Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Другов Александр (книги онлайн без регистрации .TXT, .FB2) 📗
Выскочив на улицу, торопливо бегу к консьержке, которая по-прежнему ждет у окна. Удивительно терпеливая женщина, видимо, ее жизнь не слишком богата событиями. Хотелось бы надеяться, что у нее и с памятью все в порядке. Задыхаясь от волнения и держась за сердце, достаточно раздельно говорю:
— Скорее, вызовите скорую помощь. Там несчастье с мсье Габриэлем. По-моему, он умер. Ударился головой. Я пытался помочь, но ничего не смог сделать. Скоро они могут приехать? У нас, в Америке, скорая помощь приезжает через несколько минут.
И после того как перепуганная консьержка сделала несколько всполошенных кругов по своей узкой комнатке и метнулась к телефону, я быстрым шагом иду в сторону метро.
Последние события привели меня в состояние напряженного ожидания неприятностей. Теперь, каждый раз выходя на улицу, ощущаю легкую дрожь. И дверь в номере на ночь запираю тщательней обычного. Интересно, если мне так нехорошо, то какие же ощущения испытывают нелегалы? Чтобы не сойти с ума при такой работе, нужно иметь либо притупленное чувство опасности, либо заранее, на годы вперед смириться с самым худшим. Теоретически, конечно, еще можно допустить наличие людей со стальными нервами. Но в своем нынешнем состоянии я в такое категорически не могу поверить.
Сидящий рядом со мной в машине Горелов, наоборот, мрачно-спокоен. Мимо нас проходят трое жандармов в камуфлированных комбинезонах, беретах и с автоматами на плече. Горелов неожиданно хмыкает.
— Вон видишь, жандармы пошли? Недавно после взрывов в метро в Париж ввели ешс и части иностранного легиона.
— Наемников?
— Именно. Среди них немало русских. В основном офицеры и прапорщики, которые прошли Афганистан и Чечню. Очень скоро в парижских газетах появились статьи о том, что патрули иностранного легиона нарушают права человека. Дело в том, что наши ребята не особенно обременяли себя процессуальными деталями. В переходах и на станциях метро они мгновенно укладывали подозрительных пассажиров липом вниз и обыскивали. В первую же неделю они конфисковали массу наркотиков и оружия. По поскольку большинство из тех, кто попал в руки русских легионеров, были арабы и негры, журналисты стали писать о нарушении прав национальных меньшинств. И в общем-то справедливо, хотя парижане немало терпят от грабежей в метро, особенно в длинных подземных переходах. Поэтому многие из них молчаливо одобряли жесткие манеры легионеров. Но так или иначе, очень скоро иностранный легион вывели из Парижа, и остались только патрули жандармерии и армии.
Поглядывая в окно, Владимир Николаевич неторопливо переходит к делу:
— Мы по своим каналам навели справки: Габриэль умер от сильнодействующего препарата, вызывающего паралич сердечной мышцы. Врачи, правда, до конца не уверены. Но если это так, то убрали его, скорее всего, из-за бумаг, которые у него оставил или мог оставить Лоран.
— Понятно, этот ход нам закрыли. Пойдем дальше — кто такой Ковальски?
Владимир Николаевич хмыкает:
— Мы получили из Москвы ответ на запрос. Ковальски — наш коллега из-за океана, весьма опытный. Работал по восточноевропейским странам, три года пробыл под крышей посольства в России.
— Странная фамилия. Он что, поляк?
Горелов кивает:
— Да, его родители выехали из Польши в конце войны. Отец был офицером, воевал в Армии Крановой. Умер в конце шестидесятых.
— Могу представить, как он любит русских.
Покивав, Горелов жестом отказывается от предложенной сигареты и продолжает:
— Точный пост Ковальски в настоящее время неизвестен. Специализировался он в области технической разведки. Его фотография у Лорана скорее всего означает, что действительно речь идет о какой-то операции, связанной с наукой или техникой. Вероятно, о чем упоминал и сам Лоран, с космосом. Но пока нам это мало что дает.
— Полный тупик.
Горелов повернулся ко мне:
— Ты удивишься, но это не так. Пришла информация из Москвы. Гутманис, которого считали погибшим, на самом деле жив, и участвует в нашем космическом проекте «Гермес». Покупает и перепродает места на первых запусках. Со стороны российских партнеров к нему претензий нет.
Вот это новость! Эта информация здорово поможет нам продвинуться вперед. Если мы к ней получим еще кое-какие данные.
— Чудесно, Владимир Николаевич. Будем исходить из того, что Лоран имел в виду Гутманиса. Тогда мы теперь знаем, о каком проекте идет речь и кто составляет для этого проекта угрозу. Только не знаем, в чем заключается.
Кивнув, Горелов подводит итог:
— Единственный, с кем из знакомых Гутманиса мы можем реально работать, — Бортновский. И ведь именно с помощью него кто-то начал тебя разыскивать. Все складывается один к одному: надо действовать через Бортновского.
Согласившись с предложением Горелова разрабатывать Бортновского, я умолчал еще об одном: прежде мне следовало выяснить, кто именно с помощью этого самого Бортновского пытался меня найти. Умолчал по той простой причине, что тема того не заслуживала. Для убийства человека так открыто не разыскивают — но втолковать это Горелову было бы просто невозможно. Уже потеряв сотрудника и агента, на этот раз он точно снарядил бы взвод сопровождающих для моего прикрытия, а это могло только помешать.
Сразу после встречи с Гореловым еду в гостиницу. Никаких дел у меня там нет, но это единственное место, где меня можно найти и где поэтому меня наверняка ждут.
Как и следовало ожидать, неподалеку от входа в «Блэкстон» стоит черный «ситроен». Скучающий в машине молодой человек оживляется при виде меня и принимается набирать номер на мобильном телефоне.
Перебросившись парой фраз с Надин, поднимаюсь к себе в номер. Выкурив сигарету, смотрю на часы. Прошло восемь минут. Соглядатай в машине уже сообщил о моем возвращении в гостиницу. Если он вызывал подкрепление, оно прибудет с минуту на минуту. Выжидаю еще пять минут, неторопливо спускаюсь вниз и выхожу на улицу.
Мое появление вызывает суету в уже известной машине. Водитель включает двигатель, медленно трогается с места. Потом резко тормозит и пропускает появившийся из-за угла светло-серый «мерседес». Если я правильно понимаю ситуацию, он передал меня с рук на руки.
Неторопливо шагаю в сторону бульвара Клиши. Изредка останавливаюсь, чтобы рассмотреть витрины магазинов. Покупаю свежие газеты. Все это время «мерседес» медленно тянется следом. Не доходя до плошади, захожу в ресторан с красным бегемотом на окне. Заказав жареную рыбу и потягивая охлажденное белое вино, я возвращаюсь к размышлениям по поводу Бортновского. Возвращаюсь в той степени, в какой способен отвлечься от мыслей о тех, кто последние часы так активно интересовался моей персоной. Вот, кстати, и они.
В ресторане появляются двое молодых людей плотного телосложения. Подскочившая официантка жестом предлагает им следовать за ней. Но молодые люди отрицательно качают головами и показывают на свободные места за моим столиком. Они явно хотят быть поближе ко мне, может быть, даже поговорить о чем-нибудь.
Как раз общаться с ними мне хочется меньше всего. Но деваться некуда, и я обреченно смотрю, как эти двое пробираются к моему столику. Усевшись, они делают отрицательный жест в сторону официантки, и она разочарованно поджав губы, исчезает.
Молодые люди настроены решительно. Едва присев, один из них тут же осведомляется по-русски:
— Господин Соловьев?
— Да. Мы знакомы?
— Вы с нами — нет. Мы с вами — да. Мы просим вас как можно быстрее покинуть Париж. Скажем, завтра.
Визитеры одеты неприметно, как многие парижские конторские служащие. Никаких цепочек и браслетов, часы на ремешках. Волосы не длинные и не короткие. В общем и целом, вменяемые и относительно образованные люди. Разве что несколько крупнее среднего размера. Правда, создается впечатление, что кто-то велел этому парню выучить его речь заранее, чтобы он не брякнул чего лишнего.
Тем временем, обращенное ко мне выступление завершается, и я улавливаю последнюю фразу:
