«Гран-При» для убийцы - Абдуллаев Чингиз Акифович (книги бесплатно без txt) 📗
– Помню, наверное, – мрачно кивнул Гулиев.
– Кто?
– Кажется, Ильяс Мансимов, но он уже у нас не работает.
– Когда он уволен?
– Тогда и уволился. Когда ушел Ахмедов.
– Они ушли вместе? – понял наконец Касумов.
– Практически, да.
– Он был его «покровителем»?
– Отчасти.
– Это он помогал устроиться Ахмедову на работу в таможню?
– Думаю, что да.
– И водитель уволился сразу после увольнения Мансимова?
– Не помню точно, но, по-моему, на следующий день.
Касумов достал носовой платок, вытер лицо. Он впервые за день почувствовал, что удача забрезжила на горизонте.
– Они были друзьями?
– Они были земляками, – усмехнулся Гулиев, – оба были «еразы».
Эта отвратительная кличка была придумана для беженцев, в Баку их называли «еразами», или ереванскими азербайджанцами. Разумеется, интеллигентные люди не позволяли себе применение подобных выражений, но остальные с удовольствием их употребляли.
– Почему они ушли?
– Мансимов был не совсем чист на руку и поэтому было решено его убрать.
– А Шариф Ахмедов ушел сразу вслед за ним? – еще раз уточнил Касумов.
– Да, на следующий день. Сам пришел и написал заявление. Вообще-то он правильно сделал. В городе каждый старается в первую очередь помочь своему родственнику или земляку. Ахмедов не мог здесь оставаться после ухода Мансимова. Вот он и решил уйти с работы.
– А Мансимов работал начальником смены, – подвел итог Касумов. «Неужели Дронго был прав и в этом случае?» – с непонятным для себя изумлением, смешанным с испугом, подумал он. Его начинала пугать эта семья, в которой отец и сын словно соревновались друг с другом в скорости аналитического мышления.
– Где мне можно найти адрес Мансимова, – поднял трубку Касумов, – может, он сохранился в вашем управлении кадров?
– Может быть, – осторожно ответил Гулиев, – я точно не знаю.
– Найдите мне адрес бывшего руководителя смены Ильяса Мансимова. Он работал на таможне и был уволен примерно полгода назад, – потребовал у своих сотрудников Касумов, набрав номер отдела. – Он уволился только потому, что пришел новый председатель? – уточнил на всякий случай Касумов.
– Нет, конечно. Нельзя говорить плохо за спиной человека, но он был не очень порядочным сотрудником. Мы все, конечно, не ангелы и у всех есть семьи, но Ильяс мог обмануть своих товарищей, а это очень некрасиво. Он, например, просил нас принять груз из Москвы, пропустив его без досмотра. Клялся, что там вещи для его фирмы. А потом мы узнали, что уже вечером он привез ящики, чтобы оформить их в Германию.
– Куда? – охрипшим голосом спросил Касумов.
– В Германию. Оставил у нас три ящика. И ночью приехал, чтобы их вскрыть. Мне потом ребята рассказывали. Разве можно делать такие вещи? Ему люди груз доверили, а он его сначала оформляет, а потом приезжает, чтобы вскрыть. Так порядочные люди не поступают. Наши все его не очень любили, и он это, видимо, чувствовал. Вообще-то он все равно должен был уйти. Он ведь устроился на работу в таможню еще в девяносто третьем, когда у власти был Народный фронт. Он был их человеком, а у нас такие долго не задерживались.
– Что с ящиками? – поднялся Касумов. – Где они?
– Оформлены для отправки в Германию у нас на таможне, – удивился Гулиев, – лежат на нашем складе, если, конечно, еще не улетели в Германию.
– Что там было?
– Откуда я знаю? – удивленно спросил Гулиев, тоже поднимаясь.
– Быстрее за мной! – крикнул Касумов, выбегая из кабинета. – Нам нужно вскрыть ящики.
Гулиев бросился следом.
– Машину, – кричал Касумов, делая знаки своим сотрудникам.
Подъехав к грузовому терминалу, они ворвались на склад, где работали несколько человек.
– Они еще здесь! – радостно крикнул Гулиев, показав на стоявшие в стороне три больших ящика.
Ему передалось волнение Касумова. Он подозвал двух рабочих и распорядился, чтобы они вскрыли ящики. Рабочие стали сбивать металлические ленты. Один из ящиков был немного поврежден, и Касумов, приказав отнести его в сторону, начал снимать крышку. Рабочие и несколько таможенников в это время вскрывали крышки других ящиков. Касумов наклонился, разгреб руками вату, нащупал коробки, достал одну из них. Это была коробка с обычным детским питанием. Он достал еще одну коробку. Это были ванильные сухари. Третья коробка была с галетами. Он просунул руку дальше, пытаясь обнаружить, что может быть глубже, лихорадочно вынимая все, что лежало в ящике. Товары были разнообразными, словно кто-то специально свалил все, что можно было закупить в магазинах. В магазинах? Касумов достал одну пачку и, перевернув, обнаружил, что это бакинское печенье. На обертке даже стояла дата... Или террорист вылетел в Москву, чтобы купить бакинское печенье, а потом, запаковав его в ящик, приготовить для отправки в Германию и даже не попытаться увезти его с собой? Бакинское печенье... Дата... Он вдруг бросил пачку в сторону и закричал:
– Уходите! Уходите все! Уходите!
В этот момент один из рабочих наконец оторвал крышку ящика и улыбнулся, довольный своей работой. И тогда прогремел взрыв. Касумов, инстинктивно готовый к подобному, не устоял на ногах, сгруппировавшись, он отлетел в сторону, больно ударившись о другие ящики. Двое рабочих, стоявших рядом с ящиком, были разорваны на месте, несколько таможенников, в том числе и Гулиев, тяжело ранены. Гулиев лежал на полу с разорванными внутренностями и тяжело дышал, словно решая для себя дилемму: остаться в живых или умереть. Весь перепачканный кровью и грязью, к нему медленно подошел Касумов.
– Вот видишь, что получилось, – сказал через силу Гулиев, – не нужно трогать... чужие вещи. – Он закрыл глаза, собираясь с силами. – Я как будто чувствовал... что от разговора с тобой у нас ничего хорошего не выйдет. И вот видишь... А нас еще всех жуликами считают...
– Врача! – закричал Касумов. – Быстрее врача...
Рядом стонали другие раненые.
Алеппо. 7 апреля 1997 года
В этот день ему исполнилось тридцать восемь лет. Последние годы он всегда отмечал свое рождение где-то в других местах, в других странах, на других континентах. И каждый такой день рождения, отмечаемый вдалеке от родного дома, оставлял в душе сознание некой незавершенности, словно он сам лишал себя радости общения с родными.
Прилетев вчера в Алеппо, он довольно быстро разместился в гостинице. Сытно поужинав, оделся и вышел, чтобы увидеть город, в котором никогда не бывал и история которого всегда волновала его воображение. Да, Дронго знал величественную историю этого города, ставшего одним из символов Ближнего Востока, символом перемен и бурь, так обильно проносившихся над этой землей. Город насчитывал не менее четырех тысяч лет. Тогда он был величественной столицей государства Ямхад и назывался Халпа. Через триста лет государство было завоевано хеттами, которые владели городом с некоторым перерывом около пятисот лет, затем городу удалось завоевать независимость и даже создать небольшое халебское царство. Но вскоре город вошел в империю Ахеменидов, затем Селевкидов, пока наконец в середине первого века он не был завоеван легионерами Рима и наречен новым именем. Отныне город назывался Беройя, и больше семисот лет им владели римляне и византийцы. Только в середине седьмого века он был отвоеван арабами, которые провели в городе еще около шестисот лет. Затем его захватывали монголы и мамелюки, пока наконец в начале шестнадцатого века он не был включен в состав Османской империи. В начале двадцатого века, после окончания первой мировой войны в городе на четверть века воцарились французы и только с середины двадцатого века арабы наконец отвоевали право на независимость и самостоятельное управление городом. Поистине в мире не так много городов, имеющих столь славную четырехтысячелетнюю историю. И хотя на европейских картах город упрямо именовался Алеппо, арабы вернули городу его истинное название Халеб.
В этом городе причудливо соседствовали древние хеттские сооружения и античные постройки, мусульманские мечети и византийские соборы, современные европейские дома и турецкие лавки, арабские кварталы, в которых, казалось, ничего не менялось несколько сот лет. Это был один из тех городов мира, которые с полным правом могли считать историю своего развития историей всего человечества.
