. Может, у него есть помощник? Похоже, что я ошибся в расчетах.

Я уже собрался уходить – и вдруг услышал осторожные шаги. Кто-то шел по крыше. Господи, значит, он еще здесь. Причем настолько уверен в себе, что даже не торопится. Какие же нервы надо иметь... Он настоящий охотник, настоящий профессионал. Выпустил весь магазин в несчастного Марселя, без особой спешки собрал свою винтовку и теперь преспокойно спускается.

Я отхожу в кусты. Кто бы ни был убийца, он пройдет мимо меня. Уже слышу его дыхание. Он все-таки торопится, старается уйти подальше от этого дома. Вот он спускается по лестнице. У него мягкие и плавные движения. Да, такого профессионала мог найти только Кочиевский. Как тонко работал этот киллер.

Но сейчас он просчитался. И даже не подозревает, что нарвался на такого же охотника. Он настолько уверен в себе, что мне становится не по себе. Почему он так уверен, что меня не следует бояться? Полиции он, разумеется, не боится, это понятно. Полицейские не успеют приехать, даже если их вызвать сию же минуту. Но почему он уверен, что я не стану его искать? Почему полагает, что я не отреагирую на его действия?

Убийца спустился по лестнице и ступил на асфальт. В руке чемоданчик. Так я и думал – винтовка у него с собой, уже в разобранном виде. Такое оружие – слишком ценная вещь; к тому же она ему еще понадобится.

Он стоит под лестницей, озирается. Что-то знакомое в его облике... Вернее, в его движениях. Но ведь этого не может быть. Или я схожу с ума? Может, действительно ничего не понимаю? Убийца снова смотрит по сторонам. Достает из кармана мобильный телефон. Значит, я ошибся. Телефон он все-таки носит с собой. И сейчас расскажет обо всем Кочиевскому. Полковник далеко не дурак, он сразу просчитает все варианты и поймет, что я его обманул в Антверпене. Возможно, он меня простит. А может приказать убийце убрать «идеальную мишень», раз она, мишень, так глупо каждый раз подставляется.

И тогда – конец. Даже если меня не убьют из этой винтовки, жить мне незачем. Хашимов не простит мне убийство своих людей, не простит мое предательство. Он не отпустит Илзе живой, это я точно знаю. Ему не нужны лишние свидетели. Мне даже страшно подумать, что они могут с ней сделать. А я сейчас так далеко от Москвы... Я ничего не смогу поделать, если убийца сейчас позвонит Кочиевскому и все расскажет. Если позвонит – игра закончена. Кочиевский ни за что не сообщит мне парижский адрес Эжена Бланшо. Вполне вероятно, что его вилла за городом – всего лишь место отдыха. У Бланшо должен быть парижский адрес, я уверен. Но если не сообщат этот адрес, то я не смогу выйти на Труфилова. И тогда Илзе не вернется домой. Будь они все прокляты! Ради моей дочери я пойду на все. На все.