Предают только свои - Щелоков Александр Александрович (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
— Эта дура, сэр, влюбилась в вас.
— Разве это плохо?
— Хуже некуда, мистер Стоуи. Это прокол в работе. Положено было влюбиться вам, а не ей. Последнее для вас таило самую большую опасность.
— Удивлен, — сказал Андрей искренне. — Влюбленная женщина даже в случае моей вины встала бы на мою сторону. Разве не так?
— Только на первый взгляд, сэр. К сожалению, когда Розита ощутила влечение к вам, ей захотелось оставаться рядом с вами подольше. И она начала помаленьку клепать на вас всякую всячину.
— О ля-ля! — воскликнул Андрей изумленно. — Что-нибудь серьезное?
Он едва сдерживал тревогу, внезапно охватившую его. Вот уж поистине не знает человек, где следует подстелить солому, чтобы, упав не удариться больно. Казалось бы: что может быть вернее, чем защита любящей женщины? А в жизни все может оказаться куда сложнее и неожиданней.
— Привирала она по пустякам, — сказал Янгблад. — И в этом можно было легко разобраться, если подходить без предвзятости. Мейхъю так не мог. Его подозрения пробуждались от любых пустяков.
— При чем Мейхью? Вы говорили о «Ай Си».
— Мейхъю хорошо знал систему иммиграционной службы и сразу понял, какую роль играет Розита находясь рядом с вами.
— И что?
— То, что он сумел получить от нее сведения о вас за некоторую приплату. Его поначалу очень интересовало, не связаны ли вы с Хупером.
— Что интересовало его потом?
— Трудно сказать, что и когда начинает беспокоить недомерков. — Янгблад произнес эти слова, брезгливо скривив губы. — В жизни, мистер Стоун, нужно бояться коротышек. Быка остерегаются спереди, жеребца — сзади. Коротышки опасны со всех сторон. Природа всем нам отпустила тщеславия и зависти в равной мере. Но у такого большого объемом, как я, на каждый килограмм веса этой гадости приходится ничтожная доля. А у недомерков типа Мейхью зависти на каждый фунт тела во много раз больше, чем у других. В сто раз больше. Вы замечали, что толстяки добродушнее тощих? А коротышки, даже толстенькие, всегда переполнены завистью и жаждой власти. Это верно, как дважды два — четыре.
Андрей улыбнулся, открыв неожиданно для себя, что Янгблад ко всему и юморист и философ.
— В чем Мейхью мог завидовать мне?
— Вам? Ни в чем. Ему только хотелось доказать, что вы подсадная утка Хупера. Это утвердило бы его проницательность в глазах сэра Генри.
— Разве не видно, что это чепуха?
— Чтобы оклеветать и очернить человека, всегда достаточно чепухи. Пыль на лице меньше бросается в глаза, чем явная грязь, но пыль и остается дольше, потому что на нее не обращают внимания. Вы не разведчик, мистер Стоун, и вам трудно представить, как легко строить обвинения в измене на едва уловимых подозрениях. А таких мало уловимых подозрений в жизни каждого из нас можно накопать сколько угодно. Вы помните наш разговор о контрольных вопросах, которые во вторую мировую войну использовала американская контрразведка? Так вот, был случай, когда наши молодцы прихватили не кого-нибудь, а самого генерала Бредли, посчитав, что он немец. И вышло так, что генерал не ответил на некоторые вопросы правильно…
— Если я так понял, Розита снабжала сведениями и тайную полицию, и Мейхью одновременно. Верно?
— Да, — ответил Янгблад и улыбнулся. — Здорово, не так ли? Птичка по зернышку собирает, глядишь — уже фунт набрался.
— Разве это не считается нарушением закона?
— В какой-то мере. Только в какой-то. И то для особых обстоятельств. Она ведь сообщала в полицию одно, Мейхью — другое. А полиция и сэр Генри — столпы общества. Их интересы — интересы нации. Какое тут нарушение, если ты укрепляешь основы? Доносительство только в глазах дряблых интеллектуалов, — сэр, к ним я вас не отношу, — является делом предосудительным. Власти охотно его поощряют в интересах стабильности и процветания.
— Неплохой бизнес на процветании.
— Точно. Я думаю, Розита на вас заработала неплохо. А сколько могла заработать еще, если бы не влюбилась.
— Но ведь посылают не доносить, а выяснить истину?
— Фъ-ю! — присвистнул Янгблад. — На истине много ли заработаешь? Сказать «нет» — значит перекрыть кран для себя же. Куда выгоднее для агента говорить: «что-то есть». Тогда можно дольше снимать пыльцу с одного цветка.
— Значит, все дело в заработке?
— Именно так. В них, в зелененьких дело…
Янгблад выразительно пошевелил пальцами в воздухе, будто пересчитывал пачку купюр.
— Где Розита сейчас? Я ее потерял из виду.
— Ее отозвали, и, надеюсь, у нас с вами трений не будет.
— Я тоже надеюсь. Сегодня мы кончим ваш портрет. Это точно.
Вечером Андрею позвонили. Он снял трубку, не представляя, кому понадобился.
— Это Дебре, — раздался знакомый голос. — Прошу прощения за то, что встреча не состоялась. Виноват, как вы, наверное, догадались, ваш бывший доброжелатель и опекун. А с нашей стороны все было в порядке. Потому вас просят повторить все сначала. Завтра в одиннадцать. В этот час вы должны быть на шестнадцатой миле. У дорожного знака вас встретят на синем «Рамблере». Надо проехать за ними. Когда «Рамблер» покажет правый поворот, вы свернете на боковую дорогу. Вот и все. Вы согласны?
— Да, — подтвердил Андрей. — Завтра. Одиннадцать.
26
Все было как в прошлый раз. Андрей вывел «Понтиак» на Северное шоссе и включил приемник. Только чувствовал он себя в этот раз немного иначе, чем тогда, когда ехал на встречу впервые. То, что произошло на его глазах с Мейхью, перестало выглядеть случайностью. Дотошного расследователя мгновенно взяла за горло опытная и сильная рука Легиона. Выходит, слишком высокую ставку кто-то собирался поставить на него, на художника Стоуна. К чему это и по какой причине?
Мысли одна беспокойнее другой обуревали Андрея. Он думал о том, что Западное побережье страны — далеко не такой благословенный и счастливый край, каким его рисует навязчивая реклама. Даже самый невнимательный взгляд, брошенный по сторонам, мог заметить следы неравенства и несправедливости. Милях в десяти от города кончалась зона вилл и особняков. Теперь мимо проплывали нагретые зноем поля. То там, то здесь виднелись покинутые людьми полуразрушенные домишки. Их хозяева ушли отсюда в поисках лучшей жизни и большей справедливости. Кое-где на крылечках покосившихся развалюх, прямо под палящими лучами солнца, в одиночку и семьями сидели старые люди. Вдоль обочин стояли огромные щиты, призывавшие покупать бензин «Эссо», страховать жизни и автомобили. На некоторых щитах кто-то черной краской намалевал слова: «Пусть черные и евреи убираются вон! Это наша земля!» Теперь оба призыва — рекламный и расистский — одинаково верно служили настоящим хозяевам страны.
Каждый, кто страховал жизнь и свой автомобиль, вкладывал деньги в бизнес Корды и Хупера.
Каждый, кто угрожал евреям и неграм, более того, просто соглашается с тем, что все беды идут от носатых и черных, уже становился солдатом армии, которая готовилась защищать интересы все тех же фамилий. А чтобы найти наемников для Легиона, его руководители повсюду расставляли силки и ловушки.
Около года назад Андрей видел, как по городу пронеслась машина с голубым флагом одного из ярых легионеров экстремиста Гуго Штрайкера. «Сволочь!» — пробормотал ей вослед какой-то прохожий.
«Сволочь»… Это слово отныне могут произнести и вослед ему, художнику Стоуну. Но что поделаешь, отказываться от предложений Легиона, делать шаг назад он уже не в состоянии. А запрашивать Центр нет ни времени, ни возможности. Решение надо принимать на ходу.
«Сволочь»… Быть в чужом обличье, значит, соответствовать ему и в делах. Разведка — это красивое слово, призванное облагораживать грязную суть всяческого деяния, носящего истинное название шпионаж. Легенды о благородных разведчиках, всегда помнящих надуманный семейный долг, никого не предающих, гуманных и высокоморальных — это ложь от начала и до конца. Копаясь в дерьме, нельзя не пахнуть его ароматами.
