Мертвая зыбь - Никулин Лев Вениаминович (книги полностью бесплатно TXT) 📗
— Нет. Но мы его видели в Ревеле. Где он?
— Его уже нет. Вы поняли?
Она кивнула и опустилась в кресло, сказав:
— Мы сошли с поезда за двадцать вёрст до Москвы, на разъезде. Для безопасности. Нам говорили, что в Москве на вокзале проверяют документы. Добирались к сам чуть не десять часов.
— Понимаю. Спокойной ночи.
Стауниц закрыл дверь, чувствуя колючий взгляд женщины.
Он не мог и подумать о том, какую роль она сыграет в его жизни. Тотчас о прибытии «племянников» позвонил Зубову.
34
Ночь прошла спокойно. Стауниц встретился днём с Зубовым и рассказал:
— Утром, когда я постучался к «племянникам», услышал, как они отодвигают стол от двери. Оказывается — устроили баррикаду, револьверы лежали на столе. За чаем был длинный разговор. Дама известна в петербургских военных кругах. В германскую войну пошла добровольцем на фронт, заслужила Георгиевский крест и офицерский чин. Первый муж убит в гражданскую войну. Сама участвовала в этой войне, была в корпусе Кутепова. Сошлась с Георгием Радкевичем — штабс-капитаном. У Врангеля, в Крыму, он считался смелым разведчиком. После эвакуации Крыма были в Галлиполийском лагере. О Кутепове говорит восторженно. Она с ним в родстве — действительно племянница. О себе сказала, что отлично стреляет и ездит верхом, брала даже призы на состязаниях. Знал Кутепов, кого послать к нам ревизорами…
Артузов и Старов поручили гостей Зубову. Якушев, как высокий руководитель «Треста», по возвращении должен был изредка снисходить к гостям, давать им инструкции, знакомить с программой и тактикой подпольной организации. Четыре дня «племянники» не выходили из квартиры Стауница, им объяснили, что для них изготовляются верные документы. Нужно было придумать занятие, которое целиком бы их захватило.
Зубов (по поручению Старова) должен был явиться к гостям как чин для особых поручений при штабе «Треста». Стауниц ожидал его к одиннадцати утра и предупредил «племянников». Когда Зубов появился на пороге в длинной кавалерийской шинели, фуражке с красным околышем и звёздочкой, Мария Владиславовна побледнела, хотя и знала об этом визите.
— Разоблачайтесь, — сказал Зубову Стауниц.
Тот, скинув в коридоре шинель, подтянув портупею, вошёл в комнату и, щёлкнув каблуками, поклонился Захарченко и Радкевичу. Захарченко уставилась на орден Красного Знамени на гимнастёрке Зубова…
— Так это вы и есть! — сказала она. — Знаете, если бы я вас в таком виде встретила на границе… — И она сделала вид, что прицеливается.
— При всех обстоятельствах? — усмехаясь, спросил Зубов.
— Не при этих, разумеется, — продолжала она, не сводя глаз с ордена. — Это у вас за какие подвиги?
— За Южный фронт.
— Ростов-на-Дону? — заинтересовался Радкевич.
— Мелитополь.
— Могли повстречаться, — добродушно сказал Радкевич.
— Пуля в лоб — вот встреча с вашим братом, — злобно глядя в глаза Зубову, сказала Захарченко.
— О, да вы сердитая… — рассмеялся Зубов.
Стауниц сухо сказал:
— Мария Владиславовна! Это член нашей организации.
— В самом деле, Мария… — укоризненно пробормотал Радкевич.
— Прошу прощения… Но вы должны понять наши чувства. И мне все-таки интересно, какие пути-дороги вас привели к нам… Вы из офицеров?
— Из прапорщиков.
— Выправка у вас не вполне гвардейская, но для прапорщика…
— Будем считать, что знакомство состоялось, — вмешался Стауниц. — У Зубова есть поручение к вам, господа.
— Так точно. Мне поручено передать вам, что свидание с главными руководителями, к сожалению, невозможно, поскольку они сейчас за границей. До беседы с ними решено не давать вам заданий. Отдыхайте.
— Когда приблизительно может состояться свидание?
— Через пять-шесть дней. Вот все, что имею вам сообщить.
Зубов поклонился и вышел. Когда в передней хлопнула дверь, Захарченко сказала:
— Все-таки мне было трудно видеть этого человека и знать, что он враг, хоть и бывший враг…
— А мне понравился этот малый. Хамоват немного, но откуда им набраться лоска?
— А у тебя, что ли, лоск?.. Все, что было, пропало! Мало ты валялся по грязным халупам?
— Да, в свите его величества нам состоять не придётся. — И Стауниц пригласил гостей ужинать.
Тихая, хорошенькая женщина — жена Стауница — поставила на стол чайник, печенье и исчезла.
— А мне любопытно знать, что могло толкнуть к нам этого молодца с орденом. Он кто? Командир полка?
— В будущем комбриг. Что могло толкнуть? Да хоть бы то, что его отца расстреляли красные и что этот молодец рассчитывает у нас быть генералом.
— Ого! Дай бог, чтобы мы его оставили взводным.
— Прошу помнить, наш расчёт на внутренние силы и на таких, как Зубов, тоже…
— Это нам говорили в Париже, но что-то очень медлительны эти «внутренние силы»…
— Мы многого не знаем, Мария, — примирительно заметил Радкевич.
— А вот встретитесь с Фёдоровым — узнаете…
И Стауниц дал понять, что разговор на эту тему окончен.
35
Отъезд Якушева и Потапова в Польшу состоялся 19 октября 1924 года. Они благополучно обновили «окно», устроенное на польской границе, и в тот же день прибыли в Варшаву.
В конспиративной обстановке, в полумраке, Потапов и Якушев встретились с полковником Байером из 2-го отдела польского генерального штаба. Беседа касалась самых важных вопросов, при этом Потапов занимался чисто военными проблемами, а Якушев — международными.
О монархическом перевороте в России говорилось как о чем-то давно решённом. От имени «Треста» Якушев и Потапов согласились признать независимость польского государства после переворота. Им дано было понять, что возможно возвращение к власти Пилсудского. Польская сторона обязалась не поддерживать Петлюру и Савинкова с его «Союзом защиты родины и свободы», не допускать массового возвращения белых эмигрантов в Россию и признать руководство «Треста» законным претендентом на власть.
Обсуждался вопрос о диктатуре великого князя Николая Николаевича и о том, что будущее правительство будет состоять не из белых эмигрантов, а из лиц, находящихся на советской службе, знакомых с условиями, создавшимися при нэпе, и независимых от эмигрантских кругов.
Во время переговоров Потапову приходила мысль, что он видит все это во сне или перед ним разыгрывается какая-то фантастическая пьеса, комедия. Все присутствующие казались действующими лицами этой комедии.
Но обе «договаривающиеся» стороны были вполне серьёзны. 30 октября состоялся обед, который дал руководителям «Треста» представитель генерального штаба Таликовский. На обеде вдруг выяснилось, что политическое соглашение между Монархической организацией центральной России и польским правительством во главе с Грабским в данное время нежелательно. Договор мог быть подписан только в случае войны с Советской Россией.
12 ноября продолжались переговоры с полковником Байером. Польский генштаб соглашался установить непрерывную связь через уже созданное «окно». С Потаповым обсуждались технические детали устройства нового «окна». Возник вопрос о лесных дачах, где должны были сосредоточиться отряды врангелевцев: поляки (генштаб) не желали иметь на своей территории значительные отряды белых. Остановились на цифре 15 человек на каждой даче. Количество дач определить не удалось.
Беседа с Байером была закреплена протоколом. «Трест» в этом протоколе именовался «инициативной» стороной, польский штаб — «сочувствующей».
Артамонов, он же Липский, как представитель «Треста» в Варшаве оказался очень полезен. Он узнал через знакомых в штабе, что все были довольны делегацией, особенно Потаповым, бывшим генерал-лейтенантом царской армии. Делегация получила точное представление о политической обстановке в Варшаве: одной из особенностей этой обстановки было то, что все политические группировки неустанно следили друг за другом. Влиятельные круги сейма представлял Дмовский. Он дал совет делегации «Треста»: «Не повторите ошибок с парламентом и парламентаризмом». Потом добавил:
