Линия аллигатора - Абдуллаев Чингиз Акифович (книги без сокращений TXT) 📗
– Вы все-таки надеетесь что-то найти? – тяжело вздохнув, спросил сенатор Роудс.
– Безусловно. И начать я хочу сразу с экспертов. Здесь две подписи патологоанатомов. Профессор Бескудников и эксперт Коротков. Я немного слышал о первом из них. Он достаточно известный специалист в Москве и вряд ли мог допустить такой просчет.
– Мне об этом тоже говорили, – помрачнел Роудс, – следователи прокуратуры ссылаются именно на него, когда говорят о том, что экспертиза была проведена верно. Они убеждены, что Бескудников не мог ошибиться. Но я ведь знаю, что он ошибся.
– Это мы проверим на месте, – кивнул Дронго. Разговаривать с Роудсом было достаточно сложно, приходилось говорить громче обычного. Между ними сидела Сигрид. А разговаривая громко на английском языке, они обращали на себя внимание даже в полупустом салоне первого класса.
Роудс замолчал, снова закрыв глаза. Сигрид тихо сказала Дронго:
– Он очень тяжело переживает смерть старшей дочери. До сих пор носит в кармане ее фотографию.
– Понимаю, – нахмурился Дронго. В последнее время он плохо себя чувствовал, по ночам болело сердце, словно его прежняя беспорядочная и опасная жизнь мстила ему таким образом. А может, сказывались последствия тяжелого ранения в Нью-Йорке, когда он чудом остался жив.
Любезная стюардесса принесла еду, и они отвлеклись от темы, столь страшной для Роудса и объединившей этих трех пассажиров. В Москву они прилетели поздним вечером. В аэропорту их встречал автомобиль, присланный из американского посольства. В отеле «Балчуг» были заказаны номера для всех троих. Сигрид позвонила прямо из самолета по мобильному телефону и заказала номер для Дронго.
– Вы будете ужинать? – спросила она, когда они вышли из автомобиля у входа в отель.
– Да, – улыбнулся Дронго, – это сказывается на моей комплекции, но я люблю плотно ужинать по ночам.
– Как французы, – засмеялась Сигрид, – в таком случае увидимся через полчаса в ресторане.
– А мистер Роудс?
– Он никогда не ужинает так поздно, – пояснила молодая женщина, проходя следом за сенатором в здание. В Америке прочно прижились нетрадиционные законы феминисток, и мужчины уже не обязаны были уступать место женщинам, тем более собственным секретарям.
Поднявшись в свой номер, Дронго по привычке принял душ, переоделся и ровно через полчаса спустился вниз, чтобы поужинать со спутницей. Она по-прежнему его очень интересовала, так как все время казалось, что он видел где-то ее лицо. Усевшись на диван в холле отеля, он терпеливо ждал Сигрид. Наконец она появилась в другом конце холла. Теперь на ней был голубой брючный костюм, волосы распущены. Она была очень похожа на ту, другую женщину, которую он знал когда-то, в другую эпоху. И не похожа одновременно.
Нет, скорее похожа. То же лицо, та же фигура. Хотя не совсем. У дочери черты лица более тонкие, изящные. Ее мать напоминала роскошную львицу. Эта девушка скорее похожа на японскую статуэтку, имеющую задатки стать в будущем львицей. Как он сразу не разглядел эти знакомые черты, эти глаза.
Пораженный Дронго вскочил с дивана, ошеломленно глядя на подходившую к нему молодую женщину.
– Я идиот, – сказал он, когда она подошла к нему совсем близко, – я должен был давно все понять. Польский и русский. И ваша фамилия Андерссон. Вы Сигрид Андерссон, как же я этого раньше не понял. Вы та самая девочка, о которой говорил мне еще пять лет назад Адам Купцевич. Мы как раз недавно с ним встречались. Вы, очевидно, дочь Урсулы? Как же я вас сразу не узнал?
– Здравствуйте, Мигель Гонсалес, – улыбнулась Сигрид, – кажется, так вас тогда звали? Теперь вы меня действительно узнали. Я все гадала, когда это произойдет. В самолете мне даже показалось, что вы нарочно не хотите говорить на эту тему. Адам Купцевич много рассказывал мне про легендарного Дронго и про ваши приключения с ним тринадцать лет назад. Вы ведь тогда были вместе с моей матерью.
Ее мать погибла в Нью-Йорке, когда Алан Дершовиц установил свое адское взрывное устройство в их машине. Как раз накануне бракосочетания Адама и Урсулы. Она погибла сразу, а Адам остался без ног. Спустя несколько лет Дронго нашел Дершовица в Констанце и застрелил его. И только после этого успокоился, словно выполнил свой долг перед другом, ставшим инвалидом, и женщиной, в которую он был тайно влюблен. Но еще тогда Дронго узнал, что Урсула имела дочь. Во время их предпоследней встречи с Купцевичем тот как раз говорил ему о том, что он виделся с дочерью Урсулы, которая была студенткой. С тех пор прошло пять лет. Последний раз они встречались с Адамом совсем недавно, но тогда они ничего не говорили о дочери Урсулы. Так и должно быть. Бывшая студентка превратилась в красивую молодую женщину.
– Значит, это ты порекомендовала сенатору Роудсу обратиться к Дюнуа? – вдруг спросил Дронго.
– Наоборот, – по-прежнему улыбаясь, сказала Сигрид, – меня как раз рекомендовали Роудсу в качестве секретаря уже после того, как он узнал про Дюнуа.
– Идем в ресторан, – предложил Дронго, заметив, что на них смотрят со всех сторон, – там мы сможем спокойно поговорить. Ты слишком красива и вызываешь повышенный интерес к своей особе.
– Надеюсь, что вы сказали это только в порядке комплимента, а не сожаления, – улыбнулась женщина.
Он предложил ей руку. В ресторане было удивительно мало людей, и они заняли крайний столик, у стены, предпочитая не афишировать своего присутствия. Бесшумно возникший официант так же бесшумно принял заказ и исчез.
– Что произошло? – спросил Дронго. – Или это все игра? Я снова вам понадобился. Но Роудс явно не играет. И эти документы совсем не похожи на забавную игру. Тогда в чем дело, Сигрид?
– У него действительно большое горе, – подтвердила она, – и это не игра. Просто мистер Дюнуа решил, что будет лучше, если и я прилечу вместе с сенатором сюда, в Москву.
– И давно вы работаете на специальный комитет экспертов ООН? – помрачнел Дронго. Он не хотел признаваться самому себе, что его взволновала эта неожиданная встреча. И тем больше его взволновала неожиданная связь Дюнуа с дочерью Урсулы. «Или у них работают семьями», – подумал он зло.
– Я не работаю там вообще, – сообщила Сигрид, – мне двадцать пять лет, и я уже два года как работаю в американском управлении по борьбе с наркотиками. Я ведь американская гражданка, муж у меня был американец, но после развода я взяла фамилию матери.
– У вас был муж? – удивился Дронго. – И вы даже успели развестись. Мне вы кажетесь совсем юной.
– Мы разошлись полгода назад, – охотно пояснила Сигрид, – просто ему не нравились мои частые отлучки из дома. А я не очень люблю, когда меня контролируют.
– Кто-нибудь в Москве знает, где именно вы работаете?
– Кроме вас никто. Даже в американском посольстве убеждены, что я просто секретарь сенатора Роудса.
– В таком случае вы должны мне объяснить, зачем сюда приехали? Или дело погибшей Элизабет Роудс каким-то образом связано с вашим визитом в Москву?
– Да, – осторожно сказала Сигрид, – связано. Мы с самого начала подозревали возможность такого исхода.
Официант принес первые закуски и бутылку вина. Дронго никогда не пил крепких алкогольных напитков, предпочитая только красное или белое вино хорошего качества. Он любил португальские и ливанские, израильские и французские, итальянские и испанские марки. Но более других любил грузинские сорта вин, почти исчезнувшие в последние годы на просторах СНГ. Официант откупорил бутылку испанского вина, разлил его в высокие бокалы и так же бесшумно исчез.
– Здесь вам не Америка, Сигрид, – печально заметил Дронго, – я уже однажды был свидетелем смерти вашей матери. Москва сегодня – это Чикаго тридцатых годов. Здесь убивают без всякой пощады и стреляют, не раздумывая. Это очень опасно, девочка, и ты напрасно ввязалась в такую сложную авантюру. Думаю, я вполне могу провести расследование самостоятельно.
– Это мое задание, – возразила Сигрид, – я обязана узнать, как погибла Элизабет.
