Утро — еще не день - Райнов Богомил Николаев (бесплатные версии книг TXT) 📗
— Откуда вы взяли? — спрашивает Сеймур, прижимаясь к обочине, чтоб дать дорогу «порше», который снова вырывается вперед.
«Мерседес» летит и дальше так же стремительно: пейзаж вокруг нас размазан бешеной скоростью и сумерками, которые уже заметно сгущаются. «Порше» остается далеко позади. Американец немного сбавляет скорость и включает фары ближнего освещения.
— Слушая ваше теоретизирование, я прихожу к выводу, что вы довольны эпилогом, — замечаю я.
— Я всегда теоретизирую, дорогой мой. Хотя и не всегда вслух. Неприятная привычка, но что поделаешь! Кое-кто грызет ногти, а я теоретизирую.
— И все-таки этот эпилог…
— Лучший, чем можно было надеяться, — признает Уильям. — Мы думали, что Райен удалится, как и Томас, а возможно, и раньше, чем Томас. Сами знаете, что в таких случаях может быть много вариантов. Теория вероятностей не предусматривает осложнений, и так далее.
— Выходит, вы не желали ему самого худшего?
— Наоборот. Смерть — это одна из форм помилования, Майкл. Лучше умереть, чем мучиться. Однако позвольте спросить: а почему бы ему и не помучиться? Почему не пройти через увольнение с поста, следствие, процессы, травлю прессы, а уже потом отдохнуть в тюрьме? Почему он должен умереть? Пусть поживет в постоянном напряжении сам, а с ним и тот старый подонок, его отец.
Он снова притормаживает, и я вижу на краю шоссе знакомый стандартный знак: вилка, нож и соответствующая цифра. Это означает, что вблизи ресторан.
— Вы не проголодались?
— Ничуть.
— Я тоже, однако надо остановиться и подождать.
Сеймур резко сбавляет скорость и немного погодя сворачивает на второстепенную дорогу, минует бензозаправочную станцию и останавливается на противоположной стороне перед освещенным фасадом бара. Останавливается и сразу же трогается дальше:
— Нет, тут многовато света и, наверное, очень людно.
— Считаете, что до сего времени есть опасность?
— Наоборот. Но человек никогда не знает…
Снова выезжаем на автостраду, и через несколько километров снова сворачиваем, чтобы остановиться перед маленьким буфетом-клеткой из алюминия и стекла. Тут почти безлюдно, что гарантирует нам хороший наблюдательный пункт.
— Лучше было бы вообще не заходить сюда, — позволяю себе заметить я.
— Почему? Если что-то не в порядке, пусть мы это увидим сейчас, а не на границе.
Заходим в бар и берем по чашке кофе и тоник — тут самообслуживание. Становимся к столику за большой декоративной пальмой у окна. Пальма частично прикрывает нас, не мешая наблюдать за входными дверями.
— Жаль, что нельзя поставить ближе «мерседес», — ворчит Сеймур. — Чтоб он был у нас перед глазами.
— Боитесь, что с вашим автомобилем сделают то же самое, что и с автомобилем Томаса?
— Не боюсь. Но человек никогда не знает…
На улице подъезжают и подъезжают автомобили, направляясь к соседней бензозаправочной станции. А тут почти пусто — двое шоферов невдалеке от нас пьют пиво, дальше — молодая пара с маленькой девочкой в тирольском костюме, возле бара — двое работников бензостанции в ярко-желтых комбинезонах.
— По-моему, вы чем-то подавлены, — констатирует Сеймур, выдыхая на меня густую струйку дыма.
— Это вам кажется. Просто интересно: есть ли у вас, кроме оружия, мысли, что-то реальное из оружия?
— Дорогой мой, не путайте меня с Муром.
— Но Мура же вы свалили не мыслью.
— Трудно свалить мыслью такую тварь, особенно сзади.
— Почему? Франк, например, считает…
— Мне известно, что считает Франк. Я прослушал ваш разговор. Один невежда пытается что-то вытянуть из другого невежды — вот каково содержание вашего разговора.
— Вы же знаете, что я не специалист в военных делах, Уильям.
— Я тоже. Но можно хоть иногда просматривать газеты.
Сеймур машинально качает на пальце брелок с ключом, большой брелок в форме серебряного всадника в золотом кольце, и не видит, что уже стал объектом пристального внимания. Девочка в тирольском наряде подошла к нашему столу и с интересом смотрит на блестящего всадника, что качается на пальце Уильяма.
Наконец американец замечает ребенка, чуть заметно улыбается и подносит брелок к блестящим темным глазкам.
— Тебе нравится?
Девочка стесняется, глотает слюну, потом шепчет:
— Нравится!
Сеймур снимает брелок с кольца и подает ей:
— Тогда возьми…
Девочка какое-то мгновение колеблется, словно боится, что это шутка, потом хватает игрушку и бежит к родителям.
— Вы, наверное, любите детей?
— Кто же их не любит.
— А я думал…
— Да, да, знаю: думаете, что если я аномалия… А разве вы не любите маленьких медвежат? Они просто фантастические, словно пушистые мячики. Но только пока маленькие, пока еще не стали хищниками. Дети — это еще не хищники, Майкл, пока что нет. Когда смотришь на них, кажется, у них есть все основания вырасти лучшими, чем мы, но этого не будет. Ведь воспитываем их мы, делаем такими же, как сами.
Он допивает кофе, и какое-то время мы молчим, наблюдая за входом и за автомобилями, что проезжают мимо. Муж с женой и ребенком выходят, любезно кивнув нам. Двое шоферов идут к стойке обменять пустые бутылки на полные.
— Задождило, — сообщает Уильям.
— Я это вижу и без него. Тяжелые капли редко падают на асфальт в зеленом свете неоновых букв. Но вот капли стали падать чаще, проходит несколько минут, и дождь уже льет как из ведра, по асфальту бегут длинные зеленые струйки.
— Значит, все идет хорошо, — говорю я себе, чувствуя облегчение. Возможно, это неразумно, но издавна уверовал: если погода изменится, мои дела наладятся. — Не понял вот, почему вы назвали меня невеждой, — интересуюсь я. — Возможно, имели в виду, что разговоры об этой программе «Спирит» лишь пустая болтовня?
— Известно, что не пустая болтовня. Если бы это было так, вы бы не подпаивали Франка и не расспрашивали о ней. К вашему несчастью, Франк не знает об этой программе ничего определенного, как, кстати, и я. Ну а что касается элементарных вещей, то о них сообщалось в прессе, хоть и не упоминалась никакая программа.
— Я не читал. Углубился в финансовую страничку…
— Вам и не надо читать, разве что для самообразования. Информация всегда соответствующим образом фильтруется. Важно, что если мы не уничтожим друг друга атомными бомбами, то непременно постигнем скрытые механизмы мысли. И что бы там ни болтал ваш Франк — это совсем не качественный скачок, а все то же самое: гений разрушения как наивысшее проявление человека! Скорпион, который погибнет от собственного жала.
Он смотрит на часы.
— Кажется, можно трогаться.
Ночь на улице озвучена шумом дождя. «Мерседес» стоит на том же месте, где мы его оставили.
— Будем надеяться, что нам не успели подложить бомбу, — бросаю я, когда мы бежим под дождем к автомобилю.
— Про бомбу не знаю, но этот тип стал так, что мы вряд ли выедем, — замечает Сеймур.
Впритык за «мерседесом» пристроилась грузовая машина с огромным фургоном; нечего и думать продвинуть ее. А тип, про которого упомянул Уильям, стал впереди, прижав свой «фольксваген» почти к бамперу нашего автомобиля, а сам, конечно же, скрылся.
— Он поставил его на ручной тормоз, — констатирует американец, делая попытку оттащить «фольксваген» немного вперед. — Не знаю, как мы выберемся…
— Не выберетесь, мистер, — звучат у нас за спиной чей-то голос. — На этот раз уже не выберетесь.
Оборачиваюсь, чтобы убедиться, что это голос того бесцветного мужчины — Добса. Рядом с ним стоит какой-то незнакомец. В руках у них пистолеты с глушителями.
— Заберите свои утюги, — спокойно говорит Сеймур.
— Сделаем и это, но сперва заберем вас, — отвечает Добс. Юмор специфический, присущий полицейским и мелким гангстерам.
Они упирают нам в спины пистолеты, подсказывая, что надо идти.
Ночной мрак, лепет дождя, безлюдная стоянка и ко всему еще и пистолеты… Оказывать сопротивление бессмысленно. Подходим к огромной машине и, покоряясь коротким приказам, оказываемся в чреве фургона. В кабине шофера не видно, но лишь только закрылась металлическая дверца фургона, как грохот мощного мотора и дрожание пола под ногами свидетельствуют, что мы уже в пути.
