Идеальная мишень - Абдуллаев Чингиз Акифович (первая книга .TXT) 📗
– Я даю вам направление в онкологический центр, – проговорил наконец врач. – Уберите вашу руку. Я напишу направление.
Я медленно убираю руку. Случилось то, чего я боялся больше всего на свете. Отец умер от этой страшной болезни. И тоже в относительно молодом возрасте. Мне только сорок девять.
– Вы не ошиблись? – спрашиваю я только для того, чтобы нарушить гнетущее молчание.
– Вам нужно провериться, – уже сердито сказал он, дописывая направление, – и послушайтесь моего совета – ложитесь в больницу.
Я киваю ему, лихорадочно соображая, что же мне делать. Сбережений не так много, кроме квартиры и машины, нет ничего ценного. Если понадобится операция, я не смогу найти денег. А продавать квартиру не стану ни за что. Мать и Илзе будут жить в этой квартире даже после моей смерти. Она досталась мне так непросто. К этому времени я наконец получил российское гражданство. Хотя должен был получить его почти автоматически. Ведь я родился в России, в Сибири, и место рождения зафиксировано в моем паспорте. Но к прибалтам в России отношение настороженное. Я их не виню. Зная, что сорок процентов населения Латвии, которые жили в Риге до августа девяносто первого года, до сих пор не имеют латвийского гражданства, на некоторые вещи смотришь совсем по-другому.
Я возвращался домой в крайне подавленном настроении. Врач выдал мне мои рентгеновские снимки и приказал передать их в центр. Он даже написал – кому. Уже у дома я решил узнать все побыстрее. Развернул машину и поехал в онкологический центр. Нашел там врача, к которому меня направляли, и сказал ему, протягивая снимки:
– Это снимки моего брата, доктор. Я бы хотел, чтобы вы посмотрели. Брат придет завтра сдавать анализы.
Это был пожилой врач, какой-то весь помятый жизнью, в мятом халате, шапочке, съехавшей набок. Потом я узнал, что в этот день он принял два десятка больных. Конечно, все реакции у него притупились. Если бы я приехал утром, он никогда не допустил бы такой ошибки. Взяв снимки, он машинально поднес их к свету и тут же вернул.
– Сколько лет вашему брату?
– Пятьдесят.
– Жаль, – сказал он, – впрочем, привозите его к нам. Химиотерапия здесь уже бессильна. Только оперативное лечение, вплоть до удаления легкого.
– Все так серьезно? – выдавил я из себя.
– Очень. У вашего родственника запущенная форма. Поражено легкое. Сильно поражено. Уже есть метастазы.
Впервые в жизни я напился до одурения. И в угаре готов был покончить с собой. Все казалось мне таким несправедливым. Зачем мне такая неустроенная жизнь? Вспомнились наши страдания в Сибири, ранняя смерть отца, мой непонятный выбор будущей профессии, мои мучения в Африке, разрыв с Вилмой, болезни матери, распад Союза, измена Вилмы, увольнение, бегство из Латвии, убийство Федора. И еще – плевок старухи... Честно говоря, нужно было удивляться не запущенной форме болезни, а тому, как долго я сопротивлялся. Дома я ничего не сказал. Думал, что смогу сам решить свои проблемы. Все пытался оттянуть решение.
Это было в конце июля. А семнадцатого августа разразился кризис, которого никто не ждал. Доллар за несколько дней подскочил в три раза. Все подорожало. И в сентябре закрылась фирма, где я работал. Тут уже не до операции. И вообще я больше стал думать о будущем Илзе, чем о своей собственной жизни.
Кажется, понятно теперь, почему меня смешило обещание моего амстердамского доброхота спасти меня? Я смертник. И не только потому, что согласился стать мишенью. Может быть, с убийцами я бы еще справился. Но с болезнью, которая гложет меня изнутри, не совладаю. Месяцем раньше, месяцем позже. Что изменится? Именно на это и рассчитывал Кочиевский, когда делал мне свое предложение.
...Пять человек. Пять человек, которым я должен нанести визит. Визит в сопровождении ангелов смерти, которых послали следить за мной. И я обязан все время помнить об их интересах. Но делать вид, что даже не подозреваю об их присутствии. Дурацкая затея полковника Кочиевского.
Первый из пятерых живет в Хайзене. Это совсем недалеко от Амстердама. Говорят, полтора часа езды. Конечно, лучше взять такси, но не на такой случай. Я заказал для себя машину для поездки. Адрес у меня уже есть. Надеюсь, что он окажется точным.
Закончив завтракать, я встаю, чтобы отправиться в холл. Широкомордый кивает. Сидящий напротив него человек, тот, кого я про себя назвал Мертвец, поднимается и идет следом за мной. Игра в прятки с заранее известным результатом. Впрочем, черт с ними. Мне нужно дотянуть до конца поисков и получить свои деньги. Каждый лишний день, который я проживу на этом свете, прибавит денег моим близким в Москве. Если, конечно, Кочиевский не обманет. Но обмануть себя я не дам. Буду звонить каждый вечер в банк, узнавая об этих деньгах. Пусть только попробуют меня обмануть. Деньги для моих близких – это единственная причина, по которой я согласился на эту чудовищную «экскурсию». Наверняка зная, что она будет последней в моей жизни. Даже при идеальном стечении обстоятельств повезти мне не может. Я могу вернуться домой уже смертельно больным и умереть на руках матери и дочери. Не знаю, может, действительно лучше, чтобы меня убили? Мне казалось, что приговоренный человек бывает более отчаянным, зная, что ничего хуже смерти с ним не случится. Но оказывается, что все это вранье: приговоренный чувствует лишь апатию, он психически готов примириться с неотвратимостью гибели и поэтому постоянно пребывает в подавленном настроении.
Теперь я знаю, почему не сопротивляются смертники, которых ведут на казнь. Настоящая храбрость – это не безумие и не отчаяние смертника. Настоящая храбрость – всегда преодоление страха и вызов смерти. Кураж, который необходим мужчине. Впрочем, мне всегда не хватало этого куража. Мы, прибалты, наверное, слишком флегматичны. Нам не хватает эмоциональности. Но в любом случае я начал игру в прятки со смертью. И не могу знать, чем она закончится.
В Хайзен я выехал через полчаса на «Ситроене», который ждал меня у отеля. Следом за мной тут же ринулся темно-зеленый «Фольксваген». Я мог даже не смотреть, кто сидит в салоне, – оба типа, которые завтракали со мной в «Гранд-отеле». Это первый акт нашей драмы. Будем считать, что случай в самолете был всего лишь прелюдией...
За несколько дней до начала
Москва. 5 апреля
На часах было около восьми часов вечера. Галина Сиренко, отказавшись от чая, выпила чашечку кофе и уселась смотреть телевизор. Дронго читал газету, когда ему позвонил Лукин.
– Я установил, где находится абонент Артемьева, – сообщил Захар, – сказать по телефону или приехать?
– Приезжай. Только не поднимайся наверх, я спущусь к тебе, и мы побеседуем в автомобиле.
– Что-нибудь случилось? – спросила Галина, отрываясь от телевизора.
– Мой помощник установил, кто звонил Артемьеву.
– А почему вы не хотите, чтобы он поднялся сюда? – спросила она. – Вы мне не доверяете?
– Доверяю. Но не хочу подвергать вас лишним испытаниям. В тех дурацких играх, в которые я играю, бывают потери с обеих сторон. Вас могут захватить и потребовать, чтобы вы назвали имя моего помощника. И тогда у вас будет возможность сказать, что вы его не знаете.
– И вы думаете, что я так просто выложу им все, что знаю? – с недоумением спросила Галина.
– Не думаю. Но обязан предполагать самое худшее. Кстати, вы напрасно думаете, что я только вас оберегаю таким образом. Ведь он тоже не знает, кто именно вытащил меня из сегодняшней передряги. Вы не допускаете мысль, что захватить могут его, и тогда он провалит вас?
– У вас железная логика, – улыбнулась Галина, – мне говорили, что вы супераналитик. Но почему у вас такая странная кличка... Почему вы не любите, когда вас называют по имени-отчеству?
– В таком случае число желающих убрать меня вырастет на порядок, – пояснил Дронго, – даже сейчас мои противники довольно легко вычисляют, где я живу в Москве. А тогда будут просто находить по справочному бюро. Согласитесь, что это излишняя роскошь для моих противников.