Крах черных гномов - Самбук Ростислав Феодосьевич (читать полностью книгу без регистрации .TXT) 📗
Интересно, а как держался бы отец, если бы его так: раз, раз по лицу?… Наверное, плюнул бы гестаповцу в морду. А он лишь захлопал глазами… Неспроста отец назвал: мальчишка! Так и есть: трус и мальчишка…
И нечего оправдываться, что приготовился совсем к Другому, что, мол, легче было бы, если били бы по-настоящему…
Потом — били… И он выдержал. Но почему на болит тело, а только щеки горят от пощечин?
Кто-то постучал в двери. Горст вздрогнул. Неужели снова за ними?
Тяжелые шаги, скрипнула дверь.
— Ты, Вернер?
Стоит в дверях, улыбается широко, всем своим видом показывая, как ему приятно видеть друга.
— Неужели ты?
Идет, тяжело припадая на протез, с протянутой рукой.
— Ты знаешь, что случилось у нас?
— Знаю.
И крепко жмет руку.
Вот это друг! Эсэсовцы убили отца, их самих только что выпустили из тюрьмы — даже сосед отвернулся, сделал вид, что не заметил, — а он!.. Пришел открыто, не побоялся, как друг.
— У тебя есть закурить?
Вернер вытащил только что начатую пачку.
— Возьми, у меня еще есть.
Сели.
— Вот что, Горст, — начал Вернер, — ты парень сильный, и вся эта история не должна подкосить тебя. Конечно, утешать легче, но, поверь, не всегда. Мы с тобой видели много смертей и если уж остались жить, то должны думать не только о себе. Твой отец был мужественным человеком и послужил примером для других.
— Мой отец был… — начал Горст в порыве откровенности, но, вспомнив, как отец всегда ругал его за горячность, закончил: — Хорошим и честным человеком.
— Мне всегда казалось, что твой отец, — сказал Вернер сердечно, — чем-то отличался ото всех. Он был патриот, а это в наши тяжелые времена не так просто. И погиб как патриот! Поэтому я и пришел пожать руку его сыну.
Если бы Горст не был в таком угнетенном состоянии, он, наверное, заметил бы, что Зайберт фальшивит. Но сейчас слова Вернера показались Горсту отзвуком его собственных мыслей — именно так он думал об отце, и Горст радостно пожал протянутую руку.
— Вернер, — произнес он растроганно, — ты настоящий товарищ, и я этого никогда не забуду.
Зайберт обиженно махнул рукой.
— Мне хочется верить тебе, — сказал печально, — но слова всегда останутся словами. Почему ты таился от меня раньше? Разве были основания не доверять мне?
Горст сделал удивленные глаза, но Вернер смотрел на. чего так искренне и с таким укором, а на душе было так одиноко, что паренек невольно признался:
— Какие могут быть основания, друг? Но нас ведь так мало, а вокруг столько нечисти… Ты не можешь винить меня.
— Никто не собирается обвинять тебя. — В голосе Вернера звучала настоящая радость. — Я очень рад, что мы наконец поняли друг друга!
— Мы уже давно понимали друг друга, — возразил Горст, — теперь лишь произнесли недосказанное.
— Пусть будет так, — легко согласился Вернер, — и теперь пусть будут любые передряги, хоть конец света, — мне ничего не страшно, ибо сегодня я словно вновь родился! Мы отомстим за твоего отца!
— Вот что, — словно очнулся Горст, — во-первых, не так громко, во-вторых, гестапо выпустило меня, наверное надеясь напасть на след подпольщиков. Понимают же они, что мой отец и Панкау — не вся организация, и не успокоятся, пока не возьмут других.
— Не успокоятся, — подтвердил Зайберт. — Но что ты имеешь в виду?
— Тебе не следует часто встречаться со мной, не говоря уже о том, чтобы заходить к нам…
— Думаешь, гестапо заподозрит меня?
— Не сомневаюсь.
Вернер закурил, улегся на тахте, задумчиво пуская дым в потолок. Последние слова Горста выбили его из колеи, и он лихорадочно думал, как лучше поступить: ведь этот мальчишка все время должен быть в поле его зрения.
— Да, — произнес наконец, — в твоих словах есть резон. И все же, — чуть не подпрыгнул от радости, — мы проведем их, оставим в дураках! И знаешь как? Я поселюсь у вас!
— Ты, случаем, не того? — Горст покрутил пальцем у виска.
— Никогда в жизни я не был так рассудителен, — возразил Зайберт. — Ты не учитываешь простого психологического фактора. Если бы мы встречались время от времени, стараясь не афишировать наши встречи, гестапо сразу же заподозрило бы меня. А если я открыто поселяюсь у тебя, если это делается у всех на глазах, если хочешь — считай, что демонстративно, это не вызовет никаких сомнений. Наоборот, подумают, что ты хочешь сделать ловкий ход и пустить гестапо по ложному следу.
Сначала Горст рассердился:
— Мы и так много ставим на карту, занимаясь психологическими экспериментами!
Но, подумав немного, сказал:
— Рациональное зерно в этом, конечно, есть. Но все это как-то не по правилам…
— Если бы все было по правилам, — отрезал Вернер уверенно, — гестапо давно переловило бы всех нас. Что-что, а правила игры там наверняка знают.
— Должны знать, — согласился Горст. — Иначе не выследили бы отца. Не пойму, как он мог ошибиться?
Вернер прикрыл глаза, припоминая встречу Ульмана и Панкау в пивной. Надо было иметь его нюх, чтобы выйти на след такого бывалого конспиратора, как Фридрих Ульман! Что Горст? Горст — щенок, как ребенок, расслабился — подбирай к нему ключи, было бы желание. Стоило немного похвалить отца, и готова пташка! Но теперь — максимум осторожности. Как бы повел себя настоящий подпольщик на его месте?
— А тебе не кажется, что старика кто-то мог выдать? Может, в организации есть провокатор?
— Откуда ты знаешь об организации? — поднял брови Горст.
— Или я дурак, или ты… Сам же говорил…
— А-а… — Горст облегченно вздохнул. — Это я просто так. Собственно, организации не существует. Несколько человек — и все.
— Меня это не касается. Я не собираюсь задавать глупых вопросов. И все-таки кто-то выдал твоего отца, и ты должен узнать кто.
— Скажи мне, Вернер, — вдруг перешел на шепот Горст, — что ты думаешь о Керере?
«Великолепно, — подумал Вернер, — сейчас мы попробуем запутать все».
— Каком Керере? — спросил непонимающе.
— Ты что? — не выдержал Горст. — За дурака меня считаешь, вы же вместе лежали в госпитале!
— А-а… — стукнул себя по лбу Вернер, — это ты про Фрица? Так бы и сказал, а то — Керер… Его положили в нашу палату дней за десять до выписки. Он я предложил поехать в ваш поселок.
— Ты не замечал за ним ничего?
— Постой, постой… Ты имеешь в виду…
— Я ничего не могу утверждать, но…
— Неужели он?…
Вернер нервно поскреб подбородок. Начал неуверенно, будто рассуждая вслух:
— Теперь я припоминаю… Фриц иногда расспрашивал меня… Про тебя тоже… Тогда я не обратил внимания думал — обычное любопытство. Правда, и сейчас не могу сказать с уверенностью, и все же… Если честно — не нравится мне этот Фриц.
— Говоришь, в вашей палате появился дней за десять до твоей выписки? Выписывали вас вместе?
— Да.
— Раньше ты не встречался с ним?
— Его привезли к нам из другого города. Кажется, эвакуировали госпиталь из Венгрии.
— Так-так… — с иронией произнес Горст, — Значит, говоришь, из Венгрии?
— Ты думаешь?…
Горст наклонил голову.
— Для этого есть некоторые основания…
— Надо посмотреть, с кем он встречается…
— Вот и возьми на себя это. Только осторожно. И проверь, не следят ли за тобой. А то психология психологией, а гестапо шутить не будет…
— Не думаю, — возразил Вернер. — Если и будут следить, дня два-три для очистки совести.
— Мы тоже посмотрим со стороны, — пообещал Горст и крикнул:
— Мама! Мама, иди сюда! — И, когда мать вошла, спросил: — Ты не будешь возражать, если Вернер станет жить у нас?
— Комната свободна, — равнодушно ответила Марта. Ей и правда было все равно — будет жить у них Вернер или нет. И все же, наверное, лучше так рядом с Горстом будет товарищ, а парню сейчас, как никогда, нужно общество.
— Тогда я вселяюсь сегодня же, — решил Вернер. — Вещей у меня всего-то — чемодан и рюкзак.
Вдвоем они быстро перенесли вещи от фрау Фрейс-Дорф. Новая комната понравилась Вернеру. Из окна видно было крыльцо, и из-за шторы можно было незаметно следить за всеми, кто захотел бы навестить Ульманов.
