Граница не знает покоя - Авдеенко Александр Остапович (лучшие книги читать онлайн бесплатно txt) 📗
Спокойно прошла ночь. Уже перед рассветом Перемышлин с Подкатиловым вернулись на заставу. После долгого пребывания на морозе, очутившись в тепле, Иван как-то сразу обмяк, мышцы расслабли, потянуло ко сну. Не допив чай, он зашел в казарму, разделся и сразу же уснул мертвецким сном. Поспать же долго ему не пришлось — его разбудил командир отделения:
— А кто карабин будет чистить?
— Позабыл я, товарищ сержант.
— Сейчас же почистить и доложить. Если еще повторится такое — пеняйте на себя…
Как будто все беды свалились на Ивана в этот день. Да, нелегка ты, пограничная служба, казавшаяся молодому парню такой романтичной. А романтика здесь пока такая — ежедневно занимайся то строевой, то огневой, коли дрова, чисть картошку, выслушивай ежедневно замечания командира, дежурного. Нет, не такой представлял Иван службу на границе — думал он, что в первый же день придется ему и запутанные следы разгадывать и участвовать в преследовании лазутчиков.
Шли дни, недели, месяцы, а ничего этого не было. Суровые солдатские будни наполняли всю жизнь этого маленького пограничного гарнизона, начиная от рослого подтянутого и несколько сурового начальника заставы капитана Самборского и кончая таким маленьким, незаметным молодым солдатом, каким был ростовчанин Иван Подкатилов. А он и на самом деле был внешне незаметным: ниже среднего роста, худощавый, в строю стоял всегда чуть ли не последним, а на классных занятиях забивался в самый угол.
Командиры настойчиво обучали его пограничному мастерству, всему тому, что нужно для охраны границы. И сам он постепенно все больше и больше начинал понимать: нужно учиться, чтобы быть готовым к схваткам с врагами. Вот только одна мысль одолевала его: когда же в этой схватке ему придется участвовать?
Как-то, это было уже весной, Иван в полночь возвратился с границы. Доложив дежурному, он по длинному заставскому коридору прошел в сушилку. Открыл дверь, и сразу же на него пахнуло теплым воздухом, перемешанным с запахом махорки и распрелых портянок, вывешенных над печкой на тоненькой стальной проволочке. Печка представляла из себя железную бочку, обложенную кирпичом. Она вся пылала жаром, но несмотря на это сидевший тут остряк и балагур рядовой Булкин подкидывал в открытую пасть толстые смолистые поленья.
— «Пар костей не ломит» — так говорил мой покойный дедушка. Невредно! — ни к кому не обращаясь, сказал Булкин.
Подкатилов присел на скамейку, положил рядом карабин. Вид у него был усталый, подавленный.
— Что, тяжела ты, служба солдатская? — спросил Булкин и, не дождавшись ответа, продолжил: — Это тебе не с девчатами по деревне гулять. Сам знаю. В гражданке, бывало, всю ночь, до утренней зорьки, проходишь — ничего, не устанешь и спать не хочется. Бывало?
— Бывало, — поднял голову Иван, — но не об этом я сейчас думаю…
— А что солдату думать? Солдат спит — служба идет. Кормят до отвала. Не хватит — повар всегда добавки даст. Вот еще бы…
Не закончив, Булкин опять улыбнулся, потирая руки, словно вспомнил что-то веселое: что, мол, нам грустить, мы уже закаленные. «Мы» — это старички, солдаты, прослужившие по два и больше года, и Булкин, конечно, их имел в виду.
— Не к теще на блины приехал. Это ясно, как дважды два. А трудно — так это дело временное. Втянешься еще…
— Да не о тудностях я говорю, — обрезал напрямик Подкатилов. — Знаешь, что я думаю… Скучновато здесь, на границе. Тишина какая-то, и в боевых делах не побываешь. Отслужишь, приедешь домой, а тебя спросят: «Ну, как, пограничник, сколько задержал шпиёнов?», — он с усмешкой сделал ударение на «ё». — А где их взять этих шпиёнов-то? Ходишь, ходишь — и все без толку.
В это время дверь сушилки открылась и в теплую комнатушку зашел вернувшийся также из наряда Николай Чураев — широкоплечий, с прямым и открытым взглядом пограничник, секретарь комсомольского бюро заставы.
Чураев был всеми уважаемый пограничник. К нему солдаты липли, словно пчелы к меду. И он умел со всеми поговорить, каждому душу согреть теплым словом. Особенно любили его слушать молодые солдаты о службе, о героях-пограничниках. Он и о себе мог немало рассказать: три знака «Отличный пограничник» и медаль «За отличие в охране государственной границы СССР», сияющие на его груди, даны не за красивые глаза, Но Чураев о себе предпочитал не говорить.
— Что-то тут вы насчет шпионов завели разговор. Кто это — Подкатилов? Да?
— Он, он, — вмешался Булкин. — Хочет, чтобы ему сюда, прямо на заставу, привели нарушителя и сказали: «Пожалуйста, товарищ Подкатилов, вот вам лазутчик, задержите его».
— Да ты не смейся, — перебил Чураев. — О чем у вас тут разговор?
По натуре Иван Подкатилов был прямой. Уж если что сказал, так не отступит, за спиной товарища шептать не станет. И сейчас высказал он старшему товарищу, коммунисту, вожаку молодежи, все свои думы, сомнения, высказал прямо, как думал.
— Знаешь, Подкатилов, — внимательно выслушав товарища, сказал Чураев, — ты неправильно думаешь…
— Что неправильно? Кто с нами граничит? Польская Народная Республика. Вчера замполит говорил, что это наш хороший друг. А друзьям зачем ссориться?..
— Эх, все ты перепутал… Сосед, друг хороший, А разве мы от друзей границу охраняем?!
— Конечно, не от друзей, — вмешался в разговор Булкин. — Вот вчера я в газете одну такую заметку прочитал, что в Польше арестована группа американских шпионов, а занимались они подрывной деятельностью против Польской Народной Республики и Советского Союза. Ухо нам востро держать нужно.
…Год службы на заставе у Ивана Подкатилова тянулся очень медленно. В нарядах, в боевой учебе росло его мастерство, да и как-то возмужал он за это время. Не узнали бы сейчас Ивана мать, сестры, так часто посылавшие ему весточки из родного Придонья. Взгляд его посуровел, острее стал глаз, исчезла та мешковатость, что отличала его раньше от старослужащих солдат. Да и думы у него уже другие. Замполит лейтенант Иванов, секретарь комсомольского бюро Николай Чураев, командир отделения сержант Анатолий Перемышлин (а они все — коммунисты) заботливо воспитывали солдата. На каждом шагу он чувствовал их влияние, их поддержку, их ободряющее слово, и старался делать все так, как они учат, как они советуют.
Однажды Подкатилов сидел за столом в ленинской комнате и писал письмо на родину. Он и не заметил, как к нему подошел лейтенант Иванов.
Иван с запозданием вскочил из-за стола.
— Виноват, товарищ лейтенант. Не слышал совсем.
— Знаете, пограничник должен ходить тихо как кошка, — улыбнулся Иванов. — Я и придерживаюсь всегда этого правила. Садитесь.
Лейтенант присел рядом с солдатом, спросил:
— Домой пишете весточку?
— Да, вчера от мамаши письмо получил, ответить надо.
— Как там ваши родные поживают?
— Хорошо, товарищ лейтенант, — ответил Иван, — хутор наш строится, колхоз богатеет, виды на урожай хорошие. Спрашивает мать, как служба у меня идет… А что я ей могу написать?
— Как что? — возразил замполит. — Вы же в течение года многого добились. Знак «Отличный пограничник» получили за примерную учебу…
— Это все так, — в голосе Подкатилова проскользнула нотка неудовлетворенности. — Но никого, ни одного нарушителя не задержал еще.
— Знаете, Подкатилов, — тепло сказал Иванов, — я вот, будучи солдатом, тоже очень долго не видел живого нарушителя, Год на заставе прослужил, второй — и думал: все бесполезно. Но зато уж когда встретился с лазутчиком, то не упустил его. В учебе зреет мастерство солдата — так, кажется, пословица гласит.
Долго еще продолжался задушевный теплый разговор офицера и солдата. И на сердце у Подкатилова было так, словно он поговорил с родным отцом. И как-то незаметно прошло нахлынувшее было чувство неудовлетворенности своей службой, и будто в сердце Ивана зажглась искорка, которая, разгораясь, осветила по-новому все значение его службы: подготовиться к тяжелым испытаниям.
— Кажется, все выяснили с вами, — улыбаясь, проговорил лейтенант и направился к двери. Но остановившись, словно в раздумье, вдруг спросил: