Засада - Гамильтон Дональд (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .TXT) 📗

Она сделала свой ход. Теперь настала моя очередь. Я смотрел на нее, дожидаясь, пока инструменты закончат проигрыш какой-то замысловато оркестрованной интерлюдии и зазвучит основной мотив.

— Die Fahne hoch, — заговорил я, стараясь проговаривать слова в такт. Die Reichen fest geschlossen? SA marchiert mit ruhig festen Schritt… — Я подумал, что акцент у меня не слишком ужасный. Я заглянул ей в глаза и как ни в чем не бывало продолжал: — Это по-немецки, мисс Смит. Что означает: “Под развевающимися знаменами СА маршируют мерным строем”.

са означает “Sturmabteilung”. В англоязычных странах их назвали “штурмовиками”.

Она не сводила с меня глаз. Тут вступили трубы и барабаны. Она ждала. Снова зазвучала тема — ясная и тревожная. По крайней мере, когда-то, было время, эта мелодия причиняла мне немалое беспокойство, — вот и сейчас она заставила меня встревожиться. Это все равно как если бы ядовитая змея вдруг ожила после того, как ей отрубили голову.

Кэтрин Смит тихонько подпевала. Она пропустила несколько тактов, ее правильное контральто подхватило мелодию и финальные строчки: “...es schaut auf Hakenkreuz voll Hoffnung schon Millionen. Der Tag fur Freheit und fur Brot bricht an!”

Песня резко оборвалась. Она протянула руку и, не глядя, выключила проигрыватель. Ее огромные голубые глаза изучающе смотрели на меня.

— Hakenkreuz значит свастика, — произнесла она мягко.

— Я знаю. Мне хотелось бы надеяться, что я делаю все правильно.

В комнате наступила давящая тишина.

— Свобода и хлеб, — пробормотала она. — Много времени прошло с той великой поры. Генри Эванс. Очень много. Но, может быть, это время вернется?

Глава 11

Честно говоря, это было не совсем то, чего я ожидал. Услышав впервые эту музыку и увидев паническое бегство мистера Хеда, я решил, что музыка была своего рода угрозой, обещанием мести, а возможно, предупреждением о неминуемом возмездии. Да ведь он, похоже, именно так ее и воспринимал.

И я сделал поспешные выводы относительно прошлого Хеда — ведь, в конце концов, “Хед” (т. е. “голова”) по-немецки “Korf”, а очень немало славных тевтонских фамилий оканчиваются на этот слог. Я даже позволил себе немного пофантазировать: мол, мисс Кэтрин Смит заставляет его выслушивать старый нацистский гимн, чтобы довести до ручки. Я и предположить не мог, что она-то и является обожательницей герра Гитлера. Что ж, никогда нельзя делать обобщения на основании скудных улик. Я клюнул на ее приманку — и вот чем все закончилось.

Я подошел к полке с пластинками, взял пустой конверт. На первый взгляд конверт был фабричного производства, украшенный глянцевым фотомонтажом: марширующие солдаты в различных мундирах. Правда, фирма грамзаписи была мне неизвестна. Пластинка называлась “Музыка, под которую умирали”. В сборник были включены “Марсельеза”, “Янки-дудль”, “Дикси” и несколько национальных гимнов. И еще “Интернационал” и “Хорст Вессель”. Неплохая подборка, подумал я — Не хуже моего опросника.

До моего слуха донесся ее голос.

— Хватит играть в игры, мистер Эванс. Что вам надо?

Я обернулся. Хороший вопрос. Хотел бы я сам дать на него убедительный ответ. Но, не имея оного и точно не зная, чего от меня ждут, я стал изворачиваться.

— Вы же сами меня пригласили зайти, мисс Смит, — сказал я, постучав по конверту.

— Кто вы?

— А вы? И почему вы не даете соседям спать по ночам, запуская на всю округу военные марши реакционного содержания?

— Соседи? — промурлыкала она. — А разве соседи жаловались, мистер Эванс? Может быть, сосед по имени Хед?

— Возможно, — ответил я, недоумевая, сколько еще смогу вилять.

— Вам? — Она пристально смотрела на меня. — В таком случае вы, должно быть, очень влиятельный человек, мистер Эванс. Коль скоро соседи могут жаловаться вам по поводу незначительных бытовых неудобств — в надежде, что вы им поможете от них избавиться.

Щелкнув пальцем по конверту “Музыка, под которую умирали”, я ответил:

— Я бы не сказал, что это незначительное бытовое неудобство. У вас возникли бы неприятности, узнай кто-нибудь из ваших соседей эту песню.

Я все еще не сбился с роли, и, похоже, она ожидала от меня именно такой реакции. У нее быстро нашелся ответ:

— Ох уж эти американцы! Они не почешутся, чтобы получше узнать своего врага. Они слишком трусливы: как бы их друзья не подумали, что они ведут подрывную деятельность! Они громко рассуждают о коммунизме, но многие ли из них способны напеть “Интернационал”? Они опасливо клянут нацизм и фашизм, но ведь ни один из тысячи не узнает “Хорста Весселя”.

— И все-таки это большой риск. — Я решил, что могу немного раскрыться, и продолжал: — Мне кажется, вам лучше не ставить эту пластинку.

— Это угроза, мистер Эванс? — Она шагнула ко мне и взяла у меня конверт, потом отвернулась, сняла пластинку и, сунув ее в конверт, поставила на полку. — Вот так. И вовсе не потому, что вы меня напугали. Просто потому, что эта пластинка сыграла свою роль.

— Какую же?

— Наладить контакт. Наладить контакт с влиятельным человеком. Может быть, это вы?

— Может быть.

— У меня есть рекомендательное письмо.

— Какое рекомендательное письмо? И от кого?

— Из Аргентины. Из Общества национальной безопасности — из ОНБ Аргентины. Подписанное...

Я мгновенно извлек из глубины памяти все, что когда-либо читал о неофашистском движении в Аргентине. Я сделал нетерпеливый жест, прервав ее на полуслове.

— Аргентина наводнена горячими и безответственными юнцами, готовыми размахивать флагом со свастикой на каждом углу. “Такуара”, “Национальная гвардия — как-там-ее” и теперь вот ваше ОНБ. Кое-кто из этих идиотов, полагаю, даже способен подписывать бумаги. Любые. Во всяком случае, ваше рекомендательное письмо может оказаться простой подделкой. И кому вы должны были предъявить это так называемое рекомендательное письмо, мисс Смит?

— Прежде всего человеку, которого уже нет в живых. Человеку, который должен был прийти сюда и представить меня своему начальнику. Своему и, надеюсь, вашему.

— Ах вот как! — укоризненно произнес я. — Значит, вы должны просто перейти на ту сторону улицы и встретиться там с этим человеком?

Она покачала головой.

— Нет. Вовсе нет. Это должно быть довольно трудное путешествие к югу, в одно секретное место на мексиканской территории. Меня предупредили, чтобы я захватила с собой прочные башмаки, широкополую шляпу и солнечные очки. Прочее необходимое снаряжение должен был доставить связник. Местом встречи был дом мистера Хеда.

Я некоторое время молча смотрел на нее. Я решил рискнуть и строго потребовал:

— А ну-ка назовите настоящее имя. Если вам так много известно, назовите-ка мне настоящее имя Эрнеста Хеда.

— Когда-то он был Шварцкопфом. Эрнетом Шварцкопфом. А его жену тогда же звали Герда Ландвер.

— Что ж, вы с успехом справились с домашним заданием, — похвалил я ее. — Но ведь такое под силу и самозванцу.

Она обиженно насупилась.

— Я не самозванка, мистер Эванс. Позвольте, я покажу вам...

— Меня не интересует ваше рекомендательное письмо. Я не сомневаюсь, что оно у вас имеется, иначе бы вы не стали уверять меня в его существовании. Но ведь я не собираюсь ехать в Аргентину, чтобы проверить его подлинность. А если я захочу позвонить, мне придется просить вас назвать номер. Но я уверен, что вы могли все подстроить таким образом, чтобы по телефону я получил нужный ответ. А почему вы не продемонстрировали свои письма в соседнем доме?

— Когда я им позвонила, меня попросили держаться подальше. Мне сказали, что дело на грани провала. В прошлый приезд связника за ним установили слежку. И ему пришлось бежать за границу. Но его поймали, и он покончил с собой. Тогда еще не было ясно, кто в местной сети “засыпался”. Все затаились. Мое появление лишь осложняло ситуацию. Я здесь оказалась никому не нужна. Меня попросили убраться.

— А вместо этого вы купили этот дом и начали слушать “Хорста Весселя” при открытых окнах.