...Начинают и проигрывают - Квин Лев Израилевич (книги онлайн полностью .txt) 📗
Собака утащила своего хозяина за угол. Я дошагал не спеша до конца квартала и стал ждать, прислонившись к телеграфному столбу. Двух минут не прошло — они уже вынырнули снова, только в обратном порядке: сначала Ким, а уж потом упиравшийся всеми четырьмя лапами Фронт.
— Иди, иди, ну! — Кимка с силой тянул своего зверя. — Встал возле калитки — и никуда. Скулит, царапается: открой!
— Где? Номер заметил? — быстро спросил я.
— Нет там никакого номера. Красивый такой домик, как игрушечный, сразу увидишь… Что теперь, Витя? — Он сгорал от любопытства и возбуждения.
— Теперь — марш домой!
— У-у!… — попробовал Кимка взять меня нытьем, но так как вместо привычных уговоров последовало резкое: «Разговорчики!», тотчас же осознал безнадежность своей попытки и обиженно дернул поводок:
— Пошли, Фронт! Мы ему все открыли, а он…
Дом я узнал сразу; Кимка описал точно: игрушечный. Он был такой один на всю улицу — с новенькой жестяной крышей, с аккуратно покрашенными в синий и белый цвет ставенками и резным флюгерком у трубы.
Оставалось только спросить, как в известной сказке: «Терем-теремок, кто в тереме живет?»
Я отправился выяснять сказочный вопрос по соседям. Для меня это было совсем нетрудно — работник милиции, мало ли какие служебные дела.
Постучался в дом рядом с теремком. Сразу же, словно ждал, выглянул дряхлый седенький дед.
— Из отделения милиции. Здесь живет… — для пущей убедительности я посмотрел в блокнот. — Семенов Иван Алексеевич?
— Нет, шынок, — прошамкал дед. — Нету у меня такого.
— Значит, рядом?
— И шлыхом про такого не шлыхал.
— Как же! Мне сказано, тут. Электрик он.
— Да нет, не должно. Шправа от наш Лебедевы; он на штанции работает шоштавителем поеждов. Хороший шошед, ничего не шкажу, и жинка у него хорошая…
Деду, видно, не так часто перепадало поговорить.
— А слева? — направил я его поближе к интересующему меня теремку.
— Шлева? Шлева Мушька Прянова и муж ейный. Как его фамилия? Ижошимов, что ль.
От неожиданности у меня глаза на лоб — хорошо, дед подслеповат, ничего не заметил.
— Изосимов? Погодите! — я полистал для виду блокнот. — Изосимов? Шофер?
— Во-во!… Шоферишкой он на комбинате. Ничего не шкажу, мужчина шправный…
— Правильно, он у меня тоже записан… Спасибо!
Обдумав все за и против, я решительно направился к домику с флюгерком. Стукнул два раза в свежепокрашенную ставню.
— Кто там? — спросил женский голос.
— Из отделения милиции. Изосимов нужен. Муж ваш, что ли?
— Ну, муж. Нет его дома.
Почему ж тогда Фронт взял след? Пришел и снова ушел?
— И давно?
— Да нет, не так чтобы. Прибежал, переоделся и подался опять.
— Куда?
— Не знаю, не сказал… А что случилось?
Приотворилась дверь, я увидел собеседницу и остолбенел — вторично.
Было от чего: передо мной, кутаясь в черный платок, стояла та самая женщина, которая несла швейную машинку от Васиной.
— Может, передать ему что? — спросила обеспокоенно.
— Да, пожалуйста. Скажите, чтобы завтра, как освободится с работы, сразу ко мне, в отделение, к лейтенанту Клепикову. По делу Смагина, он знает.
Я пошел к калитке.
Сердце колотило кузнечным молотом.
23.
В который раз за сегодняшний день я снова позвонил Глебу Максимовичу — теперь уже из Госбанка.
— Вас слушают!
Глеб Максимович! Наконец-то!
— Важные новости, — сказал я, прикрывая ладонью трубку, чтобы не услышал постовой милиционер.
Мы встретились ровно через полчаса в избушке на курьих ножках. Глеб Максимович приехал на легковушке; я видел, как он вылез из нее на безлюдном перекрестке. Машина тотчас же направилась обратно, буравя фарами темноту впереди себя и еще больше сгущая ее позади.
Дождался, когда вспыхнут полоски света в узких щелках ставен, и зашел.
Глеб Максимович разглядывал меня с непонятной улыбкой:
— Рост выше среднего. Лицо овальное. Припадает на левую ногу. Все правильно!
— Под наблюдение попал? — сообразил я. — У дома Васина?
— Замнем для ясности, — отшутился полковник.
— Значит, что машинку швейную унесли — знаете? Это ведь очень важно?
— Думаю, теперь уже не так чтобы очень. Если в ней что и было, то уже давно сплыло.
— И кто унес, тоже знаете?
— Увы — да! — он посмеялся над моим расстроенным видом. — Не получается сюрприза, товарищ лейтенант?
Знал Глеб Максимович и про освобождение из тюрьмы Андрея Смагина. Мои контрмеры он одобрил, даже похвалил за инициативу. А когда я рассказал о полученной записке с угрозой, потер удовлетворенно руки.
— Хорошо, очень хорошо! — И пояснил: — Там у них теперь небольшая паника.
— Неужели Изосимов с ними?
— Посмотрим, сказал слепой, — снова отделался шуткой Глеб Максимович. Он коротко передал мне новости, поступившие из Зеленодольска. Ребята там великолепно сработали — и Арвид, и другие. Станислава Васина неожиданно свалил жестокий приступ лихорадки — я уж и спрашивать не стал, как удалось это устроить. С полудня лежит в зеленодольской больнице с высокой температурой. Взяли кровь на анализ — ему сказано: проверка на малярию.
— А гемофилия? — спросил я.
Глеб Максимович отрицательно покачал головой.
— Такая же, как у нас вами. Он про нее даже не заикнулся. Вероятно, вводил особый препарат против свертывания крови, а теперь где ему взять?
— Он догадался?
— Трудно сказать. Возможно, пока не подозревает — у него, оказывается, в прошлом действительно были приступы малярии. Написал только телеграмму на имя диспетчера, просил медсестру отправить побыстрее. Вот! — Глеб Максимович прочитал из карманного блокнотика:
«Внезапно заболел, пришлите кого-нибудь за машиной. Станислав».
— Шифровка?
— Не исключено.
— Ох, мне нужно на комбинат! — забеспокоился я.
— Не спешите, есть время. Телеграмму на комбинате получат не раньше десяти — я просил… Там будете — тоже не активничайте очень; наблюдайте потихоньку и все. Кто чесночку поел, сам скажется…
Телеграмму из проходной принесли при мне. Я как раз сидел в диспетчерской у Тиунова и нудно выспрашивал про Смагина: с кем он говорил сегодня, чем занимался, не просился ли в рейс?
Тиунов пробежал телеграмму глазами, швырнул в сердцах на стол:
— Опять — пять! Вот уж верно: беда одна не ходит. Ну, кого туда слать? Изосимов выходной. Смагина? — он покосился на меня. — Смагин тоже отпадает…
Телеграмма так и осталась лежать на столе. Подходили шоферы, любопытствовали, читали, качали головами.
Ни от кого чесноком не пахло, хотя я принюхивался, как мог.
Вернулся из поездки Бондарь — возил в подсобное хозяйство пищевые отходы из столовых комбината. Повертел, как и все, в руках телеграмму от Васина — и вдруг заволновался. Пристал к Тиунову, как банный лист: пошли меня да пошли!
Я навострил уши. Бондарь? Неужели дед Бондарь?
Тиунов отговаривал:
— У тебя же завтра отгул. Когда еще выберем свободный день!
— Не надо мне отгула, бог с ним! Пусть идет в пользу государства.
— Намаешься на перекладных — к морозу потянуло. Глянь: небо ясное.
— Чай, не хлюпик. Оденусь потеплее — делов-то!
Тиунову не хотелось его посылать:
— Какая тебе корысть?
— Сам погибай, товарища выручай! — напыщенно произнес Бондарь.
Все, кто были в диспетчерской, загрохотали. Наверное, не таким, совсем не таким проявил себя здесь старый шофер.
— Нет, ты правду скажи, — настаивал, тоже улыбаясь, Тиунов. — Вот скажешь правду — тогда пошлю.
— Ну… Братан у меня там. Спроведую заодно.
— Вот теперь понятно. Ладно, езжай!
Бондарь обрадовался…
Я пробрался в безлюдную бухгалтерию, не зажигая света нащупал аппарат на столе главного бухгалтера и позвонил Глебу Максимовичу, сообщив одно только слово:
— Бондарь!
На этом моя сегодняшняя миссия заканчивалась.