Санкция Айгер - "Треваньян" (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
При упоминании Анри Бака глаза Джонатана вспыхнули.
– Нет, Джонатан. – Майлз положил руку на рукав Джонатана. – Не подумай, что я обмолвился. Я хочу поговорить именно об Анри. У тебя есть минутка?
Почувствовав, что у Джонатана напряглись мускулы, Майлз потрепал его по руке и отдернул ладонь.
– Тут возможно только одно объяснение, Майлз. Ты неизлечимо болен, а покончить с собой у тебя пороху не хватает.
Майлз улыбнулся.
– Прекрасно сказано, Джонатан. Только совсем неверно. Выпьем?
– Давай.
Взоры всех юных дам устремились за Майлзом, шедшим впереди Джонатана по дорожкам через горбатый мостик к уединенному столику. Его невероятно красивая внешность, сила и грация его балетной походки и с безукоризненным вкусом подобранный костюм прямо-таки обрекали его на успех среди женщин, но он медленно проплывал меж ними, одаряя их своей лучезарной улыбкой, и искренне сожалея, что для них он принципиально бесполезен.
Едва они уселись, Майлз спустил с рукшпица, который весь вибрировал от напряжения, пока когти его не заскребли по камню, а тогда он завертелся как безумный и пулей устремился к бассейну, где его, скулящего, отловили три барышни в бикини, которые не скрывали своего восторга, заполучив такое “антре” к мужчине, красивее которого им в жизни не доводилось видеть. Одна из них подошла к столику, держа на руках трясущуюся и царапающуюся собачонку.
Майлз устремил свой томный взор на ее грудь, и она нервно хихикнула.
– Как его зовут? – спросила она.
– Педик, милочка.
– Какая прелесть! А почему Педик?
– А потому что он такой ранимый!
Она не поняла и поэтому повторила:
– Какая прелесть!
Майлз поманил девицу к себе и, положив руку ей на ягодицу, сказал:
– Милочка, не окажете ли вы мне огромную любезность?
Она хихикнула от неожиданного прикосновения, но не отдернулась.
– Конечно. Буду рада.
– Возьмите Педика и пойдите поиграйте с ним ненадолго.
– Да, – сказала она. Потом прибавила: – Спасибо большое.
– Вот и умничка. – Он потрепал ее по попке, показывая тем самым, что разговор окончен. Девушка ушла с площадки. Вслед за ней ушли и подруги, сгорая от нетерпения – что же там было?
– Прелестные штучки, а, Джонатан? И не вовсе уж бесполезные. Мед привлекает пчелок.
– И трутней тоже, – добавил Джонатан. У стола встал молодой официант-индеец.
– Двойной “Лафрейг” моему другу, а мне – бренди “Александр”, – заказал Майлз, со значением глядя в глаза официанту.
Майлз продолжал смотреть вслед официанту, пока тот шел по дорожке над искусственными ручейками журчащей воды.
– Симпатичный мальчик.
Потом Майлз переключил внимание на Джонатана, соединив ладони, прижав указательные пальцы к губам, а большие – под подбородок. Его недвижные глаза мягко и холодно улыбались над кончиками пальцев, и Джонатан напомнил себе, как опасен может быть этот безжалостный человек, невзирая на внешний облик. С минуту оба молчали. Затем Майлз нарушил тишину звучным смехом.
– Эх, Джонатан! Тебя в молчанку никто не переиграет. Не надо мне было и пробовать, если подумать. Насчет “Лафрейга” я правильно вспомнил?
– Да.
– Ого, целый слог! Как любезно.
Джонатан полагал, что Майлз, когда понадобится, перейдет к делу, и не имел намерения помогать ему в этом. Пока не подали напитки, Майлз разглядывал мужчин и женщин около бассейна. Он сидел развалясь, в костюме из черного бархата, с высоким стоячим льняным воротником и широким ниспадающим бархатным галстуком, обутый в изящные и дорогие итальянские полуботинки. Очевидно, дела его шли прекрасно. Ходили слухи, что, уйдя из ЦИРа, Майлз пристроился в Сан-Франциско, где занимался всевозможной торговлей, по преимуществу, наркотиками.
Сколько-нибудь существенно Майлз не изменился. Высокий, в прекрасной физической форме, он столь безупречно подавал свой бескомпромиссный гомосексуализм, что простые люди никаких отклонений не замечали, а люди светские ничего не имели против. Как всегда, женщин влекло к нему целыми стаями, и с ними он вел себя столь же добродушно-снисходительно, как блистательная тетушка из Парижа, приехавшая погостить к родственникам в Небраску. Джонатан видел Майлза в самых напряженных ситуациях, когда они оба работали на ЦИР, но ни разу не замечал, чтобы у того из прически выбился хоть один волосок или примялась манжета. Анри нередко говорил, что по части хладнокровия и физической смелости он не знает равного Майлзу.
Ни Джонатан, ни Анри ничего против сексуальных особенностей своего товарища не имели – более того, они при случае и сами “употребляли” кое-кого из того роя женщин, которых Майлз притягивал, но порадовать ничем не мог. Для ЦИРа отклонение Майлза было одним из самых больших его профессиональных плюсов: оно открывало ему доступ к таким людям и таким источникам, которые были просто недоступны агенту с гетеросексуальными наклонностями, и к тому же раскрывало перед ними широкие возможности для шантажа некоторых высокопоставленных американских политиков.
Когда официант поставил напитки на стол, Майлз обратился к нему:
– Вы очень привлекательный молодой человек. И это дар Божий, за который Вы должны быть ему благодарны. Я надеюсь, что вы благодарны. А теперь бегите и займитесь вашими прямыми обязанностями.
Официант улыбнулся и отошел. Как только он оказался вне пределов слышимости, Майлз со вздохом сказал:
– Ну этот, по-моему, готов. А по-твоему?
– Если успеешь.
Майлз засмеялся и поднял бокал.
– Будь здоров! – Он задумчиво пригубил пенную смесь. – Знаешь, Джонатан, у нас с тобой одинаковый подход к любви или, если тебе так больше нравится, к гребле. Мы оба определили, что небрежно-высокомерный и деловой подход действует куда лучше, чем всякие романтические грезы и бредни, на каковую наживку ловят свою мелкую рыбешку те, кто поплоше нас с тобой. В конце концов, все хотят, чтобы с ними трахнулись. Им лишь нужно, чтобы их оберегали от чувства вины, что и дается, когда им кажется, что их взяли врасплох. И им очень приятно, когда путь к греху устлан хорошими манерами. Ты не согласен?
– Тебя, надо полагать, оберегают?
– Естественно.
– Где он?
– Позади тебя. У стойки.
Джонатан повернулся и пробежал вдоль стойки глазами. И лишь на дальнем конце он увидел блондинистую гориллу весом, должно быть, фунтов в двести двадцать. Джонатан решил, что этому типу лет сорок пять, несмотря на красноватый загар, явно полученный под лампой, и длинные выгоревшие волосы, падающие на воротник. Это был типичный бывший борец или спасатель из тех, которых Майлз таскал с собой, отчасти как телохранителей, отчасти как любовников, если не подворачивалось ничего получше.
– И это вся твоя охрана? – спросил Джонатан, возвращаясь к виски.
– Девейн очень силен, Джонатан. Он был чемпионом мира.
– Все они были чемпионами мира.
– Если Девейн действует тебе на нервы, я его отошлю.
– Он на меня не производит особо угрожающего впечатления.
– На это не надейся. Ему очень хорошо платят, и он мне полностью предан. – Майлз показал свои великолепные зубы в кинематографической улыбке и при этом водил остатками льда по кругу, по стенкам бокала, соломинкой. Потом он неуверенно, словно приноравливаясь, начал: – Тебя, наверное, удивляет, что я искал тебя и нашел, а не стал дожидаться, пока в один прекрасный день ты ко мне не подойдешь поближе и не избавишь от бремени существования.
– Твой подбор слов дает ответ на все вопросы, которые могли бы у меня возникнуть.
– Да, я устал чувствовать холод под ложечкой всякий раз, как завижу кого-нибудь, похожего на тебя. – Он улыбнулся. – Ты не представляешь себе, как губительно это сказывается на моей хваленой выдержке.
– Скоро все кончится.
– Так или иначе. И я думаю, что у меня хорошие шансы на сделку.
– И не подумаю.
– Даже не любопытно?
– Только в одном смысле. Как ты узнал, что я здесь?
– Помнишь, мы еще говаривали: цировские тайны отличаются от общеизвестного лишь тем, что общеизвестное...
