Лучшие годы жизни (СИ) - Ветер Андрей (книги онлайн полностью TXT) 📗
Однажды, приехав в Мадрид, он сказал Старику:
– Я подготовил хорошую книгу о корриде.
– О корриде?
– Называется «Торжественная смерть». О корриде и обо всём, что вокруг неё.
– Любопытно, – на губах резидента появилась едва заметная улыбка, но он тут же погасил её и свёл брови. – Вижу, вы время своё используете на все сто процентов, Юрий Николаевич.
– Для «Поколения-7» этот материал великоват. Там можно только фрагменты напечатать. Я хотел просить вас о содействии. Хорошо бы эту книгу опубликовать целиком побыстрее. А я бы смог предложить её здесь для издания на испанском языке.
– Думаете, это пошло бы нам на пользу?
– Уверен. Я уже заработал себе имя, оно хорошо известно в России.
– Знаю.
– Пора перекинуть эту известность и сюда. Давайте я оставлю вам текст, а вы поглядите и решите сами. Я думаю, что моё положение здесь заметно укрепилось бы после презентации этой книги в Испании. Для испанцев я специально сделал бы кое-какие добавки, упомянул бы некоторые имена, тонко помазал бы их мёдом.
– Оставляйте текст, Юрий Николаевич, я почитаю…
Через три месяца книга вышла в Москве. Обложка была мягкой, бумага – жёлтой, тираж – более чем скромный, всего тысяча экземпляров. Но всё-таки книга получила жизнь. За перевод её на испанский язык Полётов взялся сам, а когда всё было готово, то пошёл с испанским вариантом «Торжественной смерти» к Отеро Де Сильве в «Финансьяль», с которым у Юрия успели сложиться тёплые отношения. Во время их первой встречи, произошедшей более года назад, когда Полётов по указанию Старика передал Де Сильве банку с растворимым кофе, где лежали деньги за какую-то выполненную работу, Юрий повёл себя так, чтобы у Де Сильвы создалось впечатление, будто его, Полётова, использовали «втёмную» просто для передачи кофейной банки. Поэтому в дальнейшем между Полётовым и Де Сильвой установились профессиональные журналистские контакты, как это нередко бывает у журналистов, постепенно переросшие в товарищеские. Юрий охотно участвовал в работе «Финансьяля», используя каждую поездку с Отеро по Испании для расширения своих знакомств. Он чувствовал, что Де Сильва хотел перестраховаться – работавший в его газете русский журналист мог легко объяснить и некоторые другие знакомства с русскими людьми, которые могли вдруг показаться испанским спецслужбам подозрительными.
– Я попытаюсь найти денег на твою книгу, – сказал Отеро, взвешивая на ладони русское издание «Торжественной смерти». – Где перевод?
Полётов протянул редактору дискету:
– Хочу надеяться, что ты проглотишь это одним махом. Для испанцев «Торжественная смерть» будет полной неожиданностью. Поверь, Отеро, я не хвалюсь, просто я умею оценивать себя объективно.
– Я знаю твой стиль, Юрий, мне нравятся твои статьи. А тут, как я понимаю, у тебя взгляд изнутри на корриду и на весь бизнес, крутящийся вокруг этого действа. Вдобавок, это взгляд иностранца. Я ещё не читал, но мне уже любопытно. Я прямо вижу подзаголовок: «Самый острый русский журналист рассуждает о самом испанском зрелище». Да, интересно…
Юрий быстро и легко обрастал знакомствами. В любой компании он сразу становился «гвоздём программы», привлекал к себе всеобщее внимание, рассказывая о России и об Испании то, чего не знал никто. Иногда ему приходилось сочинять на ходу, но он делал это с таким искусством художника, что заподозрить его в фальсификации фактов не смог бы никто из профессионалов, участвовавших в беседе. Полётов легко вписывался в компанию, органично вливался в любой коллектив, практически всегда незаметно переходил с диалога на монолог, завладевая интересом собеседников и проявляя свой искренний, но неназойливый и очень человечный интерес к их личностям. Юрий умел затронуть в людях именно те струнки, которые пробуждали в них желание раскрываться.
– Знаете, мой друг, – признался ему Алонсо Гонсалес, один из высокопоставленных правительственных чиновников, – я бы хотел, чтобы вы были моим психоаналитиком. Мне хочется с вами откровенничать. Я никогда не думал, что во мне есть это качество. Я всегда был скрытным, кстати, из-за этого я сильно страдал, ведь замкнутость делает нас чёрствыми, лишает нас радости… Все эти бесконечные заседания, решения, которые чёрт знает кому нужны… Даже не могу понять, чем мы все занимаемся, а уж тем более не могу уяснить, зачем мне надо всё это! Политика! Нет ничего более омерзительного! Нет ничего более надёжного, чтобы убить в человеке человека! Но вы, мой друг, открыли во мне живительный родник!
– Вы мне льстите, сеньор Гонсалес, – Юрий тепло улыбался в ответ.
– Нет, нет! Я рад и горд знакомству с вами, мой друг, – Гонсалес покачал головой, и густые седые волосы ссыпались ему на глаза. – Вы как-то чудодейственно повлияли на меня. Я хочу теперь ощущать жизнь. Хочу не просто жрать, а наслаждаться едой. Не просто заниматься сексом, а любить! Я намерен знакомить вас со всеми моими друзьями, буду звать вас всюду, если вы, конечно, не откажете мне. Я хочу, чтобы вы оживили моих знакомых.
– Боюсь, что на всех у меня не хватит сил, – Юрий скромно потупил взор. – Я ведь всего лишь журналист. Я умею интересно рассказывать, но ничего более…
– Вы себя недооцениваете, – Гонсалес похлопал Юрия по слечу, вкладывая в этот жест свою признательность. – Поверьте человеку, который повидал жизнь…
Раз в неделю Юрий старался наведываться в «Клаусуру», хотя иногда поездки по Испании не позволяли ему появиться в клубе. Постоянные члены «Клаусуры» прекрасно знали Полётова, и с удовольствием представляли его гостям, пришедшим по приглашению кто-нибудь из членов клуба. Юрий сделался своего рода неповторимой особенностью клуба, которой было приятно прихвастнуть.
– Юрий, правда ли, что вскоре выйдет ваша книга о корриде? – обратилась к нему Амаранта Монторья, женщина лет сорока, которую только что представили Полётову.
– Да.
– Очень любопытно почитать. Я наслышана о ваших нестандартных взглядах…
– Забавно слышать такое словосочетание, – улыбнулся он.
– Какое? – Амаранта прищурила глаза, неотрывно глядя на Юрия.
– «Нестандартные взгляды». Мне представлялось, что Испания – сама по себе страна нестандартная, так что тут привычны к разным взглядам.
– Вы находите? Ну а я? Как я вам кажусь? Нестандартной? – в голосе Амаранты послышался вызов, который женщина бросает мужчине, чтобы привлечь к себе его внимание.
– О, сеньора! Такая яркая женщина как вы не может быть заурядной личностью, а любая незаурядная личность не может быть стандартной. Стандарт – это штамповка, однообразность, разве не так?
– Конечно, – улыбнулась женщина и, поведя густыми бровями, печально опустила уголки губ. – Раз вы считаете меня такой… Однако вы всё же не можете себе представить, насколько неинтересна у меня жизнь.
– Почему же, сеньора? – с участием спросил Юрий. – Чем же плоха ваша жизнь?
– Мой муж – сухарь. Настоящий сухарь и даже хуже. Он и книг-то не читает, его интересуют исключительно дела. Он работает в министерстве юстиции. Можете легко представить, насколько скучно жить с таким сухарём. Если бы не сеньор Альтавас, то я бы давно сошла с ума от скуки…
– Думаю, что вы сгущаете краски, сеньора…
– Называйте меня просто Амаранта, – попросила она, слегка качнувшись вперёд и приложив свою пухлую ручку к груди Юрия.
– С удовольствием, Амаранта…
– Скажите, Юрий, а вы вправду считаете, что у Испании и России схожие судьбы? – это остановился возле него Августин Альтавас, советник одного из сенаторов, мужчина средних лет, элегантный, с задиристым взглядом. – Я слышал краем уха в прошлый раз вашу беседу с бароном Хименесом.
– Ну, это нечто вроде моих теоретических изысканий. Ничего серьёзного.
– Поделитесь, Юрий, мне крайне любопытно. Что же в наших странах есть общего?
– Да, очень интересно, – вставила своё слово Амаранта.
– Скорее схожего, чем общего, – уточнил Полётов.
– Пусть схожего, – кивнул Альтавас.
– Впрочем, было и общее. Например, граница.
