Непредвиденная опасность - Амблер Эрик (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
Сон не всегда действует так уж благотворно. Да, он приносит отдохновение нервам и укрепляет тело; но после него пробуждается способность трезво оценивать события, случившиеся накануне. Реакция Кентона на методы, предложенные «полковником Робинсоном» и его подручными с целью получить снимки Захса, была чисто эмоциональной. Теперь же, проспав почти двенадцать часов, он сам себе удивлялся. Стоило ли ему так возмущаться? Если им так нужны эти снимки, будь они трижды прокляты, пусть забирают! Приступ героизма привел лишь к тому, что у него разбита губа и вся физиономия в синяках. Ну и вляпался же он в историю! Самое лучшее — это отдать им фотографии и поскорее вернуться в Берлин.
Кентон сидел на полу, привалившись спиной к стене, и обдумывал свое положение.
Его страшно мучила жажда. Он хотел пить, пить! Лучше всего — простой воды, но и любая другая жидкость сойдет. Голод мучил не слишком, видимо, просто заглушался жаждой. Ведь последний раз он ел в поезде — колбаски с чесноком, которыми угостил его Захс. Казалось, с тех пор прошла целая вечность. Захс убит, тело его так и осталось в отеле «Джозеф». Нет, должно быть, полиция к этому времени уже забрала его оттуда. Трудно объективно оценить события последних суток. Вот уж угораздило его впутаться в совершенно непонятную историю! Кто такой этот Захс, или Борованский? Русское имя подходит ему больше, оно лучше сочетается с акцентом. Он работал против своего правительства — это если «полковник» говорил правду, что довольно сомнительно. Да, и еще один вопрос: кто они такие, эти «доверенные люди» полковника в Лондоне? Кто они, и какими делишками занимается с ними полковник? Кентону казалось, что он знает ответ на первую часть вопроса, ответ на вторую напрашивался автоматически. Доверенные лица в Лондоне, способные повлиять на владельцев крупных газет. Невольно возникало подозрение, что эти люди из «большого бизнеса».
Кентон уже давно обнаружил: человеку, достаточно долго занимающемуся внешней политикой, не сложно понять, что политические идеологии имеют очень мало общего с приливами и отливами в международных отношениях. Судьбы народов решались представителями крупного бизнеса, а вовсе не стараниями руководителей государств и чиновничьего аппарата. Министерства иностранных дел, может, и декларировали политику своих правительств. Но только люди из «большого бизнеса» — банкиры и их подчиненные, производители оружия, нефтяные компании, крупные промышленники — определяли, какой именно должна быть эта политика. «Большой бизнес» задавал вопросы, как хотел и когда хотел. «Большой бизнес» сам же и отвечал на них. Рим мог объявить, что симпатизирует реставрации Габсбургов; Франция могла ему возразить. А через несколько месяцев ситуация становилась прямо противоположной. Ибо у этих немногих членов общества, наделенных долгой памятью и еще не уставших от всего этого фарса, всегда имелось множество хитроумнейших объяснений на любую тему — множество объяснений, но ни одного правильного. Чтобы убедиться в этом, стоило проследить за банковскими трансакциями в Лондоне, Париже и Нью-Йорке, взглянуть на них глазами опытного аудитора, рассудительного экономиста, проявить красноречие прокурора и терпение Иова. И только тогда можно понять, чем вызван рост банковского рейтинга Венгрии, накопление золотых запасов Амстердама или же ограничение кредитования на Среднем Западе в Соединенных Штатах. Если пробраться через туман терминов, ставших предметом чуть ли не суеверного поклонения, с помощью которых международный бизнес ограждает свои операции от посторонних глаз, можно было открыть для себя неприглядную правду. Но на это ушло бы столько времени, что в процессе поиска правды был риск умереть от старости. Человек из «большого бизнеса» являлся единственным игроком в международной политике. Он был тем игроком, который устанавливает все правила.
Кентон нашел в кармане сигарету, закурил. Похоже, что в данном случае «большой бизнес» интересует Бессарабия или Румыния. Он сильно затянулся, и в темноте замерцал золотистым огоньком кончик сигареты. Кентон задумчиво рассматривал его. Совсем недавно он слышал что-то такое о Румынии. Ах ну да, конечно! Та история с восстановлением концессии. Редакция или типография газеты, напечатавшей статью против, была разгромлена. Да, похоже, многого из этого не вытянешь, хотя… как знать! В том-то и проблема. Один этап игры прошел в приватной обстановке залов для советов директоров и на охотничьих вечеринках во время уик-эндов; другой, с участием таких персонажей, как Захс, — в поездах, дешевых отелях, на окраинах больших городов — словом, в довольно мрачных местах, вдали от оживленных путей-дорог, посвященных розовощекой богине туризма. Кто-то проронил словечко где-нибудь в офисе в Бирмингеме или на борту яхты, пришвартованной недалеко от Канн, — и вот через несколько недель в одной из типографий Бухареста взрывается бомба Миллза. [22] Один сказал, а другой выдернул чеку из гранаты. Эти события — лишь первое и последнее звенья в цепи, покрытой туманом тайны. И в этом тумане тихо действуют «полковники Робинсоны» и им подобные. Да, он должен отдать эти фотографии. До сей поры он пребывал в роли стороннего наблюдателя, пусть так будет и дальше.
Кентон загасил сигарету о пол и поднялся на ноги. И почти тотчас же услышал звук приближающихся шагов, затем — щелканье ключа в замке.
Сердце зачастило, он стоял у окна и ждал. Дверь отворилась, луч света от фонарика прорезал тьму, заметался по камере, потом ударил ему прямо в глаза.
— Ну что, старина, — раздался голос капитана Майлера, — готов проявить благоразумие, или мне сперва разделать тебя под орех?
Секунд пять Кентон молчал. За эти пять секунд успело испариться все благоразумие, призывающее отдать этим типам то, что они хотят, и жить спокойно. И случилось это благодаря двум вещам: голосу капитана Майлера и его словам. За эти пять секунд в Кентоне вновь проснулись гнев, упрямство, отвращение и отрицание, которые до сих пор он так успешно пытался подавить. И еще на этот раз на руку ему сыграли тело — вполне выспавшееся и отдохнувшее, и разум — боль в голове уже не была столь невыносимой.
— Можешь делать все, что хочешь, — произнес он наконец. — Но если вообразил, что получится заставить меня поступить против моей воли, то ошибаешься.
— Не дури, старина, — спокойно заметил капитан Майлер. — Сам не понимаешь, о чем говоришь. Один ниггер в Штатах тоже как-то раз больно много о себе возомнил, а эти ниггеры — парни крепкие. Но ко времени, когда я его как следует отделал, придурок был готов перепрыгнуть через луну или прирезать родных мамашу с папашей, если бы я приказал.
— Я сирота.
Капитан одобрительно хмыкнул.
— Я бы на твоем месте не хамил, старина. Не поможет. Только еще хуже будет. Потому как шефу теперь на тебя плевать и он дал мне полную свободу действий. Сказать по правде, мне тоже на тебя плевать, старина. И если ты собираешься держать и дальше пасть на замке, так, по мне, даже лучше. Хоть позабавлюсь от души!
Кентон промолчал.
Луч фонаря заметался по комнате.
— Vorwärts! — крикнул капитан.
Из темноты коридора выскочили двое мужчин и схватили Кентона за руки. Он попытался вырваться, но получил такой удар по лодыжке, что от боли перехватило дыхание. И его, точно мешок, выволокли из комнаты и потащили вниз.
Оказавшись в холле, Майлер зашел в кабинет к полковнику. Секунду спустя вышел и дал знак мужчинам, удерживающим Кентона.
— Шеф хочет видеть тебя, старина, — сказал он. — На твоем месте я был бы паинькой. Он, знаешь ли, не очень-то тобой доволен.
— Я тоже от него далеко не в восторге, — парировал Кентон.
Ему показалось, что Майлер вот-вот его ударит. Но тот лишь криво усмехнулся.
— Скоро мы с тобой побеседуем по душам, старина, — сказал он.
И кивком приказал помощникам заводить Кентона.
Полковник стоял перед камином; одетый в твидовый костюм, в мягком янтарном свете настольной лампы он выглядел образцом респектабельности. С минуту или две полковник молча смотрел на Кентона. А затем…
