Щит и меч. Книга вторая - Кожевников Вадим Михайлович (электронную книгу бесплатно без регистрации TXT) 📗
И когда все было оговорено, Иоганн из чувства признательности дружески стал расспрашивать Зубова о его семейной жизни.
Зубов сказал печально:
— А ничего хорошего не получается. Бригитта — женщина милая, добрая, а я ей только беспокойство причиняю. После налета на тюрьму прибыл домой перевязанный. Скрывал, что ранен. А утром она увидела, что простыни подо мной в крови, — ну и в обморок. Я — за врачом. Привели в чувство. В суматохе забыл, что сам в мединице нуждаюсь. Отпустил врача, а она в слезы. Любит она меня, понимаешь? Жаль ее будет, если меня убьют. Вот что.
— Выходит, и ты ее любишь?
— А как же? Одинокая она была в жизни. А со мной говорит откровенно и обо всем доверчиво, будто я ей родной, а не просто фиктивный муж.
— Почему же фиктивный, если любишь?
— Конечно, я ей кое-что правильное внушаю, вижу — растет.
— Ты смотри, полегче! — встревожился Иоганн.
— Самый моральный минимум, в пионерском масштабе, — успокоил Зубов. — Я тактично. Не из тех, кто цветок дергает, чтобы он быстрее рос. — Заметил ехидно: — Мне, конечно, далеко до тебя: перевоспитать эсэсовца — это ты отчудил действительно по первому разряду. Если он тобой сам персонально в гестапо не займется.
Иоганн развел руками:
— Дело, как ты сказал, не обоюдное.
— Вот именно! Ты его в человека превратить хочешь, а он тебя на мясо.
— Ладно, — сказал Иоганн. — Значит, договорились?
— Выходит, так, — невесело согласился Зубов. Вздохнул. — Опять я дам Бригитте повод ля ревности. Обещал вечером мирно пойти с ней в гости к высокопоставленным фашистам. И, выходит, обманул. Снова смоюсь на всю ночь. А она в таких случаях спать не ложится, ходит, курит, после от головной боли страдает. И допрашивает про баб. А какие бабы, когда я теперь женатый! Не понимает она нашей морали. Хотя, что ж, правильно, что бдительность соблюдает. Среди женщин здесь огромная распущенность. Пришел, понимаешь, с ней первый раз в один, думал, порядочный дом. Хозяйка повела меня картины показывать, и так нахально пристала, что даже неловко.
Ну, я, чтобы антагонизма не вызывать, объяснил ей, что на фронте был контужен. Семейство важное, не хотелось терять контакта. Супруг — чиовник из управления экономики и вооружений ОКВ. Занимается делами захвата, сбора и охраны экономических запасов на оккупированных территориях. — Похвастался: — Я теперь прославился как фотограф-любитель. Всем знакомым их карточки дарю. Ну, попутно в кабинете у этого чиновника кое-какие документы на пленку отщелкал. Потом в тайник сложил для отправки в Центр. Полагаю, нам потом для предъявления иска пригодятся.
— А ты растешь! — похвалил Вайс.
— Квалифицируюсь, — согласился Зубов. — Пистолетом не всегда пощелкать можно с такой пользой, как «лейкой». Это я понял!
— Хороший ты парень, Зубов, — сказал Иоганн.
— Обыкновенный. Только что действую в оригинальной обстановке. А так — что ж... Терять свое основное лицо я, как и ты, не имею права.
— Это верно, — согласился Иоганн, — лицо свое мы должны беречь больше, чем жизнь. Человек без лица хуже покойника.
— Покойников я вообще не люблю, — сказал Зубов. — И стать покойником вовсе не желаю, хотя, возможно, и придется...
— Ну что за глупости!
— Верно. Что может быть глупее мертвеца? Разве только ты сам, когда помрешь. Это я согласен. Обязан выжить, хотя бы изза одной такой отвратной мысли о себе. И я, конечно, стараюсь.
— Вот сегодня и постарайся.
— Идет, — согласился Зубов. И пообещал: — Будь уверен, пока жив, не помру. Это точно.
И они расстались. Один пошел налево, вдоль набережной, другой — направо. Серая глянцевая Висла текла в плоских берегах, медленно и тяжко волоча свое зыбкое голое тело, зябнущее на ветру и дрожащее, как от озноба, мелкими, частыми волнами.
Набережная была пустынной.
Казалось, варшавяне покинули свою реку, у берегов которой, будто цепные псы на привязи, стояли немецкие бронекатера с торчащими из приплюснутых башен стволами спаренных пулеметов.
