Под конвоем лжи - Силва Дэниел (книги бесплатно читать без TXT) 📗

Стоя перед картой, Роммель широко раскрыл циркуль.

— Это радиус действия «Спитфайров» и «Мустангов» — истребителей противника. Они базируются на нескольких крупных аэродромах на юге Англии. — Он по очереди поставил иголку циркуля в точки, обозначавшие положение авиабаз, и провел на карте несколько дуг. — Как вы можете видеть, мой фюрер, и Нормандия, и Кале отлично попадают в зону эффективного действия вражеских истребителей. Поэтому мы должны рассматривать обе области как возможные объекты атаки.

Гитлер кивнул; ему понравилась аргументация Роммеля.

— Займите на мгновение позицию врага, герр генерал-фельдмаршал. Где вы нанесли бы удар, если бы пытались вторгнуться во Францию из Англии?

Роммель наморщил лоб, изображая напряженную работу мысли.

— Я должен признаться, мой фюрер, что все признаки указывают на подготовку вторжения в Па-де-Кале. Но я не могу избавиться от мысли, что враг не станет предпринимать попытки лобового нападения на нашу самую сильную группировку. Я также научен опытом действий в Африке. Перед сражением при Аламейне британцы провели большую кампанию дезинформации. Они поступят точно так же перед тем, как вторгнуться во Францию.

— А как обстоят дела с Западным валом, герр генерал-фельдмаршал? Как идет работа?

— Дел еще много, мой фюрер. Но мы работаем быстро.

— Вы успеете закончить работы до весны?

— Я уверен в этом. Но береговые укрепления сами по себе не смогут остановить врага. Нам необходимо должным образом расположить наши танковые силы. А для этого, смею утверждать, мы должны иметь представление о том, где они планируют нанести удар. Ничего, кроме этого, не имеет никакого значения. Если врагу удастся его замысел, мы можем проиграть войну.

— Ерунда, — возразил Генрих Гиммлер. — Поскольку мы имеем своим предводителем фюрера, окончательная победа Германии не вызывает сомнений. Берега Франции станут кладбищем для англичан и американцев.

— Нет, — сказал Гитлер, помахав рукой, — Роммель прав. Если враг сумеет создать береговой плацдарм, война будет проиграна. Но если мы разгромим вторжение еще до того, как его начнут, — Гитлер откинул голову назад, его глаза сверкали, — для подготовки следующей попытки потребуются многие месяцы. Враг больше не пойдет на такой риск. Рузвельт никогда не будет переизбран. Он даже может закончить свои дни в какой-нибудь тюрьме! Боевой дух британцев рухнет в одночасье. Черчилль, этот больной жирный старик, утратит всякий авторитет! После того как парализованные американцы и британцы забьются в норы и примутся зализывать свои раны, мы сможем забрать солдат и технику с запада и перебросить их на восток. Сталину останется только положиться на наше милосердие. Он приползет просить о мире. В этом я нисколько не сомневаюсь.

Гитлер сделал продолжительную ораторскую паузу.

— Но, чтобы остановить врага, мы должны знать, где состоится вторжение, — сказал он. — Мои генералы думают, что это будет Кале. Я сохраняю скептицизм. — Он резко обернулся и впился взглядом в Канариса. — Герр адмирал, я хочу, чтобы вы разрешили этот спор.

— Не исключено, что это окажется невозможным, — осторожно подбирая слова, ответил Канарис.

— Разве военная разведка — это не задача абвера?

— Конечно, мой фюрер.

— У вас в Великобритании есть успешно действующие агенты. Доказательством тому служит донесение о прибытии генерала Эйзенхауэра в Лондон.

— Несомненно, мой фюрер.

— В таком случае, я предлагаю вам как следует потрудиться, герр адмирал. Я хочу иметь доказательства намерений врага. Я хочу, чтобы вы раскрыли для меня тайну вторжения и сделали это быстро. Позвольте мне заверить вас, что вы располагаете очень ограниченным запасом времени.

Гитлер бледнел прямо на глазах; можно было подумать, что он внезапно изнемог.

— А теперь, если, конечно, у вас, господа, нет для меня других плохих новостей, я хотел бы поспать несколько часов. У меня была очень трудная ночь.

Все поднялись с мест, провожая взглядами поднимавшегося по лестнице Гитлера.

Северная Испания, август 1936

Он стоит перед двустворчатой дверью, распахнутой в теплую ночь, держа в руке запотевшую бутылку холодного белого вина. Он наливает себе еще один стакан, не предлагая вина ей. Она лежит на кровати, курит и слушает его голос. Слушает, как теплый ветер шелестит листьями деревьев около веранды. Над долиной сверкает беззвучная зарница. Его долиной, как он всегда ее называет. Моя гребаная долина. И пусть только эти задрипанные лоялисты [6]  попробуют отобрать ее у меня. Я отрезку их трипперные яйца и скормлю их собакам.

— Кто научил тебя так ловко стрелять? — требовательно спрашивает он. Утром они ходили охотиться в луга, и она добыла четырех фазанов против его одного.

— Мой отец.

— Ты стреляешь лучше, чем я.

— Я и сама это заметила.

Очередная зарница освещает комнату, и она может в течение нескольких секунд отчетливо видеть Эмилио. Он на тридцать лет старше, чем она, но все же она находит его красивым. У него темно-русые волосы, а лицо от солнца приобрело цвет потертой седельной кожи. Его длинный и острый нос похож: на лезвие топора. Она хочет чувствовать поцелуи его губ, но он все время берет ее очень быстро и грубо, а Эмилио всегда получает то, что он, мать твою, хочет, любимая.

— Ты очень хорошо говоришь по-английски, — сообщает он ей таким тоном, как будто уверен, что она слышит это в первый раз. — Совершенно без акцента. Я никогда не мог избавиться от моего, как ни старался.

— Моя мать была англичанкой.

— Где она теперь?

— Она уже давным-давно умерла.

— Ты говоришь также и по-французски?

— Да, — отвечает она.

— И по-итальянски?

— Да, я говорю по-итальянски.

— Но испанским ты владеешь не очень хорошо.

— Достаточно хорошо, — говорит она.

Разговаривая с нею, он мнет пальцами свой член. Он любит его точно так же, как любит свои деньги и землю. Он говорит о нем так же, как и об одной из своих лучших лошадей. В кровати он с ними, словно третий человек.