Щит и меч. Книга первая - Кожевников Вадим Михайлович (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
Клавдия Зеленко увлекалась украинской стариной и даже опубликовала в этнографическом журнале какой-то труд по этому вопросу. Потом, когда мужа перевели в Брянск, она начала увлекаться и русской стариной.
В тот период, когда из стахановцев, прославивших себя трудовыми рекордами, стали готовить командиров производства, Клавдия Зеленко преподавала этим уважаемым взрослым людям немецкий язык.
Это дало ей возможность приобрести связи с теми из них, кто стал потом руководить крупными предприятиями.
Будучи человеком трудолюбивым, она переводила немецкую техническую литературу на русский язык и хорошо зарабатывала. А затем стала переводить с русского языка на немецкий те труды советских металлургов и угольшиков, которые интересовали немецких издателей.
Несколько раз Федор Зеленко ездил в командировки в Германию.
Там, узнав, что он немец, к нему проявили особый интерес, пытались завербовать. Выслушав все предложения и посулы, тщательно все взвесив, Зеленко-Ауфбаум уклонился от этих предложений: его положение в Советской стране, прочное солидное и перспективное, прельшало его больше, чем роль германского агента.
Вернувшись домой, он счел выгодным для себя сообщить об этих предложениях ГПУ, а также своей супруге. Данная им информация еще более упрочила доверие к нему. Что же касается супруги, то тут реакция была несколько неожиданной.
Клава-Клара, будучи женщиной пылкой, с сильно развитым вооображение, не только увидела в этом некую романтику, но и вспылала страстной тоской по земле своих предков. И вопреки воле мужа связалась с одним работником издательства, где она сотрудничала, оказавшимся немецким агентом.
Воображая себя новой Мата Хари, вдохновленная своей новой деятельностью, Клава-Клара даже похорошела, похудев от хлопотных переживаний и восстановив тем самым девическую статность фигуры.
Но тут — и притом с самой неожиданной стороны — на семейство Зеленко-Ауфбаум обрушился удар.
У них был пятнадцателетний сын, комсомолец.
Образ Павки Корчагина служил ему идеалом. Он бросил школу и, вопреки родительской воле, вступил в молодежную бригаду на одной их шахт, находившихся в состоянии прорыва.
Работали яростно, самоотверженно, но, несмотря на все, жили впроголодь, так как, не имея опыта, да и физических силенок, не могли выполнять нормы.
Это была молодежная бригада-коммуна из тех, что, как известно, впоследствии были расформированы, ибо хотя в них существовал дух равенства и братства во всем, но стояли они на порочном пути уравниловки.
И вот однажды, приехав домой, чтобы вымыться и за один день отъесться за все дни недоедания, сын услышал, как ночью шепотом его отец категорически требовал от матери, чтобы она прекратила свои сношения с немецким агентом.
Сын ворвался в спальню родителей и спросил с ужасом:
— Это правда?!
Клава-Клара после всех слов, сказанных ей мужем и сыном, крикнула с отчаянием:
— Можете доносить на меня!
— Ну что ж, я так и сделаю, — сказал сын. И, вырвавшись от отца, который пытался удержать его, ушел из дома.
А наутро Федор зеленко, войдя в граж, где стояла собственная «эмка» — премия за выполнение на сто четырнадцать процентов годового плана предприятием, которым он руководил, — обнаружил, что сын повесился.
У Федора Зеленко не оказалось душевных сил после этого несчастья поступить так, как собирался поступить его сын, тем более что потрясенную случившимся Клаву-Клару в невменяемом состоянии пришлось отвезти в психиатрическую лечебницу.
В 1937 году арестовали не Клаву-Клару, а ее супруга.
Прервав после смерти сына и выхода из психиатрической больницы связи с немецким агентом, она, уже побуждаемая яростным стремление отомстить за мужа, попыталась их снова восстановить, но немецкий агент отклонил ее услуги по двум мотивам. Во-первых, потому что теперь, являясь женой репрессированного, она могла оказаться под наблюдением. А во-вторых, он не пожелал простить ей прежнего отказа от работы по таким незаслуживающим оправдания мотивам, как самоубийство сына.
Благодарная память о ней известного стахановца, ее бывшего ученика, ставшего одним из крупных командиров промышленности, помогла Клаве-Кларе избежать судьбы, которая постигла в то время большинство других жен репрессированных.
Она получила должность, преподавателя в десятилетке, а затем даже стала ее директором.
Когда немецкая армия оккупировала город, где жила КлаваКлара, ее забрали в лагерь. Продержали несколько месяцев и после всесторонней проверки зачислили переводчицей в формирование РОА, а потом, учитывая ее энергичную деятельность и немецкое происхождение, дали не без участия гестапо, капитанский чин и пост начальницы женской разведывательной школы.
Эта школа, раположенная, как и Варшавская, в дачной местности, готовила разведчиц-радисток. Обучение продолжалось шесть месяцев.
Затем кусанток отвозили в центральную школу, в течение одного месяца они проходили подготовку совместно с мужчинами — каждая со своим напарником.
Командование «штаба Вали» полагало целесообразным использовать в качестве радистов женшин, а не мужчин. Ибо мужчина призывного возраста, долго живущий на одном месте, скорее навлечет на себя подозрение, чем женщина, которая может выдавать себя за беженку из оккупированных немцами областей или за эвакуированную и даже вызывать этим сочувствие к себе местноного населения.
Контингент курсанток вербовался из лагерей и тюрем, где сотрудники СС и гестапо подвергали их подготовительным испытаниям. После этого, отобрав соответствующую подписку, их обычно привозили в школу в самом плачевном состоянии, и начальнику охраны, доставлявшей будущих курсанток, приходилось каждый раз заверять капитана Клару Ауфбаум: компетентная медицинская экспертиза дала справку, что доставленная (или доставленные) не имеет тяжелых повреждений жизненно важных внутренних органов и обязательно выживет.
Абвергруппы, полиция, немецкие комендатуры, действующие в оккупированных районах, также оказывали содействие школе, поставляя кадры, уже проверенные у них на работе.
