Господин Никто - Райнов Богомил Николаев (книги TXT) 📗
— Не смейте отворять! — предупреждает Кралев.
И тут же слышится мягкий голос шефа:
— Тони, открой!
В ванную заглядывает человек в штатском, у него за спиной три жандарма в черной форме, вооруженные автоматами.
Штатский пристально изучает обстановку, потом действующих лиц, несколько дольше останавливает взгляд на мне и, обращаясь к Ворону и Ужу, приказывает властным жестом:
— А ну, марш отсюда!
И вот Центр снова в полном составе в моей «студии», на сей раз в присутствии четырех представителей местной власти.
— Документы! — коротко требует штатский.
Все покорно достают свои бумаги, за исключением меня, так как я все еще в наручниках — Ворон только платок успел вынуть у меня изо рта. Штатский, переходя от одного к другому, просматривает документы и небрежным жестом возвращает их по принадлежности.
— Кто главарь банды?
— Мы не бандиты, — без пафоса возражает Димов.
— А, значит, вы главарь! — кивает штатский. — Не будете ли так любезны объяснить, что это за экзекуцию вы тут затеяли?
— Какую экзекуцию? — удивленно разевает рот Димов, а у меня мелькает надежда: может, вывалится наконец его конфета.
— Видите ли, господин, я не запомнил вашего имени, мы не из церковного хора, а из полиции. Человек с кляпом во рту и в наручниках, полная ванна воды, пластмассовый мешок плюс эта парочка с рожами и ухватками наемных убийц — этого для нас предостаточно, чтоб задержать вашу компанию и начать следствие в связи с попыткой совершить убийство. Ежели у вас хватит изобретательности измыслить другое объяснение всей этой пантомимы, извольте выплюнуть его!
— Это просто шутка, — кротко объясняет Димов, тупо глядя на инспектора своими сонными глазами.
Штатский вопросительно смотрит на меня. Я не говорю ни «да», ни «нет». Пускай малость попотеют эти удальцы. Надо хоть чем-нибудь им отплатить.
— Говорите же, я жду! — поторапливает инспектор.
— Нельзя ли сперва освободить мне руки?
— Кто запирал наручники? — спрашивает инспектор, окидывая взглядом весь синедрион.
Уж угодливо протягивает ключ штатскому, и тот собственноручно освобождает меня.
— Ну?
Я медленно оглядываю публику и с удовольствием констатирую, что все следят за мной с предельным напряжением — вот-вот глаза вылезут из орбит, потом оборачиваюсь к инспектору:
— Это и впрямь была шутка. Хотя довольно глупая.
— Так и быть! — пожимает он плечами. — В таком случае наше появление здесь тоже может сойти за шутку. Но предупреждаю вас, господа: если вы попытаетесь повторить подобного рода шутку, мы повторим свою в такой форме, что от вашего Центра не останется и следа. И не воображайте, что кто-то сможет за вас заступиться. Вы во Франции и обязаны подчиняться французским законам. Больше предупреждать не будем!
Штатский делает знак жандармам и вместе с ними покидает «студию», не взглянув на нас.
— Извини меня, Кралев, за прямоту, но ты все же скотина! — мягко говорит Димов, вставая на ноги.
На меня эти слова действуют как бальзам, хотя мне пока не ясно, за что именно Кралев удостоен такого комплимента.
4
С нависшего неба падают длинные струи проливного серо-зеленоватого дождя. Мы ютимся под навесом буфета в городском парке; с трех сторон дождь льет такой густой и обильный, что мне кажется, будто мы ограждены какими-то блестящими полупрозрачными завесами.
Уже два понедельника подряд я прихожу на это условленное место, заказываю неизменный кофе и достаю зеленые «житан», но человек с заурядным лицом, которого я про себя называю банальным именем «мсье Пьер», не приходит, чтобы произнести свое: «Разрешите?» — и тоже достать сигареты. А сегодня вот появляется другой, садится, ни о чем не спрашивая, и вместо зеленых «житан» достает измятую пачку «галуаз».
Мы сидим, огражденные завесой ливня, и военная физиономия мсье Леконта столь мрачна, что я предпочитаю смотреть на мутные потоки дождя.
— Кто-нибудь шел за вами следом?
— Какой-то тип, чье лицо я вроде бы смутно припоминаю. Должно быть, из эмигрантов. Оторвался от него на площади Республики.
— Вы уверены, что он был один?
— Вполне.
— Впрочем, это уже не имеет особого значения, — безучастно заявляет мсье Леконт. — Мы считаем вашу миссию законченной, и пришел я на свидание лишь с целью сказать вам об этом.
— Меня упрекать не в чем, — оправдываюсь я. — Сделал что мог.
— Не спорю, — сухо отвечает мсье Леконт. — Все дело в том, что вы уже вышли из игры. Мы не дали ликвидировать вас, но вы теперь вне игры.
— Я продолжаю работать в Центре…
— Да, но они терпят вас только потому, что не хотят иметь дела с нашей полицией. Отныне не вы за ними будете следить, а они за вами. Вы амортизированы, если вам понятен смысл этого слова.
Очень даже понятен. Я понимаю и то, что, не будь проливного дождя, мсье Леконт, наверное, ушел бы с этими словами, оставив меня одного. Для него я уже не существую. Бракованная деталь механизма, снятая и выброшенная в железный лом. Завтра меня выбросят и из Центра, лишь только пронюхают, что французские органы мною больше не интересуются. Иди вешайся. Или ворочай мешки с картофелем на овощных рынках.
— У меня есть дельное соображение, — бросаю я наудачу. — Хочу предложить радикальное решение задачи.
Разумеется, самое радикальное решение — закрыть Центр, однако я уверен, что это не понравится не только американцам, но и французам. Эмигрантский Центр всегда может пригодиться.
— Что ж, говорите, — бормочет мсье Леконт.
Ему явно наплевать на мои соображения, но раз дождь не утихает, почему бы не выслушать меня?
— Вы совершенно правы, что я больше не в состоянии выполнять задачи, подобные тем, какие выполнял до сих пор. Но мне трудно согласиться с тем, что я уже вне игры, пока в моих руках есть такой козырь, как Младенов.
— Если вам мнится, что ваш Младенов может сойти за какой-то козырь… — кисло усмехается мсье Леконт.
— Послушайте, мсье Леконт, я вовсе не претендую на то, чтоб знать больше, чем полагается знать пешке вроде меня, но не считаете ли вы, что для вас было бы гораздо удобней самому руководить Центром вместо того, чтоб с такими трудностями следить за происходящим там?
— Каким это образом? — резко спрашивает француз.
— А вот каким: отстранить Димова и Кралева, а во главе Центра поставить кого-нибудь вроде Младенова, который будет действовать по моей, то есть по вашей, указке.
— Мерси за совет, — снова криво усмехается мсье Леконт. — Если бы могли запросто распоряжаться Центром, то будьте уверены, не стали бы прибегать к вашим услугам. У нас есть ряд соображений — излагать их перед вами нет надобности, — в силу которых наше прямое вмешательство исключается. Если в тот вечер наши люди маленько поприжали банду, чтоб выручить вас, то это чистейший блеф, осторожное предупреждение, чтоб они не слишком усердствовали…
Леконт умолкает, так как из павильона вышел кельнер, желая, очевидно, напомнить своим присутствием, что занимать зря столики в заведении неприлично. В эту пору и в такой дождь на террасе мы единственные клиенты.
— Что возьмете? — спрашивает мой собеседник.
— То же, что и вы. Так по крайней мере будет больше уверенности, что вы не закажете для меня отраву.
— Два кофе и два перно, — говорит Леконт кельнеру.
И, выждав пока тот исчезнет, продолжает:
— Ни заказывать, ни рекомендовать вам отраву я не собираюсь. Просто перемените профессию и радуйтесь тому, что спасли свою шкуру. Это все же что-нибудь да значит.
— Простите, — говорю я, — но мы, видимо, не поняли друг друга. Когда я упомянул о том, что Димов и Кралев должны быть устранены, я, в сущности, имел в виду, что они самоустранятся.
— То есть?
— Я уже две недели ломаю голову над этим вопросом и, как мне кажется, нащупал правильное решение. В соответствии с созревшим у меня планом в Центре должна разгореться такая междоусобица, что и Димов, и Кралев, да и все прочие, если хотите, сами устранят друг друга, после чего мы с Младеновым сможем взять руководство на себя. Вам ничего делать не придется, понимаете? Они сами устранятся, убрав друг друга.
