Вне игры - Леров Леонид Моисеевич (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно txt) 📗
Егенс достал из папки листок бумаги и прочел: «Большой круг знакомых. И медиков, и актеров. Среди них друзья покойной жены и друзья ее друзей. В доме бывают литераторы, фамилии которых установить не удалось. За гостеприимство они расплачиваются всякими литературными сплетнями». Егенс умолк и вопросительно посмотрел на шефа.
— У вас есть вопросы?
— Я хотел бы знать, мисс Ольга, — вы лично встречались с доктором Рубиным? Как он попал в поле вашего зрения?
— Я была на его публичной лекции. После лекции молодежь горячо обсуждала, в какой мере реальна та фантастическая картина будущего, которую он нарисовал. Среди участников этого оживленного разговора оказался студент, хорошо знавший и доктора Рубина и его дочь Ирину. Мы вместе возвращались домой. Он пригласил меня в кафе-мороженое. Съели мороженое, выпили сухого вина. Мой кавалер чуть охмелел и долго рассказывал об Ирине, о ее папе, точнее, отчиме. Мы встречались с этим студентом. Он познакомил меня с Ириной, с ее молодым человеком, и как-то в воскресенье мы оказались у нее в гостях… За столом был и доктор Рубин.
— Какое впечатление он произвел на вас?
— Веселый, жизнелюбивый человек, которому, несмотря на его почтенный возраст, многое хочется…
— Возраст — понятие относительное, мисс Ольга… — Шеф ухмыльнулся, однако тут же переключился на строго деловой тон. — Это все, чем мы располагаем, Егенс? Я имею в виду досье господина Рубина… Это все, что вы можете сообщить?
— Нет, сэр, это еще не все. Совсем из другого источника получены дополнительные данные об образе жизни доктора Рубина, о его настроениях, о людях, близких к нему. В общем-то эти данные подтверждают характеристику, которую дала Сократу мисс Ольга, — «гнилой человек». Смею добавить: перспективный для нас человек. За столом гостеприимный хозяин любит пофилософствовать о жизни на советской земле и от замечаний, касающихся частных недостатков, иногда переходит к довольно смелым обобщениям… Я хочу обратить ваше внимание, сэр, на то, что обобщения эти в какой-то мере перекликаются с теми, которые наше пресс-бюро дает «Свободной Европе»… Зафиксирован его доверительный разговор в узком кругу друзей, резкие суждения по поводу некоторых аспектов советского образа жизни.
— Кто источник информации? Степень достоверности? Степень близости к Сократу? — Шеф словно строчил из пулемета…
— Степень достоверности? Вы задали деликатный вопрос. Но согласитесь, что мы далеко не всегда можем быть абсолютно уверены в достоверности информации наших людей. Что поделаешь? Кто любит огонь, должен терпеть дым. Это, между прочим, тоже французская пословица…
— Ваша служба во Франции многому научила вас, Егенс, но вернемся к источнику информации. Кто он?
— Я уже обращал ваше внимание на то, как порой перекрещиваются направления наших контактов. Я имею в виду источники, поставляемые нам «свободолюбцами».
— Не очень рентабельное предприятие, — буркнул шеф.
— Согласен, но…
— Их люди, подготовленные за наши деньги, в последнее время проваливались чаще, чем следовало ожидать. Эти «освободители» России доверчивы, как дети. Кто-то прислал им из Москвы или Петрограда письмо с благодарностью за их литературу, а они уже подбрасывают его нам как «глубоко законспирированного агента». Чертовски обидно, когда наши парни проваливаются из-за этих господ. Мы дали деньги на обучение какого-то прохвоста Кравеца. Он кончил нашу школу разведчиков и должен был работать на двух хозяев. С двумя нашими парнями он был сброшен на берег Черного моря. Через три месяца его схватила советская контрразведка, и этот хлюпик выдал всех…
Шеф распалился, говорил раздраженно, запальчиво.
— Я разделяю ваше негодование, сэр. Инспектируя господина Нандора, я тоже счел нужным предостеречь его от неосмотрительных сделок с людьми, принимающими желаемое за действительное. Но я смею заверить вас, сэр, что мы с должной осторожностью отнеслись к рекомендованному нам молодому человеку. Его фамилия Глебов.
— Мы имеем досье на господина Глебова?
— Да, сэр. Прошу вас. — И Егенс протянул шефу папку. — Здесь немного информации, сэр. Но я мог бы дополнить, прокомментировать…
…Бутов листает фотокопии страниц глебовского досье, вспоминает сообщения Михеева о беседе с Ириной, ее рассказ о Глебове. Полковник вновь прослушивает все эти записи и перечитывает материалы, изъятые при обыске машины и комнаты покойного Глебова. Перечитывает и вновь анализирует ход событий: именно в то утро, когда доктор Рубин узнал об автомобильной катастрофе, он отправился в КГБ. Случайное совпадение? Возможно. Но теперь Бутову ясно — он не ошибся, когда протянул нить от Глебова к Рубину. Нельзя было не включить эту нить в запутанную схему связей Захара Романовича.
Что связывало Глебова с Рубиным, почему он попал в сферу внимания Дюка? А неотправленное письмо к другу? Кто этот друг? Эти и многие иные вопросы возникали у Бутова, пока он листал досье.
…Глебов — молодой инженер-строитель, но о нем уже говорили как о специалисте вдумчивом, дерзающем. После вуза направили в проектный институт. Глебов проработал там недолго и сам попросился на стройку.
Отец, крупный геолог, большую часть года проводил на Севере, в экспедиции. Сын оставался под опекой матери, учительницы. В доме Глебовых — полный достаток. Отец зарабатывал много. Были и машина, и дача, и много редкостных картин в квартире. И сберкнижка с солидной суммой. Но мать, Татьяна Петровна, даже после того, как перешагнула пенсионный рубеж, не захотела бросать работу в школе — любила она свое дело самозабвенно. Воспитание сына отец передоверил супруге, и она верила в талант Василька и в те нравственные начала, что были заложены с детства… Увы, Татьяна Петровна не учла, что и на хорошем фундаменте иногда поднимается убогое здание. Отличный педагог в школе, мать оказалась неспособной воспитывать сына дома. Она по-матерински снисходительно относилась к его болезненному самомнению, самовлюбленности, к тому, что в кругу сперва одноклассников, а потом и институтских однокашников ее Вася возомнил себя этаким «пророком», который полагал, будто лишь ему одному известно «что есть что».
Ко времени описываемых событий отец умер, а мать вынуждена была уйти из школы и коротала свой век с холостым сыном в богатой трехкомнатной квартире.
От отца Василий унаследовал кипучую энергию, трудолюбие, а от матери — интерес ко многому, что лежит за пределами его узкой специальности. Василий оказался не только одаренным инженером. Он писал стихи, любил и знал историю искусства, современную литературу, древнюю историю. Прекрасно разбирался в музыке и живописи. Увлечение отца передалось сыну — покупал картины. Одно из любимых Васиных занятий — прогулки по залам художественных выставок. И еще любил потолкаться в магазинах, берущих на комиссию картины из частных собраний.
В кругу друзей Глебов слыл человеком, легко поддающимся всяким порывам. Молодому жизнелюбцу не чуждо было желание прихвастнуть, блеснуть в обществе друзей особым, идущим вразрез с общепринятым, взглядом на какие-то социальные события, явления. При этом свою точку зрения он формулировал туманно, но с претензией на многозначительность.
Очутившись в компании, Глебов любил доверительно, шепотом, этак небрежно, невзначай обронить: «Читал, братцы, повесть… В рукописи… Ни в одном журнале не приняли… Это из совершенно достоверного источника. А написано-то как! Сила обличения какова!»
Срабатывал действующий, со времен Адама и Евы, закон сладости запретного плода. «Ах, не печатают, тогда почитаем». К тому же приятно щекотала нервы атмосфера, в которой протекало приобщение к неизведанному. И он даже не замечал, что иногда друзья добродушно посмеивались над его потугами подняться на пьедестал «экстраизбранного».
С Владиком Веселовским, однокашником по институту, Глебов встретился случайно, в ресторане, на свадьбе общего знакомого.
— Что строишь, друг? Где промышляешь? — небрежно спросил Вася.
