Недоступная девственница - О'Доннел Питер (библиотека книг txt) 📗
Вилли вынул пачку сигарет, предложил одну Модести, потом щелкнул зажигалкой, дал ей прикурить, закурил сам.
— Глубокая лощина?
— Оказалось, футов двадцать — тридцать. Вообще-то маловато. Если ты путешествуешь со скоростью сто двадцать миль в час, то двадцать с чем-то футов снега плохо смягчат удар. Но тогда мне в голову пришла мысль. — Модести увидела в свете от сигареты его улыбку. — Я ведь падал уже секунд двадцать, так что пора было начать шевелить мозгами. В моем распоряжении оставалась пара секунд. Я по-прежнему летел вперед и решил, что, учитывая мою скорость, мне очень помогло бы приземлиться в снег по касательной, так, чтобы подо мной оказалась подстилка футов в семьдесят — восемьдесят. Это погасило бы скорость до встречи с твердой породой.
— Так и вышло?
— Не совсем. Для начала я чуть не вывихнул спину, когда сделал быстрый кувырок, чтобы двигаться ногами вперед. А потом почти сразу же я с жутким грохотом приземлился и, сидя на стуле, стал буравить толщу снега. Я продолжал двигаться точно посередине лощины. Я все равно сломал бы себе позвоночник, когда уперся бы в камень, но меня ожидал еще один приятный сюрприз.
Модести с интересом посмотрела на него.
— Что же?
— Ну, признаться, я уже плохо соображал что к чему, потому как чудом не потерял сознание. Глаза чуть не провалились куда-то в череп, кровь ударила в ноги, но я все же не отключился. Стул, конечно, сильно помог. Ножки послужили подпорками для моих ног, а сиденье давило на снег, проделывало нечто вроде квадратного туннеля. Но это я понял уже позже. Потом бабах! — я врезался, но не в камень, а во что-то мягкое, податливое, блеющее.
— Овцы?
Вилли беззвучно рассмеялся.
— Ибо сказано: «Он сойдет как дождь, орошающий луг, как капли, орошающие землю». Псалом семьдесят первый, стих шестой. Было этих овечек два десятка, не меньше. Я знал, что они так поступают, еще когда жил в Йоркшире. Они ищут укрытия и скапливаются под снегом. Но это-то и спасает их, потому что они согревают друг дружку. А от их дыхания в снегу возникает нечто вроде вентиляционной шахты, и потому всегда есть приток свежего воздуха. Так они поступили и на этот раз и приняли в свою компанию Вилли Гарвина. Самое смешное, что при падении я не получил ни царапины, но чуть было не задохнулся, когда выбирался из этого овечьего царства.
Модести глубоко вздохнула, лихорадочно подбирая слова, которые соответствовали бы истории. Но услышанное было просто невозможно достойно прокомментировать. Модести только растерянно пробормотала:
— Что ж, все правильно. Как говорится, кому суждено быть повешенным…
— Похоже, — в тон ей отозвался Вилли, потом помолчал и заговорил уже совершенно серьезно. — Но когда я выбрался, то чуть было не свихнулся. Я подумал, что они и тебя выбросили вслед за мной. Правда, через пять минут я вспомнил, что в самолете они разместили нас по-разному. Меня посадили на стул, вас привязали к креслам. Получалось, что только меня готовили к полету без самолета. Я твердил себе об этом и немножко успокоился. Я решил, что они собирались сохранить тебе жизнь, по крайней мере, на какое-то время и, скорее всего, увезли тебя в Бонаккорд, так что чем скорее я там окажусь, тем лучше.
Вилли затушил сигарету о каменный пол пещеры и сказал:
— На этом мое везение кончилось.
— Тебе и так сильно посчастливилось.
— Верно. Но я боялся, что если промешкаю, то все пойдет коту под хвост. Я добрался до фермы в трех милях от места вынужденной посадки, и надо же было случиться, что туда именно в этот день и час пожаловал жандарм на мотоцикле — решил проверить у фермера права на грузовик. А у меня как назло при себе ни документов, ничего… Прежде чем привязать меня к стулу, эти гады вывернули мне карманы. Я начал плести какую-то байку, но в тот день я был не в форме. Жандарм задавал мне вопрос за вопросом и делался все подозрительней. А потом меня забрал. Я провел сутки в кутузке, прежде чем они связались с консульством. Для меня это было хуже всякой пытки.
Модести положила голову ему на плечо. Потом, наверное волокита французских властей покажется ей смешной, но сейчас…
— Бедный Вилли, — пробормотала она. — Как я тебя понимаю!
— Я думал, что вообще рехнусь, — сказал Гарвин. — Только через два дня прибыл какой-то хрен из консульства. Четыре раза в день я принимал решение сбежать, но вовремя спохватывался. Только не хватало, чтобы меня объявили в розыск по Франции… Поэтому я стиснул зубы и терпел. Я внушал себе, что ты нужна им живая и потому у меня еще есть время в запасе. В конце концов мне удалось попросить того парня из консульства связаться с Рене Вобуа, и тогда дела пошли быстрее. Рене помог мне выбраться на свободу и, главное, дал мне денег. Я сел в самолет, отправился в Танжер, на виллу. Решил, что к операции лучше подготовиться как следует, а не лететь на крыльях тревоги и молитвы.
Вилли, конечно, поступил правильно. На вилле Модести в Танжере имелось все необходимое для операций самого разного рода и толка. Но Модести поежилась, представив, каких нервов стоила Вилли эта задержка.
— Из Танжера я позвонил Тарранту, — говорил Вилли. — Ввел его в курс событий. Таррант страшно ругался. Затем я нанял частный самолет и полетел в Букобу, где встретился с агентом Тарранта, который служил в какой-то геологоразведочной фирме. — Вилли горько усмехнулся. — Это съедало уйму драгоценного времени, но другого способа разыграть партию у меня не было. Я решил, что, если тебе удастся не умереть в первые два-три дня, ты отыщешь способ выбраться из беды.
— Они держали меня на наркотиках, Вилли. Хорошо, Джайлз заметил это, и я стала снова соображать только в последние два дня, когда перестала пить их проклятую воду. Если бы ты появился раньше, я бы мало чем могла тебе помочь. — Модести вспомнила сцену в столовой, когда палец Мескиты оказался на спуске винтовки, и добавила: — Хорошо, впрочем, что ты не опоздал на пару секунд.
— Вот именно, — сказал Вилли и тяжело вздохнул. — Ты мне расскажи об этой горилле.
— Только не сейчас. Я не смогу оказать достойную конкуренцию твоему рассказу о затяжном прыжке. — Модести издала звук, очень похожий на смешок. — Извини, Вилли, но у меня что-то больно веселое настроение. Словно перепила шампанского. Я ведь всего несколько часов назад… — Она сама почувствовала, как изменился ее голос, замолчала, потом продолжила: — Всего несколько часов назад мне казалось, что я осталась совсем одна. Как приятно ошибиться. — Модести ткнула кулаком Вилли в плечо, потом притянула к себе его голову и поцеловала в щеку. — Добро пожаловать назад, Вилли-солнышко. И пожалуйста, больше так не уходи. До чего же мне было плохо одной…
Пять минут спустя Модести уже спала, закутавшись в одеяло и положив голову ему на ногу. Прислушиваясь к ее мерному дыханию в темноте, Вилли улыбнулся сам себе и удивленно покачал головой.
Вилли Гарвин был человеком, знающим себе цену и вполне высоко ценившим себя и свои способности. Так было далеко не всегда, да и сейчас он был начисто лишен тщеславия, ибо не сомневался: все то хорошее, что в нем было, создала Модести Блейз. Это убеждение Вилли ей так и не удалось развеять. Впрочем, она давно уже оставила все попытки внушить Вилли, что ее заслуга не так уж и велика. Вилли сейчас находился в хорошем настроении и с удовольствием погрузился в размышления о своем везении. Он имел в виду не благополучное приземление с высоты трех тысяч футов, но вообще все, что случилось за последние восемь-девять лет.
Он был счастлив, что столь многое для нее значил. Она, собственно, сама только что об этом сказала, но Вилли и без того подозревал, что так оно и есть. Это было самое настоящее чудо, к которому он никак не мог привыкнуть, ибо рассматривал Модести Блейз как нечто особенное, находящееся вне сравнений. Это было его личное мнение, которым он не собирался делиться ни с кем, и ему было решительно все равно, как этот тезис воспримут все прочие представители человечества. Он вовсе не считал, что Модести — само совершенство, что у нее нет недостатков, но он был уверен, что она поистине уникальна и неповторима. Он называл ее Принцессой, и для него это само по себе означало очень многое. Для Вилли Гарвина Модести Блейз всегда оставалась Принцессой, несмотря на их близкие отношения, несмотря на все те игры, в которые они порой играли, несмотря на то, что очень редко, но все-таки она обращалась к нему за помощью и утешением в моменты усталости, отчаяния или физической боли. Он понял, что перед ним самая настоящая принцесса, в тот первый день, когда они встретились, и мнения своего не изменил. Ему хотелось, чтобы так было всегда.
