Партитура преступления - Земский Крыстин (книги полные версии бесплатно без регистрации txt) 📗
Выяснить все эти вопросы было заданием Видзского. Убийцей может быть только Станиш. У него были и мотивы, и возможность, — продолжал он, приводя факт за фактом.
— Слово предоставляется майору Бежану.
— Покора упрощает ситуацию. В расследовании много пробелов, — сказал Бежан. — Взять хотя бы события в Верхославицах. Трудно с уверенностью предполагать, что только Вольский говорит правду, и обвинять таким образом директора и его заместителя во лжи. Мы слишком мало знаем Вольского, чтобы верить ему на слово. У него тоже есть мотивы: хотя бы месть Гонтарскому, который пришел на его место. Далее. Если предположить, что целью действий преступника было уничтожение модели и что Язвиньский с агентом сотрудничает, как пытается доказать Покора, — зачем же тогда Язвиньский буквально в последний момент приказал переместить установку во второй цех?
Далее. Станиш. — Бежан повысил голос. — Улики против него. Но это всего лишь улики, часть которых весьма сомнительна. Словесный портрет «родственника»? Он подходит по крайней мере десяти тысячам граждан Польши. Пальто? У мелкого воришки, которого задержала вроцлавская милиция, было такое же. Заключенный Зомбек, которому показали фотографию Станиша, утверждает, что по фигуре он похож на человека из Вены. Но об идентификации не может быть и речи. Зомбек видел его лишь издалека. Станиша не было ни на работе, ни дома двадцать седьмого сентября? Дорожное происшествие? Снова то же самое. Это могут быть улики против него, но нельзя исключать и случайное стечение обстоятельств. То же самое можно сказать и о его пребывании в Вене...
— Слишком много случайностей, — прервал его Зентара. — Смерть Видзского — это, по-твоему, тоже случайность?
Бежан покачал головой.
— Видзского убили. Но Видзский перед смертью успел нацарапать на стене буквы «С», «у», «З» и «ке» или «ко». Думаю, он хотел, чтобы искали среди тех, кто ездил в командировку. Если я правильно понял эту надпись, это исключает Станиша, который не находился в командировке. Смерть Видзского тоже слишком уж связана со Станишем. Нам на него просто пальцем показывают.
— Ты их защищаешь! — не выдержал Покора.
— Это обвинение? — с трудом сдержался Бежан.
— Успокойтесь. — Зентара нахмурился. — Ситуация очень серьезная, а вы тут будете ругаться. Слушай, Юрек, — он обратился к Бежану, — если бы мы знали канал связи, я бы арестовал всю эту троицу. Каковы твои выводы?
— Мы не имеем права, естественно, ни на минуту спускать с них глаз. Но я не вижу необходимости в других мерах. Следует наблюдать и за Вольским. Мы должны найти канал связи.
— Капитан Покора, ваши выводы?
— Немедленно задержать подозреваемых. Следует лишить их возможности действовать. Связь с центром наверняка идет по линии Язвиньский — Вернер. Когда мы возьмем их — все скажут!
— Похоже, Покора прав, — вслух размышлял Зентара. — Положить конец их деятельности — вот самое главное.
— Дайте мне десять дней, — сказал Бежан, — дайте людей и разрешите действовать на свой страх и риск. Я доведу это дело до конца. А если не сумею — подам в отставку.
Зентара надолго задумался.
— Хорошо, — наконец решил он. — Даю тебе десять дней и ни минуты больше. А отставка — это, конечно, глупость, — он пожал плечами. — Даже говорить об этом не хочу. Действуй.
Когда совещание уже кончилось, он задержал выходящего из кабинета Бежана.
— И что ты так уперся?
— Что-то мне тут не нравится. Слишком много шума. Разведчики работают тихо. Или же у них совсем не та цель. Что-то мне тут не нравится, — повторил он. — Эти улики и доказательства, которые сами собой появляются каждый день, слишком уж направленная информация — как будто кто-то хочет убедить нас, что мы на правильном пути. В подозрениях, которые падают на Станиша, Гонтарского и Язвиньского, слишком много «логических» улик и слишком мало психологической правды, — добавил он, закрывая за собой дверь.
ГЛАВА 19
Бежан ехал в Верхославицы в подавленном настроении. Десять дней. «Не переоценил ли я свои силы? — размышлял он. — Что за дьявольская головоломка! Все сходится, и ничего не сходится, как будто кто-то вместо нужных аргументов подсунул фальшивые. Факты, улики, данные — все указывает на тех троих. Но если присмотреться к подозреваемым поближе — ни одно из обвинений не соответствует характерам и убеждениям. Официальные характеристики? Они так часто подводят». Он подумал о Гонтарском. Было совершенно ясно, почему так плохо по отношению к нему настроены Гулинский и Вольский. Он сместил их с постов, выставил из Центра. Теперь они пытаются хоть как-то ему отомстить. А руководство Управления, с которым они в дружбе, приняло их оценки за свои, тем более, что Гонтарский восстановил против себя начальство, критикуя его работу. Но и к хвалебным гимнам Станиша тоже нельзя относиться всерьез. Он в дружеских отношениях с директором и его заместителем, сам предложил их кандидатуры. Их поражение — это и его поражение.
Военные специалисты прекрасно отзывались о результатах работы нового руководства Центра. Их оценка — это действительно оценка труда. Ежедневной, тяжелой работы. А сотрудники... Как это они говорили о Гонтарском? «Требовательный, гоняет до седьмого пота, но и заботится о людях. Помогает». Язвиньского бригада ценит как хорошего специалиста. Его любят за непосредственность, скромность, почти дружеские отношения с рабочими.
Казалось, в Управлении должны были бы высоко ценить Гонтарского и Язвиньского. Однако из рапортов Видзского следовало, что кадровики и некоторые другие сотрудники отзывались о всех троих — Гонтарском, Станише и Язвиньском, как о людях весьма ненадежных. Мнение это подтвердили и материалы, собранные Покорой. Почему? Было ли здесь чье-то скрытое влияние или какие-то неизвестные до сих пор факты и основанное на них мнение? А может, зависть, которую так часто вызывают чужие успехи? Надо было серьезно поинтересоваться причинами и источником этих разговоров, распространившихся в Управлении, отметил он для себя. Похоже, это может стать важной ниточкой. Выяснение первичных источников и мотивов могло объяснить многое, очень многое. Бежан знал механизм возникновения сплетен, хороших и плохих характеристик, в которые очень часто совершенно искренне верило начальство, уверенное, что это и есть их собственные наблюдения и взгляды, не понимающее, что как раз эти-то мнения им были ловко подсунуты кем-то. Кем-то, заинтересованным в вознесении одного и смещении другого.
Занятый этими размышлениями, он не заметил, как доехал до Центра.
Гонтарский и Язвиньский ждали его с нетерпением. То, что он обещал объяснить причины и ход происшедших событий, наэлектризовало их. Но Бежан оттягивал начало разговора, ждал Вольского. Вся троица была необходима для проведения эксперимента, идея которого появилась у него вчера. Именно с этой целью он попросил Станиша под любым предлогом в условленное время послать Вольского в Центр. Бежан то и дело поглядывал на часы, а Вольского все не было. Когда наконец Вольский с портфелем под мышкой вошел в кабинет, майор вздохнул с облегчением. Теперь можно было начинать.
— Я обещал вам поделиться информацией о ходе расследования обстоятельств, связанных со взрывом на территории Центра, — медленно начал он. — Так вот, мы уже знаем, каким образом преступник пронес в первый цех смертоносный груз, — он замолчал, внимательно следя за их реакцией.
Гонтарский и Язвиньский смотрели на него с интересом. Вольский слегка побледнел.
— Как же это произошло? — не выдержал Язвиньский. — Каким чудом? Как он прошел?
— Как прошел? — повторил Бежан, вставая с места. — А вот так, — и показал на окно.
— Через окно моего кабинета? — изумился Гонтарский. — Когда?
Бежан снова обвел взглядом своих собеседников. Язвиньский сидел напряженно, будто прирос к креслу. Вольский опустил голову, только судорожно стиснутые на подлокотниках руки говорили о том напряжении, с которым он слушал Бежана.
