Вместе с Россией - Иванов Егор (книга жизни TXT) 📗
Долго, пока мог видеть, кайзер не отводил взора от стройной линии боевых кораблей Флота открытого моря, его любимого детища и честолюбивой надежды.
Волнение не оставляло императора все три недели, проведенные им на борту яхты в норвежских фиордах. Оно выливалось в резолюциях, которыми кайзер испещрял поля телефонных докладов, поступавших к нему с Вильгельмштрассе.
…Мирно синеет вода в фиорде. В ее глади отражаются скалы и сосны на них. Редкие белые облака проплывают над горами и морем. На берегу — домики, крашенные охрой, с белыми оконными переплетами и дверями, пузатые парусники рыбаков у причалов, белая строгая церковь. Это мирная Норвегия…
На письменный стол перед кайзером флаг-офицер кладет доклад германского посланника в Вене. Старый дипломат начал его словами: «Я пользуюсь каждым удобным случаем, чтобы спокойно, но настойчиво и серьезно предостерегать от необдуманных шагов…»
В бешенстве дернулся в кресле Вильгельм. Его рука, вспарывая стальным пером бумагу, чертит: «Кто его на это уполномочил? Это глупо! Это вовсе не его дело!.. Если дела потом пойдут неладно, будут говорить, что Германия не захотела! Пусть Чиршки изволит бросить эти глупости. С сербами нужно покончить, и чем скорее, тем лучше».
Пейзаж, дышащий миром, звон колокола сельской церковки, призывающий прихожан на молитву, не смягчали горевшее огнем войны сердце кайзера…
Флаг-офицер подает императору сообщение из Вены о предполагавшемся предъявлении Сербии чрезвычайно тяжелых, почти невыполнимых требований, сформулированных так, чтобы их нельзя было принять. Но шифровка заканчивалась словами: «Если сербы согласятся выполнить все предъявляемые требования, то такой исход будет крайне не по душе графу Берхтольду, и он раздумывает над тем, какие еще поставить условия, которые оказались бы для Сербии совершенно неприемлемыми».
Вильгельм возмущен малодушным предположением. Он пишет на полях: «Очистить Санджак! Тогда сразу произойдет свалка! Австрия немедленно должна вернуть его себе, чтобы предотвратить возможность объединения Сербии с Черногорией и отрезать сербов от моря!»
…Император получает сообщение, что премьер одной из двух частей Австро-Венгрии — граф Тисса — призывает к сдержанности и осторожности. Кайзер мгновенно взрывается резолюцией: «Это по отношению к убийцам-то? После того, что случилось? Бессмыслица!» Чуть ниже приписывает: «Я против военных советов и совещаний. В них всегда одерживает верх трусливое большинство». Телеграф уносит его резолюции послам и министрам для сведения и руководства к действию…
«Гогенцоллерн» разводит пары, поднимается все севернее, почти до мыса Нордкап. Природа становится суровее, погода — прохладнее. Кайзера не могут развлечь удовольствия, приносившие ему отдохновение еще год назад — беседы о живописи и архитектуре, чтение книг и пасьянс.
Флаг-офицер докладывает императору одно из лицемерных писем лорда Грея, полное миролюбивых фраз и неисполнимых предложений. Вильгельм пишет на нем:
«Как я могу решиться успокаивать австрийцев! Негодяи (сербы) агитировали за убийство, их необходимо согнуть в бараний рог… Это возмутительное британское нахальство!.. Я не считаю себя вправе, подобно Грею, давать его императорскому величеству Францу-Иосифу указания, как ему защищать свою честь. Грею это нужно объяснить ясно и определенно; пусть он видит, что я не щучу. Сербия — разбойничья шайка, которую нужно наказать за убийство! Я не стану вмешиваться ни в какие дела, подлежащие разрешению императора. Это чисто британские взгляды и манера снисходительно давать указания. С этим нужно покончить! Император Вильгельм».
Наступает 20 июля. Начальник морского кабинета адмирал Мюллер получает указание кайзера доверительно сообщить директорам крупных германских судоходных компаний о возможности военных осложнений и о необходимости вывода в связи с этим всех германских торговых судов из будущих вражеских портов, дабы противник не захватил их в качестве призов. Еще только 20 июля!
В эти же дни он отдает приказ о скрытном проведении мобилизационных мероприятий, в том числе и о возвращении Флота открытого моря с учений. Канцлер Бетман делает попытку по телеграфу предостеречь императора, но получает ответ: «Неслыханное предложение! Прямо невероятное!.. Штатский канцлер до сих пор не оценил положение!»
На следующий день Бетман вновь хлопочет против слишком поспешной мобилизации, настаивает на сохранении спокойствия. «Спокойствие — это долг мирных граждан! — отвечает ему Вильгельм. — Спокойная мобилизация — вот так новое изобретение!»
На «Гогенцоллерн» поступает сообщение из Вены. В нем до сведения императора доводится, что Берхтольд заверил русского посланника в отсутствии всяких завоевательных планов и вообще говорил с ним в примирительном тоне. Вильгельм делает на полях пометку:
«Совершенно излишне! Создает впечатление слабости… Этого нужно избегать по отношению к России. У Австрии есть достаточные основания. Теперь нечего ставить на обсуждение уже сделанные шаги… Осел! Необходимо, чтобы Австрия забрала Санджак, а то сербы доберутся до Адриатики!.. Сербия не государство в европейском смысле, а разбойничья шайка!»
…Большими шагами меряет кайзер тиковую палубу «Гогенцоллерна». Он даже не может спать после обеда. Офицеры яхты и миноносцев по очереди делают ему доклады о выдающихся морских сражениях. При этом особенно важным считается так препарировать историю, чтобы британский флот во всех случаях демонстрировал свои недостатки. Только это немного успокаивает императора, и он спокойно отходит ко сну…
Наконец терпение его иссякло, он приказывает взять курс на Вильгельмсгафен. Повелитель возвращается в свою столицу, чтобы из берлинского Шлосса руководить последними приготовлениями к давно взлелеянной им войне.
Главное, что Вильгельм решил осуществить в эти ответственные дни, — обмениваться с Николаем такими телеграммами, которые усыпили бы бдительность российского родственничка и как можно далее оттянули мобилизацию русской армии. Еще лучше, если эта мобилизация начнется, когда германская армия будет уже полностью отмобилизованной и начнет свои военные действия — так думал великий Гогенцоллерн.
23. Потсдам, июль 1914 года
Вильгельм совершал утренний моцион верхом по парку Сансуси. Крупной рысью шел любимый копь Солдат. Чуть сзади императора держался принц Генрих Прусский, только что вернувшийся из Англии, где он встречался с королем Георгом V. Принц Генрих не успел выспаться с дороги, как его поднял адъютант императора и предложил сопровождать державного брата на прогулке. Теперь он трясся в седле, хотя не любил верховую езду, а обожал автомобили. Он знал, что Вильгельм с нетерпением ждет его отчета о поездке в Англию, что от его доклада, вероятно, зависит, быта большой войне сейчас или Германии следует подождать, пока Англия сама не сцепится с Россией из-за Персии и Туркестана.
«Сколько он еще будет так мчаться? — думал Генрих. — Ведь не станешь самые конфиденциальные вещи выкрикивать на скаку…» Утро было жарким, принц Генрих быстро утомился. Адъютанты обоих братьев держались чуть поодаль.
Наконец они подъехали к картинной галерее и, спасаясь от солнца, вошли внутрь. Кайзер обожал живопись. Но он слышал, что среди современных художников нет никого, кто хотя бы приближался к старым мастерам. Поэтому, когда он хотел отдохнуть или умерить свое волнение, вызванное политическими врагами — внешними или внутренними, — всегда обращался к коллекции, собранной его предками — королями и курфюрстами.
Все эти дни он был на пределе. Даже путешествие на «Гогенцоллерне» в норвежские фиорды на этот раз не принесло никакого успокоения, хотя кайзер надеялся, что северная природа ниспошлет ему трезвую голову и холодный разум.
Сегодня из-за волнения Вильгельм не мог принять доклад принца Генриха о его пребывании в Англии у себя в кабинете и решил поговорить с ним здесь, в картинной галерее, среди полотен великих мастеров. Под золочеными сводами галереи за зашторенными окнами было прохладно. Мраморный пол из бело-коричневых плит также отдавал холодком. Служители плотно затворили двери за вошедшими, и под сводами раздались гулкие шаги четырех человек. Адъютанты, как и раньше, держались позади шагах в пятнадцати.
